Кесаревна Отрада

Возможно, никто ничего не заметил, кроме Грозы. Гроза откуда-то все знала, однако не позволила себе и доли намека - интонацией, взглядом, - но почему-то Отрада ничуть не сомневалась в ее знании...

Может быть, она заблуждалась. Может быть, заблуждались они обе. Уже ни в чем нельзя было быть уверенным.

Неделю занял поход. Дважды случались крупные стычки: с людьми-кошками и с наездниками на птицах - теми самыми, что расправились с мускарями. Отрада забыла об этих стычках моментально. Не то чтобы забыла, стерла из памяти - а просто не вспоминала, как о незначащем уроке, отвеченном позавчера.

Ночами кто-то непрерывно шатался вокруг лагеря, подходил к кольцу костров, хохотал, выл, иногда бросал камни и дроты. Случалось, они находили цель...

Гроза сказала: более сотни воинов вошли в Кузню. Вышли - двадцать девять.

Вышли...

Такого простора Отрада не видела никогда. Горизонт был страшно далек, воздух - прозрачен, и высоки горы. Медленные облака плыли еще выше, а над ними парило солнце. Она помнила, как Алексей рассказывал (до чего же давно это было...) о хитрой небесной механике смены дня и ночи, о том, что солнц на самом деле два, темное и светящееся, они вращаются друг вокруг друга - в компании нескольких лун, - а свет идет не по прямой линии, как это кажется, а по сложной кривой, приводящей его если ничто не преградит путь - обратно к источнику... и в это почему-то было легко поверить.

Что-то подобное, хотя и в куда меньшем масштабе, она испытала два года назад, переехав в город. Там тоже все оказалось не так, и это "не так" ощущалось одновременно и более сложным, и более естественным. Искусственным было предыдущее упрощение.

Венедим обогнал ее, посмотрел искоса, дернул щекой. Она уже знала, что у него такая улыбка.

Лошади спускались по пологой земляной тропе.

Глава вторая

В эту ночь к нему пришел Железан: попрощаться. Земное служение его закончилось, он уходил куда-то далеко, вслед за многими, очень многими. Его отпустили: слав сделал свое дело. Я тоже сделал, думал Алексей, глядя на него, призрачного, истонченного до степени легчайшей дымки; он может уйти; я тоже могу уйти...

Он не мог.

Как странно, что я жив, думал он еще. Ларисса ошиблась? Обманула? Или я просто не понял чего-то? Или с тех пор произошли какие-то события, изменившие предназначение?..

Важно ли это?

Важно.

Свечка в резном каменном подсвечнике догорала.

Железан наконец встал, сказал что-то одними губами, кивнул, отступил назад, исчезая в бревенчатой стене...

С запозданием Алексей прочел по его губам: "Прощай, мой друг".

Я ведь чуть не предал тебя, подумал он. Может быть, ты не догадываешься - а я чуть не предал тебя...

И всех остальных. Кто мне верил.

Он знал, что думать на эти темы ему сейчас нельзя, потому что тогда вновь произойдет то, что готово было произойти в первую ночь после... после разлуки (он твердо выговорил это слово)... и в чем он никогда и никому не признается. Но нужно было помочь себе не думать.

Алексей задул свечу и вышел из келейки.

Отряд ночевал в старой придорожной крепости Агафия, принадлежавшей когда-то, в незапамятные времена, сгинувшему начисто семейству Агафаггелов, тоже предъявлявших свои претензии на престол. Но земли Агафаггелов лежали как раз на путях из Вендемианов в Паригории и обратно... да тут еще лихая вольница восточных провинций...

И все же некоторые крепости сохранились хотя бы каменной кладкой - настолько прочно были построены.

Из келейки выход был в полукруглый дворик, бывший когда-то крытой башней, возведенной над колодцем. Сейчас крыши над головой не имелось, кольцо колодца придавливала каменная плита толщиной чуть менее аршина, и сдвинуть ее будет под силу разве что стаду быков, взятых в упряжку, зато на земляном полу густо росли тонкая ольха и клены.

Уменьшенной и облагороженной копией этого дворика-башни был тот зал в замке на высоком утесе... разве что колодец еще (или уже?) не прикрывала тяжеленная крышка-Алексей прошел под аркой, низкой настолько, что приходилось склоняться в глубоком поклоне, и оказался на центральной площади. Площадь имела шагов десять в ширину и чуть больше в длину. С трех сторон в нее впадали узкие улички. Прямо - был виден в некотором отдалении гребень стены, зубцы на фоне темнолазоревого неба; направо - слышна казарма. Слева светились высокие узкие окна Палаты. Этим красивым словом здесь называлось трехэтажное строение, предназначенное исключительно для жилья. Оно было сравнительно новым и потому достаточно просторным и удобным внутри.

На крыше его поскрипывала под шагами часовых деревянная наблюдательная вышка.

Из окон доносилась тихая музыка. Играли на китаре и клавикордах.

Отрада не спит, подумал Алексей. Она уже чужая. Он хотел отвернуться и пойти в другую сторону, но в этот момент от стены Палаты отделилась темная фигура и медленно пошла к нему. По шагам он узнал Венедима.

- Не спишь, Пактовий?

- Нейдет сон, - согласился Алексей. - И у вас, вижу... - Он кивнул на окна.

- Тоскует кесаревна. Гроза говорит - плачет ночами.

- Плачет... Да, ведь хотел я тебя увидеть, сказать...

- Постой. Скажешь еще. Ты ведь, как я помню, у чародеев учился?

- Начинал, да.

- Можешь узнать, что сейчас, сию минуту, впереди происходит? На западе, на севере? Алексей подумал.

- Единственно, могу попробовать послать вперед птицу. Или зверя. Буду слышать то, что слышит он. Да и то... не уверен. Вымотался я, Венедим. В теле сила еще вроде осталась, а в душе... последние капли.

- Послать зверя - это не то, нет. Я о другом думал. Говорят, чародеи могут между собой за сотни верст письмами обмениваться. Один пишет, а другой будто бы слушает и только рукой водит.

- Такого я не умею... А в чем вообще у тебя сомнения?

Венедим поколебался, но все же не промолчал:

- Доместик здешний - бывший почтовик, руку всех сигнальщиков знает. Вот и говорит: вроде бы сменилась где-то рука, на каком-то посту... и ведь вот не так сильно, чтобы уверенным быть, а - сомнения закрадываются.

- Думаешь, засада ждет?

- Думаю, может случиться и засада... Завтра из гарнизона полсотни заберу, уже договорились... а все равно опасаюсь. Рассказывали же тебе об этих... каменных степняках?