Страница 5 из 6
Но разыскивать, куда припрятали мою одежду, возможности нет. Могли и не припрятать, попросту сжечь… Ладно, как-нибудь дошагаю до жилья нормальных людей и в таком виде.
А вот оружием не мешало бы запастись, хотя бы импровизированным… Здешнее гостеприимство легко и быстро превратится в нечто противоположное, едва хозяева обнаружат, что гость вознамерился их покинуть.
Увы, окинув взглядом комнату, ничего подходящего я не обнаружил. Из ножек массивного табурета могли бы получится неплохие дубинки, но если отломать их, то шум не только разбудит Дейру, – всполошит заодно весь дом.
Пришлось ограничиться ножом, лежавшим на прикроватном столике. Вернее, ножичком… Я давно его заприметил, им старуха в черном очень ловко разрезала старые бинты при перевязках. Костяная рукоять, лезвие пустяковое, полтора шаса длиной, хоть и отточено на совесть.
Три шага, что пришлось сделать до столика, принесли неприятное открытие: свои силы я переоценил.
Странно… По всем расчетам, рана на бедре должна была исцелиться и не беспокоить. На деле же я наступал на левую ногу с осторожностью, и все равно каждый шаг отдавался болью.
Первоначальный план – выйти из комнаты и покинуть дом через окно – начал казаться авантюрой. Ни карабкаться по стенам и карнизам, ни прыгать со второго этажа не смогу…
В чем причина? Действие яда вэйверов наложилось на действие заклятия? Или же лечили меня здесь своеобразно? Так, чтобы пленник не протянул ноги слишком рано и получил все причитающиеся пытки, – но оказался не способен к побегу?
Не важно… Сделаю, что решил, и будь что будет. Но план действий меняется: спущусь по лестнице и прогуляюсь до конюшни, пешком далеко не уйти… Или пробьюсь с боем, если потребуется. Даже маленьким ножом можно натворить больших дел, если к ножу прилагается умелая рука. С этим у меня все в порядке. В той школе, где довелось учиться, во всей глубине и во всех тонкостях преподавали лишь одну науку, – умение убивать. А экзамены принимали лучшие бойцы Инквизиции, и двоечники получали не шанс на пересдачу, а местечко на храмовом кладбище…
Дверь без скрипа повернулась на хорошо смазанных петлях. Я оглянулся на Дейру: спит, собравшись в клубок, словно умилительный зверек, – давно замечал, что детеныши даже самых опасных тварей выглядят умилительно и беззащитно… Прощай, надеюсь, больше не увидимся.
Держа нож наготове, я шагнул наружу.
Последние крупные анклавы, населенные мранами, уничтожили задолго до моего рождения. И представители этой не самой симпатичной расы рассеялись повсюду, селясь небольшими общинами во всех государствах от Пролива до Загорья (в нынешних государствах, в те времена еще числившихся имперскими провинциями).
Однако и у общин дело не заладилось – мало кто из людей готов был терпеть рядом представителей древней мрачной расы, напичканных природной магией и практикующих страшненькие ритуалы… Да и самая банальная зависть имела место: мраны взрослеют и стареют медленнее, чем люди, и триста лет для них не старость, период последней зрелости, примерно мой нынешний возраст в пересчете на людские годы. Мало кто сомневался, что этакое долголетие получено милостью не Девственной Матери, а совсем иных сил, требующих кровавую плату за свой дар… И мало кто из мранов доживал до преклонных по своим меркам лет.
Надо отметить, что представители вэйри платили людям полной взаимностью и мирное совместное проживание крайне редко затягивалось надолго. Случались стычки и конфликты, нередко оборачивавшиеся самыми настоящими погромами…
А потом грянула десятилетняя гражданская война, прикончившая Старую империю. И мраны, на свою беду, почти все выбрали в ней сторону князя-консорта. Лишь очень немногие общины отщепенцев встали под знамена принца-регента, – и оказалось, что именно они сделали ставку на победителей, не сумевших удержать плоды победы…
В общем, когда обучение закончилось и вожделенный плащ алого цвета украсил мои плечи, Инквизиция добивала последние поселения вэйри. Во исполнение буллы Святейшей Матери: мранам, отрекшимся от своих кровавых богов и принявшим истинную веру, дозволялось жить среди людей, но не в городах и не более чем одному семейству в одном селении, при условии, что поселенцев от ближайших сородичей будет отделять не менее двадцати лиг.
Одни выселяемые подчинялись, хоть и неохотно. Другие отказывались уходить из обжитых мест, брались за оружие и применяли запретную магию… А были еще общины потайные, укрытые в малонаселенных местах, в лесных дебрях, среди топких болот или горных круч, – их обитатели вообще плевать хотели на все установления Святейшего престола и сопротивлялись обреченно, но яростно.
Крови пролилось немало, и людской, и нелюдской. Необъявленная война длилась несколько лет, но победа одной из сторон была предопределена заранее… После чего торжественно объявили, что проблема вэйри окончательно решена, никогда больше чужая и чуждая раса не посмеет встать на пути человечества.
Не знаю, как там насчет всего человечества, но у его отдельного представителя – то есть у меня – проблема решена не окончательно. И ему, то есть мне, придется хорошенько постараться, чтобы ее решить…
С такими мыслями я медленно, не скрипнув ни единой ступенью, спускался по лестнице. Шагал куда неувереннее, чем мог бы, пошатывался, – в общем, изображал обессилевшего больного, едва держащегося на ногах. На всякий случай, вдруг кто-то незаметно за мной наблюдает. А нож держал так, чтобы скрыть его длинным рукавом рубахи.
Лицедействовал, как выяснилось, впустую. Дом был пуст. И ни единого звука, свидетельствующего, что здесь есть живые, ниоткуда не доносилось.
Лестница спускалась в залу – не трапезная замка владетельного сьера, но достаточно обширное помещение для семейных обедов: длинный стол с массивными стульями, огромный камин. На деревянных панелях стен – головы волков, оленей, кабанов, даже двух вэйверов. Выглядела коллекция неважно, мех у многих трофеев облез и был попорчен молью.
Наверняка эти настенные украшения осталась от прежнего владельца фригольда, мраны охотой никогда не занимаются, не знаю уж почему… За исключением охоты на одиноких солдат Инквизиции, в этом они мастера. Если что, – местечко на стене для моей головы найдется. Лучше бы здесь висело для красоты охотничье оружие, хиршфангер или рогатина сейчас бы не помешали… Но чего нет, того нет.
И все же кое-что, способное по беде заменить оружие, я приглядел. В камине красовалось приспособление для жарки мяса, позволяющее при нужде запечь целиком кабана средних размеров. Но и человека на внушительный вертел можно насадить так, что любо-дорого. Или мрана.
– Можешь забрать себе, Реньяр, – прозвучал голос за спиной, едва я взялся за рукоять закопченного орудия. – Мы им все равно не пользуемся.
О способности вэйри подкрадываться бесшумно недаром ходили легенды. Мой обостренный святыми сестрами слух оказался бессилен…
От того, чтобы развернуться прыжком, я удержался. Повернулся медленно, прикрывая телом готовый к броску нож.
Глава 3
Я подозревал, что одежда моя в лучшем случае валяется скомканная, покрытая пятнами запекшейся крови. Ошибся. Все вещи оказались выстираны и даже зашиты. С мыслью об ожидающих меня пытках такая забота уже плохо сочеталась. Так ведь мало того – рядом лежало мое оружие: скрамасакс, кинжал-рондель, два ножа – тот, что я носил в рукаве и засапожный…
Лишь Фламмбланша не было. И вообще в небольшой комнатке без окон, где на лавке были сложены мои вещи, фламберга я не увидел.
Ну и что все это означает?
– Одевайся, Реньяр. А я схожу за кувшином вина, надо выпить и за встречу, и за твое воскрешение.
С этими словами Черный Дидье повернулся ко мне спиной, шагнул через порог. Спиной… Украденный ножичек с костяной рукоятью по-прежнему скрывался у меня в рукаве и казался теперь смешным и не нужным.
С Черным Дидье, он же Дидье-полукровка, я последний раз встречался почти четверть века назад. С тех пор он ничуть не изменился: такой же высокий, худой, та же легкая проседь на висках… И такая же одежда из черной кожи и черной ткани, ни единой ниточки иного цвета.