Страница 80 из 116
- Тебя это волнует?
- Кажется, да. То есть я все понимаю: видимость... но уж очень плотная видимость... как шарахнешься о какой-нибудь выступ иллюзии...
- Я не знаю, - сказал Алексей. - Я многого не знаю, к сожалению. Откуда взялись эти твари... какой цели они служат... Вполне может оказаться так, как ты говоришь. Тем более что в преданиях это нашествие описывалось много раз.
- Но предания же - они же о прошлом? Или как бы сказать...
- Не совсем о прошлом. Понимаешь, в Кузне и время идет по кругу, замыкается само на себя...
- Не поняла.
- Из меня объясняльщик... Ну, это примерно как пространство. Ведь Земля считается круглой? И ее можно обойти и вернуться в ту же точку? Так и со временем...
- Постой-постой-постой. Земля что - только считается круглой? А на самом деле?..
- На самом деле никакой Земли не существует. А подлинный мир - конечно, какой же он круглый? Как мир может быть круглым? Он бесконечный.
Саня покачала головой. Ничего не сказала.
- Так же и время, - продолжал Алексей. - Землю можно обойти вокруг, но вернуться не в ту же точку, а в сотне верст. И это будет уже совсем другая местность. Так же и со временем. Оно прокручивается, наматывается само на себя - и кажется, что позади бесконечность, а на самом деле - меньше тысячи лет... и каждый оборот - меньше сотни. Каркас остается тот же, только оболочка другая... И вот так - сколько-то оборотов, оборотов, - конец сцепляется с началом...
- Я поняла, - глухо сказала Саня. - Спасибо, Алеша. Давай поговорим о другом.
- О чем ты хочешь?
- О нас.
- Говори.
- И ты тоже.
- Конечно.
- Если мы умрем - все равно все было не зря. Правда. Вот эти два дня и две ночи... полная жизнь. Бедность, любовь и война...
Она вдруг замолчала. Показалось, что все вокруг стало призрачным и тонким - затвердевший дым, - а по тому немногому, что сохранило плотность, проплыл - пролетел - стремительный золотой отблеск. Боясь потерять то, что увидела, Саня изо всех сил зажмурилась. Но нет - уже все ушло, то, что было рядом, - исчезло, и остались лишь неразрушимые стены вдали и реденькая, вся в дырах, циновка под ногами... непонятно, как держит она людей...
- Что?.. - Алексей держал ее за руку и озирался. Он тоже почувствовал.
- Здесь кто-то был. Только что. Уже нет.
- Человек?
Она покачала головой. Нет, это не человек. И не мускарь. Что-то низкое и стремительное...
И тут почему-то - от напряжения памяти, должно быть, - перед внутренним ее взором возникла заваленная мебелью и хламом кухня. Она возникла не фотографией, не так, как ее увидели глаза, - а будто бы древней гравюрой, где тени изображены параллельными царапинами... Она всматривалась в эту гравюру, стараясь понять, для чего она вообще возникла, с какой целью память выбросила вдруг эту карту и, наконец, что же такое странное отмечает взгляд, но никак не желает охватить слабый разум? А потом понимание это вдруг пришло - и стало неясно, где оно было раньше...
Вот - большая печь. Стулья, столы, сундуки - до потолка. А под потолком и в стороне от печи большая квадратная металлическая воронка, соединенная с коробом вентиляции.
Вытяжка. Ставится обычно над газовой плитой.
- Алеша...
Через час они добрались до этой плиты. Горелки питались от баллона, большого красного баллона с надписью "Пропанъ-бутанъ". И еще один баллон стоял дальше в углу.
- Вот теперь повоюем, - негромко сказал Алексей.
Чародей Сарвил и с ним трое воиновносильщиков озирались посреди обширного, но низкого круглого зала, пропорциями и чем-то еще напоминающего внутренность бубна. Позади был немыслимой трудности подъем по спиральной лестнице, идущей внутри колодца; ступенями ее были камни, выступающие из стены на три вершка. Следовало обо всем забыть, следовало распластаться по стене и равнодушно следить, как правая нога находит следующую ступеньку, обретает опору, как переносится на нее вес тела, как подтягивается нога левая, находит место рядом с правой, принимает вес тела... и так шаг за шагом, шаг за шагом - бесконечно... Только теперь, выбравшись из колодца наверх, Сарвил позволил себе подумать: а почему никто не пошел следом: ни друзья, ни враги? Не могли же они уничтожить друг друга до последнего человека? И тем не менее звуки битвы, отчетливо - даже преувеличенно отчетливо, как в хорошем певческом театре, - слышимые в первые минуты подъема, больше не доносились сюда; и никто не последовал за ними... Но не спускаться же теперь, чтобы избавиться от праздного любопытства - а в том, что любопытство это именно праздное, Сарвил не сомневался, ибо на его дальнейшие действия никакие известия снизу повлиять не могли.
Воины сбросили свои мешки и опустились на пол. Кто-то что-то сказал, Сарвил не услышал. Голоса звучали глухо - и даже не звучали, а пробивались сквозь что-то мягкое. Он топнул ногой, ударил в ладоши. Ни малейшего отзвука, будто вместо воздуха - насыпана мука. Тогда он пошел к окну. Окон было числом шесть, низкие и очень широкие, чуть скругленные по углам. Ему пришло в голову, что снизу он этого зала не видел, ему просто негде было разместиться в этой башне - разве что в прозрачном шаре, но шар был именно прозрачный, пустой... Мысль была короткой, потому что через несколько шагов он понял, что к окну ему не подойти - расстояние не уменьшалось, а увеличивалось. Теперь зал был размером с небольшую городскую площадь... Он знал, как это делается, хотя сам таким умением не владел.
Сарвил вернулся к своим. Его о чем-то спросили, он ответил - и сразу же забыл и вопрос, и ответ.
Единственно настоящим здесь был колодец, единственной несомненной материей - его пустота.
Он взялся за мешок, развязал тесьму, стягивающую горловину. Мешок набит был пеналами из жесткой серой кожи - каждый пенал размером с огурец. Он стал вытаскивать эти пеналы и укладывать в ряд. Всего в трех мешках должно было быть сто сорок таких пеналов. На дне мешка стоял каменный горшочек с разведенным мелом из Кузни и, завернутые в тряпочку, лежали кисти из хвостов плакачей.
Сарвил раскрыл горшочек и, размешав мел черенком кисти, стал наносить на камень пола знак Агапита Повелителя. Знак был очень сложным, и некоторые его элементы следовало рисовать одновременно двумя кистями, не отрывая их от поверхности. Сарвил трудился долго, и все это время воины смотрели на него. Кому-то из них сейчас предстояло дать свою кровь. Двое других могли уйти. Сарвил надеялся, что они уже все решили между собой.