Страница 6 из 25
Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и думаю о том, как докатился до жизни такой. Как разрушил свою жизнь, превратил в груду обломков, какой ущерб причинил себе и другим. Думаю о той ненависти, которую питаю к себе, об отвращении. Думаю о том, как это все произошло и почему, и мысли приходят сами собой, но ответов в них нет.
Слышу шаги, ощущаю рядом чье-то присутствие. Открываю глаза, возле меня стоит мужчина. Лет под сорок. Среднего роста, худой, как щепка, с длинными костлявыми руками, тонкими пальцами. Аккуратно пострижен, чисто выбрит.
Ты новенький?
Он нервничает, возбужден.
Да.
А глаза у него пустые.
Как зовут?
Джеймс.
Я сажусь на кровати.
А я Джон.
Он присаживается на край моей кровати и протягивает мне карточку.
Вот моя визитка.
Читаю. Джон Эверетт. Секс-ниндзя. Сан-Франциско, далее везде.
Смеюсь.
Показать кое-что?
Он вытаскивает бумажник.
Давай.
Он открывает бумажник, вынимает выцветшую газетную вырезку и протягивает мне. Заметка из старой газеты, напечатанной в Сан-Франциско, раздел городской хроники. Фотография мужчины, который стоит посреди улицы и держит плакат. Подпись под фотографией: «Мужчина был арестован на Маркет-стрит через три часа после того, как освободился из тюрьмы Сан-Квентин. Он ходил с плакатом, рекламируя продажу кокаина».
Это я.
Снова смеюсь.
Это было три с чем-то года назад.
Я возвращаю ему вырезку.
Полная чушь.
Он прячет ее в карман.
Ты когда-нибудь трахался в задницу?
Чего?
В задницу трахался, спрашиваю?
В каком смысле?
А я в тюрьме попробовал и здорово пристрастился. Не могу без этого дела, и еще без кокаина. Думаю, тебе надо скорей попробовать, чего тянуть-то.
Я таращусь на него.
Тут у нас честность и открытость превыше всего. Это входит в программу лечения, так что я действую по программе. Захотел сказать тебе – и сказал. Ты как вообще?
Я таращусь на него.
Отлично.
Он, заторопившись, встает. Смотрит на часы.
Пора на обед. Хочешь, покажу тебе, где столовая?
Молча встаю. Только таращусь на него.
Выходим из палаты, идем через отделение, по лабиринту коридоров. По дороге Джон рассказывает о себе. Ему тридцать семь лет, он из Сиэтла. Вырос в богатой и влиятельной семье, которая отвернулась от него. У него есть дочь, которой двадцать лет, он не видел ее десять лет. Восемь лет просидел в тюрьме. Отец приставал к нему с пяти лет.
Входим в длинный коридор со стеклянными стенами. С одной стороны едят женщины, с другой – мужчины. В конце столовой общая зона – там салат-бар и два прилавка, за которыми выдают еду. Джон берет два подноса, один протягивает мне, и мы встаем в очередь.
Пока очередь движется, я изучаю обстановку. Мужчины, женщины. Поглощают еду. Некоторые разговаривает, никто не улыбается. Круглые столы, у каждого восемь стульев. Люди сидят за столами, на столах тарелки, чашки, подносы. В мужской половине расположились человек сто двадцать, всего мест человек на двести. В женской половине человек сто, а мест примерно сто пятьдесят. Я беру тарелку супа и стакан воды и, пока иду через зал, чувствую на себе множество взглядов. Представить страшно, какой у меня видок.
Нахожу пустой стол и сажусь. Отпиваю глоток воды, подношу ложку с супом ко рту. Он горячий, от каждой ложки волна боли разливается по губам, щекам, челюстям и зубам. Ем медленно, с усилием, не глядя по сторонам. Не хочу ни на кого смотреть и не хочу, чтобы смотрели на меня. Доедаю суп и на какое-то мгновение наконец ощущаю удовольствие. Желудок полон, становится тепло и приятно. Встаю, беру поднос, отношу его на конвейер, ставлю на стопку других грязных подносов и выхожу из столовой.
Возвращаюсь в отделение. Когда прохожу мимо открытой двери в одну из комнат, меня окликают. Останавливаюсь, немного возвращаюсь назад. Какой-то мужчина выходит из-за стола и направляется ко мне. Ему тридцать с небольшим. Очень высокий и очень худой. Темные волосы стянуты в хвостик, на глазах темные очки. Одет в черную футболку, черные брюки и черные кеды. Похож на человека, который провел детство за компьютером, скрываясь от своих обидчиков.
Ты Джеймс.
Он протягивает руку, я пожимаю ее.
Я Кен, твой наставник в отделении.
Приятно познакомиться.
Он поворачивается, идет к своему столу.
Проходи, садись.
Иду за ним, сажусь на стул напротив него и осматриваю кабинет.
Он маленький, кругом беспорядок, повсюду груды бумаг и папок. Стены покрыты схемами, картинками людей или пейзажей, в рамке за спиной у Кена – «Двенадцать шагов анонимных алкоголиков». Он берет папку, кладет перед собой, открывает и смотрит на меня.
Заселился нормально?
Да.
Есть какие-нибудь пожелания?
Нет.
Нужно уточнить кое-какие сведения, чтобы заполнить твою медкарту. Не против, если я задам несколько вопросов?
Не против.
Он берет ручку.
Когда начал принимать алкоголь и наркотики?
Выпивать в десять, наркотики в двенадцать.
А когда перешел на большие дозы?
С пятнадцати выпивал каждый день, с восемнадцати добавилась наркота каждый день. С тех пор стало еще хуже.
Сознание теряешь?
Да.
Как часто?
Каждый день.
И сколько времени такое продолжается?
Года четыре. Может, пять лет.
Тебя тошнит?
Каждый день.
Сколько раз в день?
После того как проснусь, и после того как выпью, и после того как поем, и еще может быть.
Сколько раз в день?
По-разному, от трех до семи.
Сколько времени это продолжается?
Года четыре. Может, пять лет.
Ты когда-нибудь подумывал о самоубийстве?
Да.
Попытку делал?
Нет.
Тебя арестовывали?
Да.
Сколько раз?
Раз двенадцать или тринадцать.
За что?
За разное.
Например?
Хранение. Хранение с целью распространения. Три раза «вождение под воздействием», несколько актов вандализма, несколько раз «причинение ущерба собственности», нападение, нападение с применением смертоносного оружия, нападение на офицера полиции, пребывание в общественном месте в состоянии явного опьянения, нарушение общественного спокойствия. Наверняка еще какая-то фигня была, всего не упомнишь.
Эти обвинения до сих пор в силе?
Да, почти все.
Где?
В Мичигане, в Огайо и в Северной Каролине.
К судебной ответственности привлекался?
Нет.
Освобождался под залог?
Да, и сбегал из-под залога.
Где?
Везде.
Почему?
Я побывал в тюрьме. Мне там не понравилось, и я не хочу обратно.
Тебе придется рано или поздно ответить по обвинениям.
Знаю.
Мы советуем разобраться с этим, пока ты здесь. Или хотя бы начать.
Я подумаю.
На какие средства ты живешь?
Торгую наркотиками.
Придется завязать.
Понимаю.
Ты раньше лечился?
Нет.
Почему?
Не хотел. Предкам сказал, что, если попробуют меня сдать в лечебницу, я убегу и вообще меня больше не увидят. Они поверили.
Он молчит, откладывает ручку. Смотрит мне в глаза, и я понимаю, что он испытывает меня, ждет, когда я отведу взгляд, но не тут-то было.
Ты хочешь выздороветь?
Вроде того.
Вроде?
Ну.
Это значит – хочешь?
Это значит, вроде того.
Почему ты хочешь выздороветь?
Потому что я в жопе, и уже давно. Если так пойдет и дальше, я сдохну. А мне вроде как пока неохота становиться трупаком.
Ты готов сделать все, чтобы поправиться?
Не знаю.
Спрашиваю еще раз. Ты готов сделать все, чтобы поправиться?
Не знаю.
Спрашиваю еще раз. Ты готов сделать все, чтобы поправиться?
Не знаю.
Он сверлит меня взглядом, злится, что я не даю ответа, который ему нужен. Я тоже смотрю на него.
Если ты не готов сделать все, что потребуется, тебе лучше уйти. Мне бы этого не хотелось, но мы не сможем помочь тебе, если ты не готов помочь себе сам. Подумай об этом, и мы еще раз поговорим. Если что-нибудь потребуется, заходи.