Страница 22 из 33
– Герда ее отпустила, – развел руками Гебхард. – Сказала, что чувствует себя хорошо, примет снотворное и пораньше ляжет спать. После полуночи приехала следующая дежурная сестра. Она немного опоздала и нашла Герду уже мертвой. Она вызвала «скорую», но было поздно.
– Тогда остается только один невыясненный вопрос: кто дал Герде яд? – вздохнул Эдер.
– Как раз это не имеет ни малейшего значения, – вступил в разговор доктор Берфельде, который до этого молча слушал. – Ни малейшего. Герда Шарф была женщиной с характером. И ушла из жизни так, как считала нужным.
Доктор Берфельде страдал сильной дальнозоркостью, и толстые очки увеличивали его глаза до невероятных размеров. Мариссель старался не смотреть ему в глаза.
– Неужели лучше гнить заживо, превращаясь в живой труп и теряя человеческий облик? Нет, – продолжал Берфельде, – если кого-то интересует мое мнение, то я скажу твердо: незачем сейчас устраивать процесс вокруг покойницы, перемывать ее косточки. Я повторю эти слова и перед пастором, хотя он и не согласится со мной.
– Он станет возражать скорее по обязанности, чем по убеждению, – ухмыльнулся Гебхард. – Наш пастор – симпатичнейший человек и без предрассудков. Мы с ним в прежние времена частенько…
– Остановитесь, – шутливо пригрозил ему Эдер. – Не компрометируйте пастора в глазах человека, который его еще никогда не видел.
Мариссель поднял руки.
– Прошу, коллеги, считать меня человеком, не утерявшим чувство юмора. Мой родной язык французский, но шутки я пойму и на немецком.
Берфельде внимательно посмотрел на него своими огромными глазами и перевел взгляд на Эдера:
– Я считаю, что полиция может найти себе занятие поважнее, чем мотивы самоубийства Герды. В округе и грабежи, и кражи, и поджоги…
Гебхард приветственно поднял руку, и они разошлись.
– Ну, что же, – миролюбиво сказал Мариссель, – оба почтенных медика придерживаются идеи убийства из милосердия.
Эдер искоса посмотрел на него.
– Убийство из милосердия? – насмешливо повторил он. – В немецком языке есть другое слово, им и надо пользоваться – эвтаназия. Пассивная эвтаназия, когда смертельно больному позволяют умереть, чтобы не продлевать страдания; и активная, когда ему из тех же соображений помогают уйти из жизни.
– Эвтаназия – это не немецкое слово, – Мариссель хотел перевести разговор в шутку.
Эдер не принял шутливого тона.
– Но это понятие из современной немецкой истории, – все так же серьезно проговорил Эдер.
Он хотел еще что-то сказать, но вдруг замолчал. Он словно раздумывал, стоит ли ему делиться своими соображениями с человеком, которого он впервые увидел днем раньше. Он смотрел на Марисселя, и в его взоре тот прочитал вопрос и сомнение.
– Господин Эдер, – Мариссель счел нужным объясниться, – вы можете быть уверены в моей скромности. Я вообще имею обыкновение держать язык за зубами. Научен этому службой в Красном Кресте и некоторыми обстоятельствами личной жизни.
Эдер понимающе кивнул: Мариссель сказал именно то, что он надеялся услышать.
– Поймите простую вещь, – произнес Эдер, – кто, кроме доктора Гебхарда, мог дать яд Герде Шарф? Препарат, принесенный кем-то иным, вызвал бы у нее подозрение: то ли это средство, подействует ли оно мгновенно, не вызовет ли дополнительных мучений… А доктору Гебхарду покойная Герда доверяла всецело.
Мариссель пожал плечами. Ему вся эта история казалась не такой уж важной. Он просто хотел, чтобы разбирательство закончилось как можно скорее, и полиция убралась из поселка.
– Если доктор Гебхард и совершил этот поступок, едва ли стоит судить его строго, – выразил свое мнение Мариссель. – Я понимаю, вы человек глубоко религиозный. Конечно, католицизм не признает за человеком права самому уходить из жизни. Но ведь сегодня многое изменилось, и сама католическая церковь вынуждена…
Эдер знаком остановил его. Они обошли почти все озеро.
– Дело не в моих религиозных убеждениях, – молвил он. – Гебхард не только преемник, но и ближайший друг доктора Берфельде. А племянница Берфельде замужем за непутевым сыном покойной Герды. Своими детьми Берфельде не обзавелся, племянница выросла у него в доме, она ему как дочь. Ради счастья племянницы Берфельде готов на все.
Черил проснулась поздно. К этому времени Мариссель, пошуршав газетными листами, уже успел подремать в кресле-качалке. Когда она спустилась, он охотно еще раз выпил с ней кофе с горячими булочками. Потом они два с лишним часа гуляли, и Мариссель пересказал ей историю с Гердой Шарф.
Когда они вернулись с прогулки, Эдер еще читал газеты. Он, сразу было видно, относился к газетам серьезно: начинал читать газету с первой страницы и не откладывал в сторону, пока не добирался до последней. Бросив на ковер последнюю газету, Эдер удовлетворенно вздохнул и снял очки.
– Предлагаю пообедать в нашей деревенской харчевне, – в предвкушении вкусненького его глаза заблестели. – Я и сам умею стряпать, от моей кухни вам не уйти. Но для начала полакомимся чем-нибудь более съедобным.
Хотя солнце светило с самого утра, жарко не стало. Черил закуталась в вязаную кофту, мужчины натянули пиджаки, и все вместе двинулись по той дороге, по которой они вчера ехали. Ближе к главной улице расположилось несколько магазинов. Эдер любезно раскланивался практически с каждым встречным.
«Харчевней» оказался маленький ресторан, отделанный изнутри свежим деревом. Гостей сердечно приветствовали и усадили за дальний от входа столик.
– Хозяин когда-то учился у меня в школе, – не без удовольствия заметил Эдер. – По истории он не очень успевал, зато открыл собственное дело.
Официантка принесла бутылку местного вина и меню, но Черил предложила Эдеру выбрать самому:
– Вы знаете, что здесь повкуснее.
– Раз-два в неделю я обязательно здесь обедаю, – сказал Эдер, сделав заказ. – Здесь готовят лучше, чем в городских ресторанах. Продукты хозяин покупает поблизости и сам ест то же, чем угощает посетителей.
– Похоже, здесь все знают, где вас можно найти, – прервал его Мариссель.
Эдер с готовностью повернулся, и улыбка исчезла с его уст. У входа стоял полицейский в форме и какой-то человек в теплом не по сезону костюме. Они подошли к столику.
– Прошу извинить, – пророкотал полицейский. – Господин следователь прибыл из города и желает с вами поговорить.
– За обедом это будет даже приятнее, – спокойно произнес Эдер. – Присаживайтесь, господа.
– Ну, ежели не испорчу вам аппетит, – следователь по-хозяйски расположился рядом с Черил.
Полицейский пробормотал что-то невнятное и исчез. Он, верно, не хотел демонстрировать свои гастрономические пристрастия в присутствии высокого городского начальства, а может быть, получил на сей счет прямые инструкции.
– Мне то же, что и господам, – распорядился следователь, когда подошла официантка. – Полагаюсь на ваш вкус, господин директор. Вдруг это поможет мне быстрее проникнуться здешней атмосферой и разобраться в этой прискорбной истории. Как вы считаете? – он повернулся к Черил.
Девушка неопределенно покачала головой. Она жевала кусочки свежеподжаренного хлеба с сыром и без особого интереса следила за разговором мужчин.
Принесли суп, и следователь с удовольствием принялся за него, придерживая спадавшую салфетку. Очистив тарелку, он вспомнил, что не успел представиться:
– Моя фамилия Вессель. Я – следователь палаты по уголовным делам.
Черил улыбнулась. Мариссель вежливо склонил голову. Он не знал, огорчаться ли ему, что эта поездка обернулась невольным участием в невеселой истории, или воспринимать все спокойно, поскольку происходящее ни к нему, ни к Черил не имеет никакого отношения.
– Уголовное дело уже возбуждено? – спросил Эдер.
Вессель стремительно развернулся к нему.
– Да, прокурор счел необходимым провести дознание. Скажу честно, – он понизил голос до шепота и склонился над самым столом, вынуждая к тому же Черил и Марисселя, – пока что у меня нет оснований кого-либо подозревать. Но закон требует выяснения всех обстоятельств дела.