Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 12

Глава 15

   Почтовое отделение закрыли, на его месте появился гастроном, с прилавком для почты, между винным отделом и отделом лаков и красок. Кто был хозяином этого магазина, никто не знал, но хозяйничала в нем с улыбками человека, долго проработавшего на ответственной должности, заведующая ЗАГСом.

   Селедкин же оказался реальностью для города. Он и его команда еще целый год снимали фильм про вампиров, на заброшенном городском кладбище, активно привлекая горожан к съемкам в доставленных из столицы гробах. Зиночке досталась главная роль, но только не в кино, а в судьбе Селедкина. После съемок Селедкин с командой уехали. И Зиночка в городе больше не появилась.

   Мэр нашел потерянный Зиночкой телефон и подарил его на день рождения заведующей ЗАГСом, сопроводив подарок достойной момента и необременительной для голоса речью.

  Петр отработал два года исправительных работ, сантехником в мэрии, за кражу телефона, выплачивая понемногу заведующей ЗАГСом моральный ущерб, с включенной в него стоимостью самого телефона.

  Жизнь города Н продолжалась в ожидании благополучия и чудес. На главной улице поставили новый фонарь.

О ПРОСТОМ ПОДЕЛОМ

РОМАН

  Глава 1

  По коридору на добротных железных носилках, с приделанными к ним снизу колесиками, вывозили Петра Алексеевича Грушкина.

  "Ничего", – думал санитар.

– Ничего, если развернуть негде, то можно и ногами вперед, – говорил санитар Грушкину, с ужасом нащупавшему нехватку кошелька на своем болезненном теле.

  Грушкин точно помнил, когда его подобрали на улице и он очнулся, кошелек был.

  Кошелек был еще даже тогда, когда Петра Алексеевича везли головой вперед на осмотр в кабинет.

  Карман халата санитара был вызывающе оттопырен спрятанными туда еще неделю назад двумя парами грязных носков, которые санитар регулярно приносил на стирку своей даме сердца, работавшей в этом же учреждении. Но дама пропала куда-то, может, засела на больничный по уходу за своими двумя детьми, болевшими постоянно. Санитар распихал белье как попало в надежде, что она появится вскоре.

  Грушкин, которому внезапно примерещилось, что его сбережениями можно оттопырить карман санитара, так же как и носками, к тому же еще и месячной заскорузлости, безвольно, но крайне настойчиво начал тянуть халат, ухватившись за карман.

  Санитар смущенно отмахнулся, попав Грушкину Петру Алексеевичу в висок указательной косточкой сильного своего кулака. Петр Алексеевич и ахнуть не успел, только вздохнул неглубоко. Санитар подвез его к кабинету рентгенолога.

  Через час прибежала рентгенолог с обеда, таща по привычке сумки с едой. Она и обнаружила первая труп Грушкина, слегка подтолкнула каталку в сторону к выходу, ногами вперед, открыла дверь, запрятала продукты в шкаф, вернулась и потребовала, отозвавшись эхом в пустом коридоре:

– Следующий.

  На следующий день Агрипина Алевтиновна, зам главврача МСЧ увидела в коридоре около кабинета человека.

– Вы ко мне? – спросила она невыразительно, машинально отметив настойчивую бледность на лице просителя.

  "Инфаркт", – буднично подумала она.





  Не расслышав вопроса, человек принялся громко говорить, очевидно, о наболевшем.

– Вчера я почувствовал… – почти закричал он.

  Резкий его голос странно прозвучал в коридоре.

– Потом расскажете, – с профессиональной нотой бодрости, более похожей на раздражение, подбодрила Агрипина Алевтиновна.

  Войдя в кабинет, она воспользовалась уединением, чтобы вздохнуть несколько раз, позвонить сыну и, наконец, обидеться, что к телефону подошла его жена. Затем она выписала рецепт сыну – смазывать горло, которое она неустанно лечила всю его жизнь и большую часть своей.

  Внезапно в ее кабинете раздался телефонный звонок. Молодой врач Тяпкин, проходя по коридору, увидел человека, сидящего в пространстве между своим кабинетом и кабинетом заведующего. Опасаясь поступить нетактично и прихватить чужого пациента, Тяпкин не хотел упускать и своего, не отвыкнув еще до конца от двухлетней работы в частной клинике, откуда его уволили неделю назад за перевозку заинвентаризированной скамейки из больничного двора в свой приусадебный участок. Сам же больной ничего уже не говорил, а только тихо качался из стороны в сторону от кабинета заведующего к кабинету Тяпкина, что тоже ясности не добавляло.

– Молодой, да ранний, – неприязненно поставила диагноз заведующая Тяпкину, выслушав его торопливый говорок. К ней прицепилась слава хорошего диагноста еще в институте, когда вместе с группой попав в морг, она закричала первая: "Покойники!"

– Займитесь им, Василий Васильевич, – не без ехидства произнесла она, нарочито проговаривая окончания имени и отчества молодого врача, которые при обычных обстоятельствах и в угоду народным традициям по-свойски обрубались с концов наполовину.

  В понедельник Крошкина и Грушкина похоронили.

  Некролог вывесили только в четверг, и Грушкин с Крошкиным, которым кадровики, вечный бич жизнелюбия, выставили по два прогула, грозившие лишением премии целому отделу за то, что они оказались там, где религия обещает вечность, а земля – прах, были, наконец-то, оправданы и в глазах коллектива.

– Кто бы мог подумать? – озираясь по сторонам в поисках ответа, ахала Валечка.

– И ведь как жили, так и умерли, – добавила пенсионерка Люба, подметавшая пол.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила судорожно Зинаида Николаевна (ходили слухи, что она была любовницей Крошкина).

– А то, что Грушкин имел интрижку с женой Крошкина, – захохотал из своего угла Николенька.

– Что вы говорите, – съязвила Майечка, – я слышала, что это Крошкин имел интрижку с женой Грушкина.

– О покойниках плохо не говорят, – сказала все еще грустная Лидия Петровна, о которой знали точно, что она была любовницей Крошкина.

  Верочка и Ирочка, весело переглядываясь, хохотали, потому что Верочка еще не знала, что Ирочка уже вторую неделю была любовницей Николеньки, а Ирочка доверчиво полагала, что Николенька бросил Верочку еще месяц назад.

  Так этот большой и дружный коллектив, работавший на благо путей смещения, принял весть о кончине своих товарищей.

– А, простите, от чего они… того? – не выдержав, полюбопытствовал Иннокентий Болотский, обычно тихо писавший стихи уже четверть века в ящики всех письменных столов, встреченных им на трудовом пути.

– Как от чего? – удивилась пенсионерка Люба. – От аппендицита, гнойного.

– Что вы говорите, а я и не знала, что гнойный аппендицит – вирусное заболевание, – встревожилась красавица Валечка, оказавшаяся ближайшей соседкой обоих усопших.