Город чудес

Оружие оставляет себе. Использовать его не собирается, потому что хочет, чтобы все было как можно тише: выстрел выдаст его расположение и уведомит Кхадсе о том, что ему противостоит всего лишь один человек, а не армия. Сигруд прячет пистолет в кобуру, потом бежит к веревкам, которые свешиваются вдоль боковой стены склада.

Он привязал их две ночи назад — веревки свисают с четвертого этажа до самой земли, спрятанные за одной из колонн. Большая часть угольного склада отсырела и рассыпается, полы много где проваливаются после долгих лет аханастанских дождей. Использование веревок для того, чтобы одолеть этажи, не только предоставляет ему элемент неожиданности, но еще и не дает разбиться насмерть, сделав один неверный шаг.

Впрочем, он кое-что подготовил на тех этажах с дырявым полом, на тот случай, если сражение перейдет в другие части склада. Осторожность никогда не бывает лишней.

Сигруд хватает одну веревку, тянет, чтобы вытащить из тайника, и смотрит вверх. Он в разумной степени уверен, что веревка выдержит — он завязал тысячи узлов, будучи моряком, но это было очень давно.

«Можно подумать, — говорит он себе, начиная взбираться по веревке, — это самая глупая вещь из тех, которые я делаю сегодня…»

Он поднимается, пока не оказывается чуть ниже окна второго этажа, где останавливается и слушает. Ни голосов, ни движения внутри. Он продолжает подниматься.

Под окном третьего этажа он снова останавливается и внимательно прислушивается. Слышится очень тихий голос:

— …почти уверена, что слышала, как он только что кричал.

— С этим клиентом что-то не так, — отвечает второй голос, мужской. — Он или она заставляет Кхадсе делать какую-то странную хрень.

— Достаточно странную, чтобы Кхадсе испугался?

— Ага. Вот именно такую странную.

— Тише, — вступает третий голос, негромко. Еще один мужчина. — Мы на посту, не забывайте.

— Можно подумать, кто-то заявится в эту вонючую дыру, — огрызается женщина.

Сигруд очень медленно поднимается еще на несколько дюймов — его руки дрожат от напряжения — и заглядывает в окно третьего этажа. Он видит слабый свет в конце коридора — видимо, отблески их фонарей. Другими словами, они близко, но не слишком.

Сигруд проскальзывает в окно третьего этажа, пригибается, прячась за рядом покрытых плесенью столов, и вытаскивает наплечный мощный самострел, который схоронил там заблаговременно.

Большинство бойцов и оперативников теперь предпочитают пистолеты и винташи, поскольку они стреляют гораздо дальше и быстрее, но, если действуешь в полной тишине, считает Сигруд, лучше арбалета оружия не найти. Впрочем, этот конкретный арбалет жертвует удобством ради мощности, потому что из него можно выпустить только по одному болту за раз. Есть модели с зажимами, с автоматической перезарядкой, но механизм перезарядки необычайно громкий и мог бы выдать расположение Сигруда. У него есть арбалет куда меньшего размера, прицепленный к поясу, и это значит, что он может сделать по меньшей мере два тихих и быстрых выстрела.

«И остается вопрос, — думает Сигруд, — что делать с третьим охранником». За свою долгую карьеру он дважды ловил болт на лету, но не готов пробовать то же самое с пулей.

У него есть один вариант: футах в двадцати по коридору отсыревшее пятно в полу, которое он вчера подготовил, подпилив ножом балку ниже, — его опыт лесоруба наконец-то пригодился для работы оперативника. Он не уверен, что все получится как надо — слишком много переменных замешано, — однако попытаться стоит.

Он идет по коридору и перепрыгивает отсыревший участок, обозревая свою работу. «Если это не подействует, — думает он, — я могу получить пулю в спину».

Придется рискнуть. Дрейлинг подходит к углу и быстро высовывает из-за него голову.

Три фонаря, три охранника. Очень бдительные и готовые ко всему.

Сигруд планирует свой ход. «Трое здесь. Потом еще двое наверху. И Кхадсе».

Он крадется из-за угла и готовит свои арбалеты, мощный и ручной. Целится сперва из ручного: дальность у него меньше, и он не такой точный, так что в напряженной обстановке его сложно использовать.

Сигруд целится в ближайшего охранника, континентскую женщину.

Он ждет, когда она отвернется, обнажит шею, ждет, ждет…

Она шмыгает носом и смотрит вправо.

Сигруд жмет на спусковой крючок.

Выстрел уверенный и точный, болт мчится к цели и вонзается прямо в левую сторону ее горла, почти протыкая шею насквозь. Она давится, роняет пистолет и фонарь и падает на колени.

Охранник справа дергается, когда на него летят брызги крови, и таращится на женщину.

— Какого хрена! — кричит он. — Какого хрена!! — Он колеблется, разрываясь между тем, чтобы помочь ей и определить, откуда стреляли.

Сигруд уже поднял мощный самострел. Он не спешит. Кажется, что проходит вечность, но на самом деле, скорее всего, четыре секунды или меньше.

Он тщательно прицеливается и стреляет.

Этот болт летит высоковато: он попадает второму охраннику прямо в рот, выбивая передние зубы и протыкая нижнюю челюсть, возможно, смертельно пронзая горло. Сигруд не останавливается, чтобы подтвердить убийство: он вскакивает и бежит обратно по коридору.

— Эй! Эй! — кричит третий охранник и стреляет. Выстрелы беспорядочные, запоздалые — Сигруд уже за углом, и пули вонзаются в отсыревшие стены позади него. Он перепрыгивает через отсыревшее пятно на полу, виляет между заплесневелыми столами и прячется, чтобы перезарядить свои арбалеты и прислушаться.

Долго царит тишина; возможно, охранник — опытный оперативник. Сигруд задерживает дыхание.

Затем раздается громкий скрип, оглушительный треск и пронзительный вопль ужаса, который быстро затихает. Потом двумя этажами ниже слышен грохот. И тишина.

Сигруд злобно скалится. «Так приятно, — думает он, — когда все идет по плану».

Он выпрыгивает из окна, хватается за веревку и поднимается на четвертый этаж.

Кхадсе вытаскивает свой пистолет и взмахом руки приказывает двум товарищам занять позиции вокруг верхней части лестницы. Там, внизу, кто-то есть, и, судя по грохоту, крикам и последующей тишине, похоже, вся прочая его команда обезврежена.

Он морщится, размышляя: «Сколько их там? Пять? Десять? Как они нас выследили? Откуда узнали?» Ему не нравится мысль, что придется с боем выбираться отсюда с двумя оставшимися членами команды.

Зденич смотрит на него.

— Что предпримем?

Кхадсе подносит палец к губам. Скорее всего, они в ловушке здесь, наверху, если противники привели полноценный отряд. Лучшим вариантом было бы найти другой выход с четвертого этажа, но Кхадсе приложил прорву усилий к тому, чтобы его не было. Значит, остается только одно.

— Затаимся, — шепчет Кхадсе. — Пусть они сделают первый ход.

— Мы здесь застряли, как омары в ловушке! — паникует Альжбета.

— Возьми себя в руки! — рычит на нее Кхадсе. — Никакие мы не омары в ловушке, потому что мы вооружены, а им придется атаковать, поднимаясь по лестнице! Занять оборонительные позиции. Сейчас же!

Они начинают перетаскивать какую-то гниющую офисную мебель к выходу на лестницу, строя грубые укрепления, которые вряд ли остановят пулю. Потом они прячутся и ждут.

И ждут.

Кхадсе чувствует капли пота, которые текут по вискам. Он не попадал в такое положение уже много лет. «Всю мою команду одолели за пятнадцать минут… Почему они не нападают? Почему они…»

Тут раздается звук, которого Кхадсе не слышал пару десятков лет: звук болта, который вонзается в человеческую плоть.

Он слегка вздрагивает, когда Зденич начинает падать, а из основания черепа у него торчит металлический прут. Подручный Кхадсе валится на пол, сотрясаемый конвульсиями.

— Что?! — кричит Альжбета. Она вертится на месте, выискивая атакующего.

Но Кхадсе уже понял, где находится стрелок, и устремился прочь.

— Они сзади! — рычит он. — Как, будь оно все проклято, они оказались сзади?!