Страница 13 из 14
Или одаренность Франца Беккенбауэра, который не был игроком атаки, но остался в истории одним из величайших интеллектуалов, человеком, который лучше всех видит и понимает футбол. Главный талант Беккенбауэра – светлая голова, то есть способность мыслить быстро и рационально. Оттого восприятие игры Беккенбауэра, который отвечал в первую очередь за организацию обороны, носит прежде всего созидательный характер, хотя он по позиции был близок к тому же Рахимичу.
Это какой же степенью одаренности нужно обладать, чтобы, будучи защитником, остаться в памяти созидателем!
При этом Беккенбауэр был ведь еще и потрясающе универсален, и великолепно оснащен технически. Он обладал абсолютно полным набором качеств, необходимых для игры в футбол. Он был своего рода базовой коммуникативной станцией, объединявшей вокруг себя команду в меру отпущенного свыше таланта и безусловного наличия лидерских качеств.
Такой игрок в любой позиции смотрится ярко, и он всегда создает зрелище.
Среди футболистов, с которыми довелось работать мне, было немало «светлоголовых» ребят, интеллектуалов от бога. Например, Дима Лоськов, Андрей Канчельскис, Игорь Добровольский, Игорь Шалимов, Леша Михайличенко…
Добровольского, не покривив душой, можно назвать гением футбола. Именно к нему имеет самое прямое отношение ремарка об умении или хотя бы стремлении полностью реализовать свой потенциал. Игорь, к сожалению, не дал футболу всего, что мог и должен был дать. И взял от него очень мало. Природа отсыпала ему таланта сверх меры, а он не смог правильно распорядиться этим сокровищем.
Проблемы Добровольского, на мой взгляд, носили главным образом психологический характер, причем в достаточно эксклюзивном варианте. Психологически он был вполне устойчив, не боялся никого и ничего. Когда он забил свой знаменитый пенальти в финале Олимпиады-88, ему было всего 20 лет, а хладнокровие, с которым он казнил бразильцев, поражало воображение. Проблема Игоря заключалась скорее в том, что он не горел всегда, постоянно, каждую минуту, не испытывал вечной жажды, необходимости жить футболом так, как жил им Рахимич, например. При этом Добровольский всегда, с юных лет знал, что он – звезда.
Полагаю, стоит включить в перечень интеллектуалов бразильца Соузу, который играл у меня в Самаре. Если брать чисто по позиции, Саша Анюков вполне органично встраивается в эту номинацию. Как он подключался в атаку – это же целый пласт для наблюдений, размышлений и выводов! Анюков максимально разнообразен был в своих подключениях. Это очень разумный футболист, который здорово чувствует игровой баланс, на мой взгляд, так здорово, что в этом смысле рядом с ним, прежде в РФПЛ и поставить было некого из крайних защитников.
Есть только одно место – первое
У каждого из нас свой путь в этой жизни – прямой или извилистый, полный невзгод или вполне безоблачный, ведущий прямо к цели или отдаляющий от нее. Это я к тому, что мое твердое, не подлежащее ревизии решение посвятить жизнь профессии футбольного тренера, созревшее в ранней юности, требовало, казалось бы, скорейшей реализации. Многие специалисты уже к 40–50 годам собирают целые коллекции команд, география их перемещений удивительна, опыту самостоятельной работы можно только позавидовать. Особенно в наше стремительное и технологичное время.
У меня вышло иначе.
Знаю, что к тому моменту, когда в январе 1999-го я принял «Анжи», у многих сложилось мнение, будто сфера интересов Гаджиева – прежде всего научная работа, «футболом в поле» заниматься ему не с руки. Прозвище «Профессор» родилось, видимо, не на пустом месте.
Но это неверная оценка, хотя мотивы ее, конечно, понятны и просты: человеку шестой десяток, а за плечами – ни дня работы в должности главного тренера серьезной профессиональной команды. Махачкалинское «Динамо» образца 1972 года поместим в скобки. Ту команду я возглавил в силу обстоятельств, как бы вопреки жизненным планам. К слову, между «Динамо»-72 и «Анжи»-99 можно провести достаточно любопытную аналогию, и чуть ниже это обязательно будет сделано.
Мне долго не хотелось быть главным тренером. Как ни странно это звучит сегодня, но такой период в жизни реально был. И одно время, если честно, вообще не хотелось тренировать. Мне были интересны исследования, я стал фанатом изучения. Много считал, анализировал игру и тренировочную работу. Сутками напролет в голове вертелись мысли о тренировках, причем не только футбольных. Еще мне нравилось, что я не был привязан к жесткому графику. Даже позднее, в Федерации футбола СССР, у меня был относительно свободный режим в силу вмененных мне функциональных обязанностей. Как-то Вячеслав Иванович Колосков, в ту пору начальник Управления футбола Спорткомитета СССР, встречает меня в коридоре, говорит: «О, Муслимыч на работу вовремя пришел!»
Несмотря на то что к тому времени я давно стал москвичом, связи с Дагестаном оставались очень крепкими. Да иначе ведь и быть не может.
Приезжал, помню, в долгосрочную командировку по направлению Вячеслава Колоскова, причем инициатором моего появления в Махачкале был председатель правительства республики Абдуразак Марданович Мирзабеков. Итогом командировки стал обобщенный анализ уровня развития футбола в Дагестане и шагов по его дальнейшему развитию. Находился в постоянном контакте с командой, с президентом «Анжи» и его основателем Магомед-Султаном Байболатовичем Магомедовым, с игроками и тренерами.
Возможность возвращения на родину в качестве тренера не исключалась. Останавливало, по большому счету, одно: в Дагестане не наблюдалось сколько-нибудь серьезных предпосылок для интенсивного развития футбола. Моя роль могла оказаться абсолютно пустой.
В 1999-м возвращение все-таки состоялось, и подумать о том, что это только первый из предстоящих четырех моих заходов в «Анжи», было тогда невозможно.
Что изменилось к 1999-му? В первую и главную очередь – резко возросли амбиции клуба, президентом которого стал Хизри Исаевич Шихсаидов. Магомедов ведь не просто управлял командой, он содержал ее, одновременно делая для развития дагестанского футбола все, что было в его силах. Но настал момент, когда Магомед-Султан Байболатович решил, видимо, что миссия исчерпана, что клуб остановился в развитии, и передал «Анжи», свою частную собственность, правительству Республики Дагестан, председателем которого был Шихсаидов.
Два сезона в первой лиге, куда «Анжи» пробился в 1996 году, принесли 13-е и 12-е места. Пришло время двигаться дальше. Вот этот новый импульс, заданный организационными изменениями, и привел к тому, что я оказался в «Анжи».
История возвращения началась с того, что позвонил Магомедов. «Команду передаю, – сказал он. – Нужен тренер, который смог бы ее поднять. Возьмешься?».
Приехал в Махачкалу, встретился с Шихсаидовым, который посчитал необходимым организовать встречу с Шахрудином Магомедовичем Шамхаловым, очень уважаемым не только в Дагестане человеком, заместителем председателя республиканского правительства союзных времен. Шамхалов много сделал для развития спорта в Дагестане. Именно он, кстати, построил стадион «Динамо» в Махачкале, за что получил в свое время выговор по партийной линии.
В результате наблюдений, разговоров, размышлений я пришел к принципиальному решению: работаю.
Ориентир на первое место и выход в высшую лигу были личной инициативой, руководство такой задачи не ставило. «Создайте мало-мальски пригодные условия для тренировочной работы, – говорил я, – и выделите энную сумму на приобретение игроков. Все остальное – трудовые будни».
«Энная сумма», по моим представлениям, колебалась в районе полутора миллионов долларов. Дали в итоге 750 тысяч, хотя команды, как таковой, не было – четыре футболиста из прошлогоднего состава. Вот на 750 мы и разгулялись. Взяли, например, Гордеева и Лихобабенко из московского «Динамо», Рахимича из клуба первой лиги Австрии «Форвертс» Штайр, Ранджеловича из сербской «Звездары». Рахимич, впоследствии 5-кратный чемпион России в составе ЦСКА, для ориентира, стоил нам 90 тысяч долларов, Ранджелович – 110, Гордеев – 80…