Страница 8 из 12
– Это был просто ветер, – успокоил его Каспар. – Что случилось?
– Несчанучай, – тихо пробормотал Линус. – Опрокинусть! – Давний пациент клиники не только жил в своем собственном мире, но и общался на выдуманном языке.
На протяжении многих лет он путал свою голову с блендером, который неутомимо пичкал – то через рот, то через нос – таблетками, коктейлями и порошками. Никто не мог точно сказать, от какого именно наркотика включился турборежим, но после того, как врачи скорой помощи реанимировали певца за кулисами, он был уже не в состоянии расположить слова собственной речи в правильном порядке. Даже буквы были перепутаны.
– Падахав, ессалам, – улыбаясь, выкрикнул он. Если Каспар еще сумел перевести «несчанучай» как «несчастный случай», то эти искусственно образованные слова заставляли его теряться в догадках.
Судя по улыбке, Линус был рад неожиданному происшествию, но в его случае не стоило судить о внутреннем эмоциональном состоянии по внешним проявлениям. Когда в прошлый раз Каспар слышал, как смеялся музыкант, тому только что привязали руки к кровати. Для того чтобы не позволить ему в очередном психозе вырывать и есть собственные волосы.
– Посмотрим, что там? – спросил Каспар, и Линус взглянул на него так, словно его еще никогда в жизни так сильно не оскорбляли. Затем снова рассмеялся и, как озорной школьник, выбежал из палаты. Каспар пожал плечами и последовал за ним.
18:39
Линус уехал на лифте у него из-под носа, поэтому Каспару пришлось спускаться по старинной деревянной лестнице, которая лианой вилась вниз вокруг лифтовой шахты. Потертые ступени скрипели от каждого шага, и так как Каспар ступал осторожно, он чувствовал себя подростком, который ночью пытается выскользнуть из родительской квартиры.
«Я раньше так делал? Или был послушным задротом, который всегда приходил домой вовремя?»
Уже несколько дней он в любую свободную минуту пытался в соборной пустоте своей памяти отыскать ответы на самые тривиальные вопросы. Как звали его первую мягкую игрушку; в школе его любили или он был аутсайдером? Какая машина стояла у него в гараже? Какая у него любимая книга? Слушает ли он в определенные моменты какую-то песню? Кто его первая любовь? Его злейший враг? Он не мог этого сказать. Его воспоминания были как мебель в пустом доме, которую владелец накрыл тяжелыми простынями. До вчерашнего дня он еще хотел сорвать эти пыльники. А сегодня уже боялся, что под ними может скрываться ужасная правда.
«Я боюсь. Ты ведь скоро вернешься, папа?»
Когда Каспар, погруженный в мрачные мысли, добрался до первого этажа, Линуса уже след простыл. Вместо него навстречу Каспару вышла Ясмин Шиллер.
– Да, да, сделаю. Кто же еще? – Молодая медсестра раздраженно комментировала замечание Расфельда, который стоял в нескольких шагах в комнате Бахмана.
На лице Ясмин было написано недовольство от того, что она снова деградировала от шефа до девочки на побегушках. Затем голубой пузырь из жвачки закрыл две трети нижней части ее лица, и она, не здороваясь, проследовала мимо Каспара.
«Я делаю это лишь временно. Я певица, а не нянька для психов», – объяснила она Каспару уже на второй день, явно радуясь тому, что он не нуждается в помощи при походе в туалет. Она и правда сюда совершенно не вписывалась – со своей ярко-красной челкой, проволочным кольцом с колючками на большом пальце и вечно плохим настроением. Но Каспар догадывался, почему Расфельд терпел ее в своем элитарном окружении, несмотря на татуировки и пирсинг в языке. Ясмин любила свою работу. Она была отличным специалистом, но не хотела, чтобы другие это заметили.
По пути к ресепшен ноги Каспара увязли в толстом ковре, который тянулся по всему холлу. Ковровое покрытие производило на вновь прибывших приятное впечатление, не то что антисептический линолеум, привычный для клиник. То же самое касалось и комнаты консьержа. Дирк Бахман обожал Рождество. Хотя его брак был пока бездетным, он отмечал этот семейный праздник с полной самоотдачей и одержимостью деталями, словно надеялся получить какой-то приз. Частично застекленное помещение рядом с главным входом было забито таким количеством Санта-Клаусов, золотых ангелов, гирлянд, рождественских фигурок и пряничных домиков, что за ними можно было не заметить засыпанную серебряным дождем елку, которая была втиснута между металлическим столом и шкафчиком для хранения ключей.
– Господин профессор?.. – тихо позвал Каспар, чтобы не испугать руководителя клиники. Но главврач все равно вздрогнул от неожиданности.
– Опять вы? – Во взгляде Расфельда мелькнуло чувство вины, но тут же исчезло. – Я думал, что ясно выразился. Вам необходимо в постель.
«Как и вам», – подумал Каспар, стараясь не пялиться на темные круги под глазами руководителя клиники.
– Другие тоже очень взволнованы, – солгал Каспар. На самом деле, кроме него, Греты и Линуса, других пациентов не было. И если пожилая дама смотрела на полной громкости восстановленную телевизионную программу, то музыкант, похоже, уже потерял интерес к последним событиям. Во всяком случае, здесь, внизу, его не было. – Что там случилось?
Расфельд помедлил, затем неохотно помотал головой и кивнул на монитор. Видимо, он надеялся побыстрее избавиться от Каспара, ответив хотя бы на один его вопрос.
– Какая-то машина скорой помощи съехала с дороги перед нашим въездом, врезалась в телефонную будку и опрокинулась.
Каспар бросил взгляд на мерцающий экран. Значит, вот эти огни вспыхивали между деревьями. Голубая мигалка кареты скорой помощи все еще вращалась на крыше.
«Если за подъездной дорогой ведется видеонаблюдение, значит, должна быть и запись того, как я сюда поднялся?» – подумал он, но решил, что сейчас неподходящий момент, чтобы спрашивать об этом Расфельда.
– Я могу как-нибудь помочь? – вместо этого спросил он.
Сегодня вечером персонала было мало. Так как в клинике находилось всего три пациента, все врачи, кроме Софии, взяли выходной. Наплыв людей с праздничной депрессией ожидался только завтра во второй половине дня. В последнюю секунду. Когда мысль о том, что сочельник снова придется провести в одиночестве, становилась невыносимой неизбежностью.
– Нет, спасибо. Пока не нужно. – Расфельд улыбнулся. – Мы сами справимся. Фрау доктор Дорн и господин Бахман поехали вниз на снегоходе.
Словно в доказательство его слов камеры видеонаблюдения показали Софию и консьержа клиники.
– Иначе по такому льду вниз не съехать, и уж тем более не подняться.
Рация на зарядной станции рядом с монитором щелкнула, и послышался голос Бахмана:
– Думаю, здесь только один.
Расфельд снял мигающую трубку с зарядки.
– Он ранен?
– Сложно сказать, – ответила на этот раз София. – Мне кажется, водитель в шоковом состоянии. Мужчина сидит рядом с разбитой телефонной будкой. Момент.
Каспар не мог больше ничего разглядеть на экране, потому что спина Расфельда все загораживала.
– Черт, здесь еще кто-то, – щелкнула рация. – Машина перевозила пациента.
Каспар встал на цыпочки.
Боковое матовое стекло машины было разбито, и если он не ошибался, то изнутри беспомощно торчала окровавленная рука.
– Доставьте обоих наверх, – приказал он по рации.
– Хм, я не знаю. Может, лучше…
– Что? – накинулся он на Софию. – Запросить вертолет? Вызвать спасателей? Вы не хуже меня знаете, что машина въехала в таксофон и сломала его.
«А на территории клиники нет сотовой связи». Во рту у Каспара пересохло, и он закашлялся, словно подавился от этой мысли. Данная местность была одним из последних белых пятен на картах операторов сотовой связи. В глазах Расфельда – преимущество территории, так как важная часть психологического лечения состояла в том, чтобы оградить пациентов от негативного внешнего влияния.
Рация снова начала мигать.
– Дирк взломал двери, и я сейчас с пациентом, и я, о нет… боже мой!..
– Что? Что там? – Расфельд уставился на монитор, пытаясь что-нибудь разглядеть.