Страница 53 из 185
Его первой реакцией был гнев. Он сразу понял, что ей не нужен его гнев; ей нужно было его понимание и любовь. Вместо того, чтобы наброситься, он взял её на руки.
— Мне очень жаль, дорогая. Я не знаю, как он тебя обидел или даже почему, но я знаю, что ты никогда не сможешь сделать что-нибудь, чтобы заслужить быть обиженной.
Она боролась со слезами, которые угрожали сокрушить её от нежности Чарли.
— Спасибо, — прошептала она.
Чарли приготовился, прекрасно понимая, что когда кто-то сталкивается с болезненной и жестокой ситуацией, говорить об этом было важно. Снова и снова он сидел и говорил рассказы о боли, страхе и недоумении своих людей. Он мог сделать не меньше для этой нежной женщины.
— Можете ли вы рассказать мне об этом, любимая?
— Я не знаю, что тебе сказать, Чарли. Это был договорный брак; мы, конечно, не любили друг друга. Он был на несколько лет старше меня; он с самого начала ясно дал понять, что моё место в этом доме было в его удовольствии и его досуге. Я пыталась быть хорошей женой, Чарли, я действительно делала, но очень мало, казалось, ему нравилось.
Чарли был очень осторожен. Тон её голоса говорил ему, что под этими простыми заявлениями было гораздо больше.
— Мне очень жаль, это звучит как очень одинокое и бесплодное существование. Возможно, если вы продолжите, вы почувствуете себя лучше.
Казалось, она вспоминает и медленно отрывается от настоящего, чтобы стереть эти старые воспоминания.
— Он имел обыкновение решать всё за меня, включая то, что мне было разрешено есть и носить. Однажды я пролила что-то на своё дневное платье и переоделась. Когда он вошёл, он был в ярости, — она сделала паузу, пытаясь унять слёзы. — Он схватил меня за руку и отвёл в уборную. Сорвал с меня чистое платье и заставил меня надеть другое… — Она остановилась, её лицо дёрнулось, а губы дрожали от воспоминаний.
Изображение, которое пришло в голову Чарли, было ясным. Умерший и не оплакиваемый мистер Гейнс явно пытался контролировать её и, возможно, наслаждался её унижением. Чарли был очень хорошо знаком с таким грубым обращением. На самом деле, после смерти матери Гейнс мучительно походил на своего отца. Он осторожно погладил Ребекку по спине.
— Всё в порядке, моя дорогая. Теперь ты в безопасности; просто отпусти это. Дай воспоминания мне, и мы вместе оставим их в прошлом.
— Он… ах… он говорил мне, что я бесполезна и глупа, и что мне повезло, что он со мной. Что мне повезло, что он пожалел меня и женился на мне. Что он предоставил мне дом, еду и одежду на моей спине. — Она вытерла слёзы. — Он был в ярости, когда я не дала ему ребёнка в первый год, и именно тогда это началось.
Чарли продолжал мягко поглаживать её спину. Он держал свой голос тихим и нейтральным и продолжал мягко зондировать, пытаясь дать ей безопасное пространство, чтобы избавиться от всей боли и всего стыда, который сопровождал такое лечение.
— Любимая, это всегда было так, или случилось что-то, что ознаменовало начало этого… грубого поведения?
— Когда мой отец договорился о браке, я знаю, он думал, что со мной всё будет в порядке, иначе он бы никогда этого не сделал. Но с самого первого дня он начал рассказывать мне, как он женился только на мне, потому что моей семье нужен был престиж родства Гейнс. Если бы у него был выбор, он выбрал бы симпатичную женщину, но я выглядела бы хорошо и крепко, и мне было бы хорошо, если бы давала ему сыновей каждый год. А когда я этого не сделала, он начал пить, а затем начались избиения. — Она немного рассмеялась. — Моя семья думала, что я стала самым неуклюжим человеком на Земле. У меня всегда была какая-то авария. Он сказал мне, что если я скажу иначе, он убьёт меня, а потом скажет, что поймал меня стабильной рукой и сделал это в момент страсти.
Сильные руки нежно держали её. Если бы она сломалась и зарыдала, это было бы легче, но эта плоская, почти безэмоциональная дискуссия, прерываемая только этим маленьким, болезненным, смущённым смехом, напугала Чарли за пределами слов. Предполагалось, что она действительно поверила лжи ублюдка.
— Ребекка, посмотри на меня, пожалуйста.
Она подняла глаза, слёзы текли из её глаз.
— Клянусь, Чарли, я пыталась быть для него хорошей женой, и я постараюсь для тебя. Обещаю. — Слёзы, наконец, покатились и покатились по её щекам.
Чарли держал её нежно и всё же крепко.
— Ребекка, посмотри на меня и послушай меня очень внимательно. Я хочу, чтобы ты знала, что всё, что я собираюсь тебе сказать, — это абсолютная, незыблемая правда.
Она кивнула, эта испуганная женщина, живущая в глубине души, ждала, пока Чарли скажет ей то же самое. Но её сердце подсказало ей, что всё может быть иначе.
— Да?
— Для меня ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Я могу потеряться в твоих глазах; я радуюсь виду и ощущению твоих волос; твоя кожа как шёлк на моих руках и губах; за то, как вы нежны и как заботитесь обо мне и о других. Я с ужасом отмечаю, что вы сумели сохранить свой дом вместе, как и прежде, перед лицом разрушительных действий войны. Я унижена вашей храбростью и вашей смелостью. Проблема не в тебе, дорогая. Это никогда не была ты. Это был он.
— Я жила так, как меня учили родители, Чарли. Чтобы быть доброй, заботиться о других. Я жила этими учениями. Я делала только то, что мне нужно. Я не особенная, я просто хочу любить и Быть любимой. Я не думала, что это неправильно. Но он заставлял меня чувствовать, что это так. Он иногда заставлял меня чувствовать себя бесполезной шлюхой. Он говорил мне, что я такая, когда навязывал себя мне, не более чем племенная кобыла, как те, что мы держали в наших конюшнях.
Чарли обнял её и погладил по волосам.
— Он был неправ, возлюбленная. Он был очень, очень неправ. В мире есть некоторые люди; люди, которые мертвы внутри и чувствуют себя живыми, только когда могут причинить кому-то боль. Это единственный раз, когда они могут на самом деле. Я понимаю, что они могут повлиять на других. Я не понимаю этого, но я видел это время от времени. Это зло, предосудительное во всех отношениях, но это случается. И эти разгневанные, сломленные люди идут по жизни, причиняя боль другим, как бешеные псы будут бить и ранить что-либо или кого-либо, кто встанет у них на пути. Мне очень жаль, что вы попали в его руки, моё сердце. И мне даже грустно, что вы несёте шрамы его болезни. Но это была не ваша болезнь, это была его, я обещаю тебе. — Чарли прочистил горло и погрузился в самое трудное для него место. — Моя любовь, я знаю, какие шрамы могут нанести такие люди. Я рассказывал тебе о своём отце, о некотором. Как он меня бил. Что я не сказал тебе, так это то, как он действовал большую часть моей жизни, когда умерла моя мать. Я думаю, что что-то в нём тоже умерло. Каким-то образом он разозлился на весь мир, и, так как он мог контролировать меня, он взял это на меня. Наконец, я больше не мог этого выносить, и поэтому вы видите меня как Я. Я решил отказаться от своей личности, от всего, что я мог или мог бы избежать. У тебя хватило сил оставаться верной себе и противостоять его болезни.
— О, Чарли, у меня никогда не было бы твоего мужества. Мужества, которое потребовалось, чтобы уйти и никогда не оглядываться назад. Я не думаю, что ты убежал. Я думаю, что ты был очень смел, чтобы делать то, что ты делал. Если бы мой муж не ушёл и умер, когда он умер, я не уверена, что выжила бы намного дольше. После того, как Эндрю был убит, у меня действительно больше не было причины. — Она ласкала его щеку и улыбалась. — Но теперь я думаю, что мы были собраны вместе из нашего ужасного прошлого. У нас обоих есть так много, что отличает нас друг от друга, что мы понимаем друг друга, как никто другой. И я обещаю вам, что всю свою жизнь я буду проводить, стараясь изо всех сил, чтобы дать вам счастье, которого вы заслуживаете.
— Всё, что тебе нужно сделать, моя дорогая, это сделать всё возможное, чтобы быть счастливой за себя. Я люблю тебя. Я хочу того, что лучше для тебя. Я дам тебе всё, что смогу, и всё, что я хочу, чтобы ты была в безопасности и дать вам ту жизнь, которую вы заслуживаете. — Следующие слова появились, как бритвы на его губах, но он всё равно сказал их. — И если в вашу жизнь войдёт настоящий мужчина, который сможет дать вам то, что я не могу, я позволю вам идти к нему.