Страница 7 из 13
– Вообще-то, только моё горло в опасности, потому как я всегда относился к тебе лояльно.
– Ага, кто бы говорил! Да ты меня просто терпел. Ты хуже, чем те уроды, которые гнобили меня в детстве: они хотя бы открыто говорили мне в лицо то, что думали. Ты был обо мне такого же мнения, но корчил из себя моего друга. И всё для того, чтобы прогнуться перед моей бабушкой. Вот, мол, какой я благородный!
Богдан уставился на девушку с потрясением.
Он и раньше догадывался об этом, но сейчас это стало очевидным. Да она ревновала его к своей бабушке! Ведь у неё никого кроме Галины Ивановны не было, эта добрейшая из женщин заменила ей и мать и отца. Впрочем, ему тоже…
***
Нелюбимым может стать всё, что угодно: автомобиль, что-нибудь из одежды, зачастую жена. Иногда такими становятся даже дети, и он – наглядный тому пример. С виду добропорядочные родители, любящие своего единственного отпрыска, а на самом деле… Богдан всегда ощущал свою ненужность, и только сейчас, когда он стал по-настоящему хорошим экономистом, отец наконец-то обратил на него внимание. Снизошёл до своего сына, увидел в нём личность и человека, достойного своего внимания.
С мамой всё обстояло гораздо хуже. Для неё, как и прежде, на первом месте шёл её бизнес. Модельные агентства занимали всё её время. Именно поэтому в детстве за ним ухаживали чужие люди. Даже в первый класс он шел, держа за руку не мать, а свою гувернантку. Ещё бы! Разве мог он тягаться с её кастингами, дефиле и прочими заморочками модельного бизнеса?
Иногда Богдану казалось, что у него никогда и не было нормальной семьи и полноценного детства. Взаимовыгодное сотрудничество абсолютно чужих друг другу людей, живущих под одной крышей. Коммерческий союз, но никак не семья.
Правда, в детстве он имел всё, о чём только могли мечтать другие дети: дорогие игрушки, последние модели девайсов и гаджетов… Но Богдану катастрофически не хватало самого главного – родительской любви. Поэтому он, одинокий несчастный мальчишка искал эти чувства на стороне. И ему в этом плане крупно повезло, ведь его классная руководительница оказалась женщиной с большой буквы.
– Бон, ты так и не повзрослела. Детский сад какой-то! Хотя, сколько тебе? Девятнадцать, двадцать? По сути, ты и есть ещё ребёнок, – усмехнулся Богдан. – Запомни, я никогда не претендовал на твоё место в сердце Галины Ивановны. Ты для неё была и есть самый дорогой и близкий человек на свете. Просто твоя бабушка великая женщина, у которой любви хватит на многих. И это не просто громкие слова.
– Ой, вот только не надо мне тут заливать про вечные ценности! В отличие от некоторых я повзрослела очень рано. Ко мне с четырнадцати лет относились уже как к взрослой. Особенно мужики.
Её последняя фраза, произнесённая с сарказмом и с нескрываемой злостью, заставили его ужаснуться.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что в детском доме ко мне постоянно приставал один из воспитателей…
Мир вокруг него зашатался, и Богдан с трудом сфокусировал взгляд на безумно красивых девичьих глазах.
– Какой ещё детский дом?! Что ты плетёшь? – Он невольно сорвался на повышенные тона.
Бонни посмотрела на него с неподдельным удивлением, после чего ответила:
– А ты разве не знал, что я почти два года находилась в детском доме?
– Ты? В детском доме? Как ты туда попала?!
– Очень просто. Меня туда сплавил отдел опеки, когда у бабушки случился инсульт. У меня тогда появились тёрки с одним придурком из нашего класса… В общем, однажды моё терпение лопнуло, и я разукрасила его физиономию так, что Ван Гог нервно курил бы в сторонке. – Баунти улыбнулась. Но почти сразу же на её лицо легла тень. – Как назло, у этого пацана папаша оказался со связями. Так что он быстро лишил бабулю опекунства, ссылаясь на её здоровье, и как следствие – ненадлежащее исполнение своих обязанностей.
Богдан слушал девушку, не в состоянии это осмыслить. Мучительно прикидывал в уме, пытаясь понять, а где же он был в это время? Почему ему об этом ничего неизвестно?! Но ведь он периодически звонил Галине Ивановне, узнавал, всё ли у них в порядке и нужна ли ей какая-нибудь помощь? И всегда получал один и тот же ответ: «У нас всё хорошо, ничего не нужно». После чего Галина Ивановна сразу же переводила разговор в другое русло, интересуясь его успехами…
– Но ведь я каждый год приезжал к ней на День Учителя. И всегда она отлично выглядела. Правда, на вопрос о тебе отвечала иногда уклончиво. Но я никогда не лез к ней с расспросами, зная, что… – Богдан замялся, подбирая нужные слова, – что у тебя всегда всё сложно.
– Понятно. Моя бабуля не любит жаловаться.
Досада и злость на самого себя заставили его замолчать. Баунти тоже притихла как мышка. Но когда он наконец-то посмотрел на девушку, то поймал на себе её внимательный изучающий взгляд, причём чисто женский, оценивающий.
От неожиданности Богдан среагировал на такое повышенное к себе внимание не лучшим образом: улыбнулся ей во весь рот. Он сам не понял, как это у него получилось. Нашёл время для улыбок!
Как ни странно, но Бон тотчас смущённо опустила глазки, и это на неё было совсем не похоже.
– Всё рассмотрела? – ехидно поинтересовался он у девушки.
– Было бы на что смотреть!
Богдан усмехнулся:
– Вообще-то я нравлюсь женщинам… Хоть раз в жизни меня похвали.
Баунти демонстративно подкатила глаза.
– Я тебя умоляю, за что тебя хвалить? За то, что ты ни разу не навестил больную женщину, которая вложила в тебя столько сил?!
Её справедливые и поэтому крайне обидные для него слова отозвались в сердце тупой болью. И Богдан вдруг с предельной ясностью понял, какая же он сволочь.
– Да, я неблагодарная скотина, и полный дурак, что повёлся на её отговорки. Но и ты тоже…
– Наконец-то я услышала от тебя что-то умное! Скотина и дурак, – хмыкнула Баунти. – Точнее и не скажешь.
Богдан аж заскрипел зубами от злости и бессилия. Так и захотелось отходить её ремнём по мягкому месту, чтобы знала, как разговаривать со старшими!
Усилием воли он взял себя в руки. Пристально посмотрел в глаза этой нахалки и спокойно заметил:
– А теперь встала и прошла в ванную. И чтобы вернулась назад умытая и причёсанная. А то похожа на какое-то огородное пугало.
– Слушаюсь, товарищ генерал!
Баунти вскочила с дивана и демонстративно вытянулась перед ним в струнку. После чего лихо отдала ему честь левой рукой, в то время как правой она прижимала к своей обнажённой груди диванную подушку. Но так как эта подушечка оказалась небольшой, а девичья грудь, наоборот, довольно объёмной, то она там явно не уместилась.
Так что Богдан ошарашенно уставился на тёмный сосок, который дерзко и как-то призывно выставился из своего укрытия. Да его словно током шарахнуло, как будто он голых баб отродясь не видел! Но Богдан тут же успокоил себя тем, что такую реакцию у него вызвал элемент неожиданности…
Не обратив на него никакого внимания, Бон резко крутанулась на пятках и замаршировала к двери. А его взгляд тут же прилип к стройной девичьей фигуре.
Сумасшествие какое-то! И когда эта девчонка успела превратиться в красивую женщину? На мордашку она всегда была как куклёнок, а что касается фигуры…
Он никогда не обращал на это внимания, да и на что там смотреть, когда их разделяли девять лет разницы?! Иногда по просьбе Галины Ивановны он, заканчивающий школу детина, встречал маленькую Бонни с уроков. И уже тогда эта колючка не желала идти с ним за руку. Приходилось насильно ловить её маленькую ладошку, чтобы перевести этого чертёнка через дорогу. А сейчас он смотрел на неё совсем другими глазами, и ему такой расклад совсем не нравился.
Когда Бон появилась из душа вся такая свежая, пахнущая чем-то пряным, с лёгкой ванильной ноткой, ему пришлось пережить новый шок. Ведь даже в домашнем халатике она показалась ему чертовски привлекательной, а её личико без косметики – одухотворённым и по-детски наивным.