Страница 19 из 23
Начальное образование было получено в семье; далее – гимназия, Первая варшавская. Здание с традициями, с историей. На этом месте, говорят, стоял старый монастырь, где в заточении держали пленного царя Василия Шуйского. Тут можно было задуматься о ничтожестве мирской власти, о злых судьбах царей.
Друзья-однокашники. И снова ничего особенного. Среди приятелей-гимназистов разве что один выделялся каким-то светло-напряжённым выражением выпуклых миндалевидных глаз. Сын околоточного надзирателя Платона Каляева Иван, на польский манер – Янек. С ним Борис основательно подружился, хоть тот был классом старше, да и вообще не ровня. Родителей, впрочем, социальное неравенство не беспокоило: мальчик-то хороший, чистый, добрый, а что отец из мелких полицейских чинов – так родителей не выбирают.
…Дружба Савинкова с Каляевым продлится до смерти последнего. 2 февраля 1905 года от взрыва брошенной Янеком бомбы на куски разлетится тело великого князя Сергея Александровича, и сам Янек, мальчик со светлыми глазами, будет повешен 10 мая того же года в Шлиссельбургской крепости. Савинков, отправив друга на убийство и смерть, опишет потом его светлый (изрядно, однако, высветленный) образ в своих воспоминаниях.
Но мы опять забегаем вперёд – как-то хочется вперёд, ибо там всё бурлит и клокочет, а детство Савинкова скучно.
VIII
Между агнцем и львом
Закончилось оно, это детство, когда восемнадцатилетний Борис сдал гимназические экзамены на аттестат зрелости и отправился в Петербург определяться в императорский университет. Его старший брат Александр выбрал Горный институт. Борис предпочёл юриспруденцию. На юридический факультет Петербургского университета он поступил, когда там ещё помнили блестящего студента-экстерна из Самары Владимира Ульянова, оказавшегося потом политическим злоумышленником и отправленного по высочайшему повелению в ссылку в Сибирь, в Минусинский уезд. Всё это выяснилось как раз в первый год учёбы Бориса.
Как прошли первые месяцы (и даже целых два года) университетской жизни Бориса Савинкова – об этом мы ничего не знаем. Знаем точно только то, что ходил он своей молодцеватой походкой по бесконечному коридору Двенадцати коллегий и что в туманной коридорной дали видел его сухощавую фигуру первокурсник Александр Блок. Видел, но не заметил.
Впоследствии утвердилась версия, что Савинков сразу же по прибытии в Петербург вступил на путь революции. Что якобы сошёлся с социал-демократами (единомышленниками Ульянова); что за это был дважды арестован – первый раз на Рождество 1897 года в Варшаве во время каникул; второй раз – через полтора года в Петербурге за участие в студенческих беспорядках. Якобы после второго ареста исключён из университета. Но таковая версия основана на воспоминаниях – его собственных и его матери, а эти воспоминания – источник куда как ненадёжный.
Сам факт первого ареста, впрочем, сомнений не вызывает. Софья Александровна Савинкова описала его в таких подробностях, которые не выдумаешь. Александр и Борис приехали из Петербурга в родительский дом 22 декабря, за три дня до Рождества, да тут же сразу и попались на зуб жандармам.
Из воспоминаний Софьи Александровны Савинковой:
«Около часу ночи, после самых оживлённых бесед, мы решились наконец разойтись по своим комнатам. Лампы были потушены – я стала раздеваться. Как вдруг среди наступившей тишины раздался громкий, резкий звонок. Подумав, что это телеграмма, я поспешила в переднюю. Горничная уже была у двери и спрашивала: “Кто там?” – “Полиция”, – раздалось из-за двери, громко и властно. <…>
Пока дверь отворяли, я инстинктивно бросилась в комнату сыновей; они спешно одевались, около них стоял озадаченный муж. В это время раздались звенящие шпорами шаги, и в комнату вошёл сопровождаемый полицией, понятыми и дворником жандармский полковник Утгоф.
– Извините, – элегантно расшаркался он. – По предписанию начальства, я должен произвести обыск»[58].
Неподдельно и справедливо негодование интеллигентной дамы:
«В то время обыск у правительственного чиновника был случаем редким. И как описать то чувство унижения и негодования, какое нами овладело при этом первом насилии? Кто может спокойно перенести, что в вашем домашнем очаге не остаётся ничего святого: все вещи перетроганы, фотографии близких перехватаны и перекиданы, ваша интимная переписка перечитана, ваши дети ощупаны чужими грубыми руками! Я, по крайней мере, испытывала такое чувство, как будто меня раздели догола и вывели так на площадь»[59].
Закономерен и итог:
«В пять часов утра, после самых тщательных поисков, причём младшие дети шести и семи лет были подняты жандармами с постелей для осмотра их матрацев и подушек, полковник обратился к сыновьям:
– Проститесь с родителями – вы поедете со мной!»[60]
Неприятность бесспорная, но связи и положение семьи сделали своё дело. Мать пожаловалась генерал-губернатору князю Имеретинскому – и через три дня Александр и Борис уже встречали Рождество в домашнем кругу. Очевидно, первый арест явился случайным выплеском служебного рвения местных жандармов, готовых во всяком приезжем студенте видеть врага престол-отечества. Перегибы на местах, с кем не бывает. Инцидент с сыновьями видного варшавского судейского чиновника был предан забвению и в цитированной выше ведомости вологодского жандармского управления не отразился. Однако ж обратим внимание на то, что в этой ведомости нет упоминания и об аресте в 1899 году, повлёкшем якобы исключение из университета. Да и полно, был ли тот арест? Было ли исключение – во всяком случае, за революционную социал-демократическую пропаганду?
1899 год начинался в Императорском Петербургском университете беспокойно, бурно. В феврале праздновали восьмидесятилетний юбилей университета, и по стечению обстоятельств праздник дал толчок студенческим волнениям, переросшим в настоящую стачку. Все студенты разделились на верноподданных и бунтарей. Вторых было едва ли больше, чем первых, но они действовали активно, превратили университет в кипящий котёл юношеского радикализма – и, конечно, были за это наказаны. Тут разделялись многие пути. Верноподданные продолжали учиться; наиболее деятельные бунтари подлежали исключению, аресту и высылке; этот путь вёл прямиком в революцию. Студент Блок питал отвращение к любым массовым действиям – он остался учиться. Студент Савинков примкнул к бунтарям. Возможно, именно тогда он впервые ощутил в себе то упоение действием (быть может, бесплодным и разрушительным, даже ещё лучше, если бесплодным и разрушительным), которое поведёт его дальше по жизни, к вершинам и к пропастям.
Однако в свои тогдашние двадцать лет Савинков ещё не успел открыть в себе другое качество – харизму лидера-искусителя. Он не оказался в числе вождей студенческого бунта: это следует из того, что он не подвергся высылке, а если и был арестован, то тут же и отпущен, как большинство участников беспорядков. И увлечение социал-демократией если и имело место, то не более как именно увлечение, краткосрочное и поверхностное. Нет доказательств того, что Савинков читал Маркса тогда или в более поздние времена, а без штудирования «Капитала» какой же может быть социал-демократ? Вот Каляев, Янек, друг савинковского детства и тоже студент Петербургского университета, тот действительно был выслан в Екатеринослав «за принадлежность к Соединённому организационному комитету студентов С. Петербургского университета» и «подчинён гласному надзору полиции»[61]. Из-под сего бдительного надзора спокойно уехал за границу, где установил связи с политическими эмигрантами; при попытке ввезти в Россию запрещённую литературу был арестован и направлен опять же под надзор в Ярославль. Связи Янека помогут потом Борису войти в круг настоящих революционеров.
58
Савинкова С. А. Годы скорби (воспоминания матери) // В. Ропшин (Борис Савинков). То, чего не было. М., 1990. Цит. По: URL: http://www.e-reading.by/chapter.php/89386/66/ Savinkov_-_To%2C_chego_ne_bylo_%28s_prilozheniyami%29. html.
59
Савинкова С. А. Годы скорби (воспоминания матери) // В. Ропшин (Борис Савинков). То, чего не было. М., 1990. Цит. В. Ропшин (Борис Савинков). То, чего не было. М., 1990. Цит. По: URL: http://www.e-reading.by/chapter.php/89386/66/ Savinkov_-_To%2C_chego_ne_bylo_%28s_prilozheniyami%29.html.
60
Там же.
61
Циркуляр департамента полиции начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений о выяснении связей И. П. Каляева. 4 апреля 1905 г.// ГАРФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 13. Л. 199–199 (об.). URL: http://doc20vek.ru/node/217.