Страница 31 из 34
В зале было шумно. Члены Комитета отдавали распоряжения, выслушивали доклады, диктовали постановления секретарям, которые затем передавали их по кругу на подпись. Никем не замеченный, Давид растерянно остановился у раскрытой двери просторного зала и крутил головой из стороны в сторону, словно ища кого-то.
Громче всех говорил Лазарь Карно. Хорошо поставленным военным голосом он диктовал письмо народным представителям в миссии при одной из французских армий. Робер Ленде шагал от одного окна к другому, не отрывая глаз от таблицы с цифрами, и, беззвучно шевеля губами, что-то подсчитывал в уме. Жан Мари Колло д’Эрбуа и Жак Николя Бийо-Варенн стоя слушали члена Коммуны Парижа (Давид никак не мог вспомнить его имя, но лицо было очень знакомым.). Луи Антуан Сен-Жюст (А этот что здесь делает? Разве ему не пора открывать заседание Конвента?) сидел в окружении делегации членов провинциального революционного комитета и молча слушал, как они, перебивая друг друга, докладывали ситуацию во вверенном их надзору городе. Бертран Барер (А, вот, наконец, и он!) был погружен в чтение английских газет, время от времени делая выписки.
Его-то и искал Давид. Художник подошел к Бареру и чуть тронул его за плечо. Тот резко повернулся и приветливо улыбнулся.
– Есть новости? – живо спросил он, поднимаясь.
– Кое-что есть, – кивнул Давид и не удержался от вопроса: – Что у вас происходит?
– А что? – не понял Барер, оглядываясь.
– Чем вызвано такое оживление?
Барер расхохотался.
– Это называется управлять государством, друг мой, – проговорил он. – Давненько ты к нам не захаживал.
– В каком же часу вы начинаете работу? – в голосе художника слышался благоговейный ужас.
– Карно, Ленде и Колло тут со вчерашнего утра, – ответил Барер. – Сен-Жюст пришел сегодня к девяти, а мы с Бийо часом ранее.
Эти слова, произнесенные небрежным тоном, словно речь шла об обыкновенной рутине, поразили Давида.
– Вы что, вообще не спите?!
– Спим, конечно! – улыбнулся Барер. – Перейдем в соседнюю комнату, там нам будет спокойнее.
Они вышли из Зеленой комнаты через боковую дверь и оказались в небольшом помещении, служившем некогда то ли кабинетом, то ли будуаром. И тут Давиду предстало странное зрелище. Вдоль стен стояли три низких кровати, напоминавших походные военные раскладушки, на каждой из которых лежал матрас. На столе в центре комнаты была сложена всевозможная провизия: колбаса, несколько початых бутылок вина, холодный цыпленок, лишенный одной ноги и обоих крыльев, пара буханок хлеба и три полупустых миски давно остывшего супа. Вокруг стола расположились четыре стула, обитых голубым шелком, заляпанным жирными пятнами и чернилами.
– Вот здесь мы и спим! – Барер явно наслаждался эффектом, произведенным на живописца. – Но спешу тебя успокоить: не все и не каждый день.
Давид ничего не сказал, лишь молча переводил взгляд с одного предмета на другой, с трудом веря своим глазам.
– Ну ладно, рассказывай, – заторопился Барер. – У тебя есть информация об известной нам особе?
– Я узнал, где она содержится, – ответил Давид, продолжая разглядывать комнату и ее скудную обстановку.
– И? – нетерпеливо спросил Барер и, не получив ответа, взмолился: – Жак Луи, прошу тебя, у меня мало времени! Через пятнадцать минут начинается заседание Конвента. Скажи, что у тебя?
– Да… – рассеянно пробормотал Давид. – Да… Плесси… Она в Консьержери. Арестована революционным комитетом секции Братства. Приказ исходил из Комитета общественного спасения. Во всяком случае, так сказано в регистре. Самого приказа я не видел, кем подписан, неизвестно. Ее досье пусто, – он помедлил. – Послушай, поскольку тут замешан твой Комитет, думаю, лучше тебе самому уладить дело. Если приказ об освобождении выйдет из Комитета безопасности, Комитет спасения решит, что… – он замялся. – В общем, кто арестовал, тот пусть и освобождает.
«Все верно, – подумал Барер. – Узнав, что приказ пришел с самого верха, Давид умывает руки».
– Конечно, – согласился он. – Ты прав. По крайней мере, теперь я знаю, где она. Спасибо.
– Да не за что! Ладно, я пойду… – Давид ощущал неловкость, ему хотелось поскорее покинуть эту комнату, свидетельницу утомительных дней и беспокойных ночей.
Шум и суета зала с зелеными шторами вновь накрыли их. Давид уже хотел попрощаться, когда к ним подошел Сен-Жюст и, коротко поприветствовав живописца, обратился к Бареру:
– Меня сегодня не будет на заседании Конвента. Надо срочно заняться поставками в Рейнскую армию. Пусть Дюбарран, как предыдущий председатель, займет мое место.
Барер согласно кивнул.
– Прекрасно, – и махнув на прощание Давиду, Сен-Жюст вернулся к прерванным делам.
Барер покинул Комитет вместе с Давидом. Часть пути по коридорам Тюильри они проделали молча. Художник несколько раз собирался начать разговор, но неизменно останавливал себя, не в силах побороть нерешительность. Барер видел, что тот чем-то взволнован, но наблюдать за застенчивостью Давида было так занимательно, что он решил не помогать ему преодолеть ее.
– Послушай! – Давид сам испугался неожиданной громкости своего голоса и замолчал.
– Да? – спросил Барер, замедляя шаг.
– Видишь ли… – Давид остановился прямо посреди коридора. Барер последовал его примеру. – Я хочу тебя попросить…
– Да? – нетерпеливо повторил Барер и посмотрел на часы. Уже десять, а ему еще надо договориться с Дюбарраном о председательстве.
– Ты не говори Робеспьеру, что я рассказал тебе о празднике… – Давид покраснел. – И никому не говори… Ладно?
«Ага, понял, что сболтнул лишнее!» – мысленно усмехнулся Барер, но вслух проговорил, приняв самый беззаботный вид:
– Не волнуйся, не скажу.
– Обещаешь? – с нажимом спросил Давид.
– Угу, – буркнул Барер и быстро зашагал по коридору.
Давид еле поспевал за ним.
– Это серьезно, мне нужно твое слово! – не унимался он.
– Я же сказал, что не скажу, – раздраженно бросил Барер.
– Поклянись! – потребовал живописец, схватив его за рукав сюртука и заставив остановиться. – А я поклянусь, что не проговорюсь о твоей заинтересованности гражданкой Плесси.
«Ого, смахивает на шантаж», – мелькнуло в голове Барера.
– При чем здесь Плесси? – его голос прозвучал резко, грубо, с вызовом.
– Ну… – замялся Давид. – Комитет общественного спасения просто так никого арестовывать бы не стал… Значит, за ней что-то есть… что-то серьезное, я имею в виду…
– И?
– Ну… – Давид с интересом разглядывал носки туфель. – Ты интересуешься подозрительной…
«Хватит! Пора кончать это лицедейство!» – приказал себе Барер.
– Ты сам не понимаешь, о чем говоришь, – сказал он тихо и твердо, чеканя каждое слово. – Ты видел ее досье, оно пусто. Это простое недоразумение, которое я исправлю сегодня же. Что до твоего праздника, то я уже забыл о нем.
Давиду этого оказалось достаточно. Он выпустил рукав Барера, который нервно сжимал все это время, и с явным облегчением произнес:
– Вот и прекрасно! Забудем!
Барер коротко кивнул и продолжил свой путь к залу заседаний Национального конвента, поздравив себя с тем, что так ловко избавился от назойливости Давида, ничего ему, в общем-то, не пообещав. Таинственный праздник никак не выходил у него из головы, и он не оставлял намерения поделиться этой информацией с кем-то из коллег. Правда, пока не решил, с кем именно.
6 вантоза II года республики (24 февраля 1794 г.)
К полудню в Зеленой комнате стало тише. Делегации из департаментов отправились на заседание Конвента, секретари и редакторы разошлись исполнять поручения. Карно работал в Военном бюро, Ленде – в Продовольственной комиссии. Колло и Бийо ушли обедать, так что в ближайшие два часа на них можно было не рассчитывать. Барер, как всегда, был в Конвенте. Собственно, этого затишья Сен-Жюст и ждал, чтобы, наконец-то, заняться делом, ради которого он пренебрег обязанностями председателя Конвента.