Страница 63 из 116
После второго укола в живот она неожиданно уснула, еле добредя до палаты. Вечером пришли девчонки и музыкантша Ольга Леонидовна, принесли теплый свитер, домашние тапочки, котлеты в кастрюльке и всякие фрукты. От их присутствия Сане сделалось очень неуютно. То есть она вдруг поняла, что ей неуютно, что она напряжена и ждет чего-то плохого, очень плохого, а гостьи ее производят необязательный шум и всяческие движения, которые мешают видеть и понимать то, что на самом деле творится вокруг.
У нее вновь было примерно то же чувство, что и тогда, в Машкином дворе: скрывайся! Исчезай! Тебя вот-вот увидят...
Когда подруги и преподавательница ушли (подруги? Саня вдруг поняла, что ничего к ним не чувствует...), она еще раз попросилась в душ и пронесла туда завернутый в белье револьвер. Там она привычным жестом (привыкла? когда успела?) откинула барабан и вытряхнула патроны в ладонь. Все целые. Но и - последние. Она откуда-то знала, что патроны эти гораздо большей мощности, чем та, на которую рассчитано оружие, поэтому каждый выстрел крайне рискован. Еще она знала, что отдача очень сильная, держать револьвер нужно двумя руками и при стрельбе напрягать локти. Она потрогала лоб. Под волосами побаливал свежий рубец...
Может быть, этим мне и отшибло память, подумала она мельком и не всерьез.
Интересно же я жила...
В эту ночь она легла в джинсах и свитере. Револьвер и волшебный бумажник - теперь в нем было полторы сотни рублей истертыми и даже обтрепанными по краям купюрами - она завернула в больничное полотенце и засунула под свитер. Спать ей не придется, она это знала.
Алексей, подумала она. Разумеется, я его помню!..
Этой уверенностью она намеревалась пробить воздвигнутую в памяти темную стену. Ничего она не помнила...
И отскочила от стены, как мячик.
Третьи сутки Алексей почти не отходил от машины. Он нашел себе неплохое убежище: во дворе частного домика, покинутого хозяевами. На заборе известью было выведено: "Продается на слом".
Бензина осталось полбака, из еды - только десяток сосулек твердого копченого мяса, которым его снабдили маленькие охотники-полувечки, на которых его "Марголин", рост, а главное, голос произвели неизгладимое впечатление. Он научил охотников делать рупоры и потому наверняка стал героем будущих мифов... В "бардачке" сохранилось еще полфляжки коньяка. Денег не осталось совсем.
Сокол-кобчик, живший на пожарной каланче неподалеку, теперь шпионил для Алексея. Ночью его сменяли две совы. Алексей не поверил бы, что совы могут жить в городе, пока не увидел их сам. Чтобы его шпионы не отвлекались и не голодали, он приводил им голубей.
В принципе, и сам он не имел бы ничего против голубей или даже крыс, ему приходилось есть и тех, и тех, но в этом городе они привыкли питаться такой дрянью, что был риск не дожить до конца трапезы...
Кроме того, он несколько раз пытался проникнуть в сознание тех людей, которые искали Саню. Это удалось лишь однажды, да и то ненадолго: человек забеспокоился и заозирался. Алексей знал, что такое проникновение вызывает острое чувство тревоги: будто тебе пристально смотрят в спину. Поэтому он побыл там недолго и убрался по возможности незаметно, унося крупицы информации. В общем-то, довольно важные крупицы: что интересующие его люди ездят на темно-серой "BMW" пятьсот двадцатой модели и на вишневой "мазде-капелле", что они уже проверили все те места, где могут оказаться люди без документов, и дали объявление о розыске и что кто-то из этих людей был опосредованно знаком с Саней через кого-то третьего. Это давало формальный повод вести поиск легальньми путями. "Ушла из дома и не вернулась... страдает психическим заболеванием... может назваться другим именем и рассказать выдуманную историю..." - что-то в этом роде. Алексей и сам поступил бы именно так - если бы имел возможность закрепиться здесь стационарно.
Но возможности этой он не имел. Во-первых, деньги. Точнее, отсутствие оных. Во-вторых, он опасался, что сам находится в розыске - скажем, по подозрению в похищении некоей Александры Грязновой...
Поэтому он сел в засаду. Пусть эти ребята ищут. И пусть найдут...
На вторую ночь ему удалось заставить крысу забраться в квартиру, где эти розыскники обосновались. Но собачий лай и царапанье не позволили что-то услышать. Алексей отпустил крысу. Может быть, она убежала. Но на третью ночь ему удалось взять саму собаку.
Тут он услышал все. И понял, что ожидание кончилось.
Совы видели и слышали, как четыре человека сели в машину. Алексей не умел овладевать зрением так же хорошо, как слухом, но и того немногого, что он смог уловить, хватило.
Он отпустил всех шпионов, потер руками лицо, надавил на глаза, чтобы прогнать усталость. Открыл ворота. Завел мотор и дал прогреться. До больницы ему было вдвое ближе, чем противнику.
Она услышала шаги и, закрыв глаза, стала стараться дышать медленно, как во сне. Дверь палаты открылась, вошли двое. Один остался у двери, а второй подошел к ее кровати и посветил в лицо фонарем. Она открыла глаза и тут же крепко зажмурилась.
- Вставай, - сказал человек так, будто знал: никто никогда ему не возразит. И Саня послушно спросонок! - спустила ноги на пол и стала нащупывать тапочки. Локоть меж тем проверил, на месте ли сверток. Сверток был на месте. Саня привстала, задернула молнию на джинсах, застегнула пуговицу. Все, держится.
- А что случилось? - все так же спросонок испуг, испуг!.. - спросила она.
- Пошли, - сказал человек с фонарем. - Некогда объяснять.
- А кто вы? Вы же не врач...
- Быстро! - Ее взяли за локоть - очень твердые пальцы - и направили в дверь. Тот, который стоял в двери, посторонился. В его руке Саня увидела пистолет.
Коридор был пуст. В ручке двери ординаторской торчала швабра.
Саню втолкнули в кухонный лифт. Здесь неистребимо воняло прогорклым жиром. Пока спускались, Саня рассмотрела своих похитителей. Оба в спортивных штанах и легких кожаных куртках, не стесняющих движения. Один высокий, за сто девяносто, с огромными округлыми, будто надутыми, плечами. Лицо казалось туповатым, невыразительным, маленькие глазки не блестели. Второй - поменьше ростом, костистый, нос перебит. Саня подумала, что он гораздо опаснее своего крупного товарища.