Эльфийские огни

Кинарис молился всем богам, чтобы у него получилось. Чтобы Древо не подвело в этот раз, когда его сила больше всего нужна. Император должен понять, что эльфы настроены серьезно.

— Я утоплю этот город в крови, и у тебя больше нет нашей ткани и драгоценностей, чтобы зажимать ими раны.

Татуировка больно колола, почти нестерпимо, но мощь Древа Кинарис высвобождал осторожно. Всколыхнувшимся сиянием, резким взрывом изнутри экипажа, который разносил хрупкое дерево в щепки, осыпал их дождем близлежащие дома. Эльфы были предупреждены и успели отойти подальше в тени. По задумке, Кинарис должен защитить магией себя и императора, но разнести экипаж.

Хоть тут всё пошло по плану. Правда, Кинарис не предполагал, что после этого окажется оглушен и с трудом сможет дышать. Он пришел в себя посреди пыли и развороченного дерева почти одновременно с тем, как вокруг показались новые воины. Первым делом они, конечно же, помогли подняться императору, который тоже с трудом понимал, где он.

Вторым собрались убить Кинариса.

Он не хотел использовать Древо больше, чем нужно, поэтому взметнул собственную магию. Короткой световой вспышкой ослепил воинов, и это дало ему время метнуться в сторону, где ждали эльфы.

Бесшумными тенями они успели скрыться на улицах, которые изучили со всеми подворотнями, темными углами и вовремя открытыми погребами.

Они должны были пересечь один такой, юркнуть на задний двор и дальше уже рукой подать до Площадки. Кинариса шатало от слабости, ему казалось татуировка прорастает внутрь, Древо пускает корни в нем самом, и тела ему, конечно же, мало. Усилием воли Кинарис заставил магию вновь улечься завитками на коже, но понял, что если император заупрямится, всё станет совсем скверно.

Древо питало магию Эльранда, целой страны. Ему было тесно на теле Кинариса. Ее следовало вернуть на месте и побыстрее.

В прохладном влажном подвале Кинариса качнуло, и он уперся в стену. А потом сполз по ней, теряя сознание.

Он не знал, сколько прошло времени, но, когда проснулся, понял, что под голову ему заботливо положили сложенный плащ, а другим укрыли. Кинарис сел и поморгал, привыкая к полумраку, в котором мерцали магические огоньки.

— Ваше высочество! Вы очнулись, — рядом встрепенулся один из воинов, который был с ним вечером. — Я осмелился отослать остальных на Площадку, несколько наших снаружи. Мы ждали, когда вы придете в себя.

Кинарис слабо кивнул.

— Сколько я проспал?

— Ваше высочество, — эльф запнулся. — Уже утро.

Проклятье! Кинарис вскочил так резко, что закружилась голова, но он едва ли обратил на это внимание. Если император не воспринял его всерьез, если он не настолько разочарован войной и не так уж хотел ткани и драгоценностей… тогда всё пропало.

— Срочно возвращаемся.

Площадка оживала в первых рассветных лучах солнца. Дети уже копошились, играя с выцветшими мячиками, пара торговцев раскладывали товар. При виде Кинариса и пары воинов кто-то торопливо кланялся, другие прикладывали пальцы ко лбу в вежливом жесте.

Кинариса всё это не интересовало. Он широко шагал в разваливающийся дом, который занимал Загкар. Сам эльф нашелся во внутренней комнате — в компании Тэланы.

И Аладора, который кутался в плащ и держал в руках еще полную чашку дымящегося напитка. Как будто только что пришел. При виде брата он торопливо отставил ее в сторону.

— Во имя Древа, Кин! Мне сказали ждать, но я уже хотел идти за тобой. Что…

Не дав ему договорить, Кинарис обнял брата.

Все обсуждали нападение на императора, так что к отцу за день наведался в гости весь квартал. Тэлана только краем уха успевала слушать разговоры, но удивлялась, какими подробностями обросло происшествие.

Например, что эльфов был огромный отряд. Что они использовали разрушительную магию, и только воля богов спасла императора.

Воля одного эльфийского принца, хотелось язвительно вставить Тэлане.

Но она, конечно, помалкивала. И собиралась ночью снова улизнуть, но и ее планы пришлось изменить. Потому что к вечеру пришел посланник.

Это был эльфийский ребенок, чумазый и шустрый. Он заявил, что у него весть для «госпожи Тээланы», слуги позвали ее.

И мать. Которая строго смотрела на дочь, а потом переводила взгляд прищуренных глаз на беспокойно переминавшегося эльфёнка.

— Я бы хотела знать, что происходит, — строго сказала она.

Тэлана была удивлена не меньше. Ей показалось, она видела этого эльфийского ребенка на Площадке, но не была уверена. А вот он ее узнал и протянул грязный пергамент. Когда-то он явно служил списком торговцу, смазанные цифры еще остались в углу. Но на чистом месте было коряво нацарапано «Срочно!». И подпись: «А.»

Зачем Аладору так рисковать и писать ей? Еще и просить срочно явиться. Тэлану тут же затопили плохие предчувствия, и она схватила плащ.

— Мама, я всё объясню позже!

— Ты никуда не пойдешь.

— Мама! — Тэлана судорожно пыталась придумать, что сказать. — Ты бы хотела, что кто-то помог Истейлу, когда он был в беде? Так позволь мне вот так помочь другому.

Это был запрещенный прием, упоминать брата, но он сработал. Мать отправила с ней верного слугу, но Тэлане было плевать, что он узнает, куда она направилась.

Срочно.

Тэлана не представляла, что могло измениться за день, она только догадывалась, что даже если Кинарис не рассказал брату, где она живет, Аладор мог выяснить через Загкара. Он-то и встретил ее в дверях своего дома. Встревоженный, как сразу отметила Тэлана.

— Это я посоветовал позвать тебя, — вместо приветствия сказал Загкар. — У его высочества сильная лихорадка. Мы опасаемся… худшего.

Он провел ее через хитрые завалы для отвода глаз во внутренние комнаты, где Тэлана не бывала. Кинарис лежал на узкой кровати, хотя лежал — не совсем верное слово. Он метался, что-то шептал на эльфийском, наверняка бредил. Бледный, так что даже губы сливались по цвету с лицом, мокрые волосы облепили лицо. Видневшиеся узоры татуировки ярко бились, очень часто, как будто и пульс эльфа зашкаливал.

Аладор сидел рядом, когда вошла Тэлана, он что-то успокаивающе говорил на эльфийском, но Кинарис явно не слышал. Услышав шаги, Аладор оглянулся, выглядел он перепуганным.

— Что случилось? — Тэлана в растерянности остановилась. Когда она уходила рано утром, оставляя эльфийских принцев, Кинарис был в порядке. — Он болен?

— Это магия. Не находит выхода и убивает его.

Тэлана сделала несколько решительных шагов вперед, а потом поняла, что вообще-то ничего не может. Это не обычная болезнь, с которой справится настойка или мазь. Тэлана не имела отношения к магии и не представляла, что делать.

Но кое-что могла.

— Мне нужна холодная вода. И чистые тряпки.

Аладор замешкался всего на мгновение. Возможно, никто никогда не приказывал эльфийскому принцу, но сейчас он подчинился без разговоров. Тэлана уверенно взялась за дело, не думая, чем может обернуться провал. И что она просто снимает симптомы, но не причину.

Она рвала тряпки на полосы, смачивала холодной водой и прикладывала к телу Кинариса. Нужно уменьшить жар, иначе у него сердце не выдержит.

Бесцеремонно Тэлана скрывала тряпками и пульсирующую татуировку.

Аладор помогал по мере сил, но больше старался не мешать. Он держал младшего брата за плечи, гладил по голове. Он казался по-настоящему испуганным, и Тэлана могла расслышать его шепот, обращенный к брату. На эльфийском, так что Тэлана поняла не всё. Но основную часть.

— Кин, пожалуйста. Тебе еще рано к родителям и брату. Без тебя я не справлюсь. Ты должен выпустить часть магии.

Жар спал, Кинарис смотрел на Аладора и Тэлану мутным взглядом, а его брат продолжал шептать фразу о том, что тот должен «выпустить часть магии». Как будто это было жизненно важным.

Наконец, Кин услышал его. Коротко кивнул и прошептал пересохшими губами:

— Не здесь. На улице.

Аладор не стал спрашивать и уточнять. Подхватил брата на руки и вынес наружу. Часть тряпок свалилась, и Тэлана подумала, что нужны новые чистые — но в следующие мгновения думать пришлось о другом.