Страница 24 из 82
— Твоя подруга очень хороша собой. Она такая милая… и непосредственная, — высказал свое авторитетное мнение император. Лофт кивнул:
— Элисиф? Да, она может быть очень полезной. Горожане просто обожают ее... и мне тоже перепадает малость уделенного ей внимания. Сиф любит поболтать, умеет слушать и всегда в курсе происходящего в Солитьюде. Она — моя личная Катария, — он ухмыльнулся собственным мыслям. Леди Сиф подобная ухмылка очень бы не понравилась, но леди Сиф сидела в большом обеденном зале, стремительно и целеустремленно накачиваясь медовухой в компании Йордис и ярла Корира, славного умением пить, не пьянея.
— Неужели у бедняжки нет ни малейшего шанса стать когда-нибудь леди Лаувейссон? – судя по интонации, Мид откровенно поддразнивал своего собеседника.
— Всякий раз, когда меня подмывает сказать «да, Сиф, давай поженимся», я иду посмотреть, как она упражняется с топором, — откликнулся Локи. – Созерцая разлетающиеся в щепки мишени, я нахожу множество аргументов в пользу холостой жизни. Успеется. Дурное дело нехитрое.
— Топор-р, — не удержалась сорока. Потрясла длинным хвостом и нерешительно добавила: — Р-рубить?..
— Это еще что такое? – удивился Мид.
— Извольте видеть, это наша Ноктюрнал, — хмыкнув, представил сороку Лофт. – Удивительно разумное для птицы создание. Верный патриот своей малой суровой родины.
— Р-родина! – обрадованно заорала Нона. – Скайр-рим! Скайр-рим для нор-рдов! Смер-рть остр-роухим! На костер-р!..
— Кыш, — шуганул птицу Локи. Ноктюрнал перепрыгнула выше и оттуда требовательно выкрикнула:
— Сахар-рок!..
— И как широко простираются ее познания? – заинтересовался Мид. – Ну-ка… император!
— Безвр-ременно, — зашелестела крыльями Нона. – Ур-риэль!..
— А вот с этого места, пожалуйста, подробнее.
— Ноктюрнал не способна предсказывать будущее, — вступился за любимицу Локи. – Да, она постоянно болтает, но не понимает и четверти того, что говорит.
— А мне кажется, ее высказывания не лишены определенной мудрости, — не согласился император. – Да, Ноктюрнал? Что думаешь о судьбах Империи?
— Тамр-риэль, — откликнулась сорока. – Др-раконы! Кр-ровь!.. – она щелкнула клювом, четко выговорив: — Даэдр-ра!..
— Новенькое в ее репертуаре, — подозрительно нахмурился наместник. – Нона, где ты этого нахваталась?
— Двор-рец, — коротко и емко заявила Ноктюрнал, и скосилась вопросительно: – Скайр-рим?..
— Скайрим вечен и незыблем, — согласился с птицей Лофт. Мид кивнул каким-то своим мыслям, протянул руку и сгреб Локи за плечо, привлекая ближе. На мгновение уткнулся лицом в темные волосы, глубоко и тяжко вздохнув, как вынырнувший из глубин на поверхность кит. Лофт замер, не препятствуя настойчивым рукам гостя расстегивать позолоченные пряжки на колете черной кожи. Одна, вторая, третья – Локи быстро и ловко извернулся, сбрасывая колет на пол, и застыл, полуприкрыв веки, из-под которых остро поблескивала зеленая искорка. Ладони спустились к талии, вытягивая ремень из зажимов тяжелой кованой пряжки и стягивая вниз штаны с узких бедер. Пробираясь внутрь, к прохладной коже и напрягшемуся достоинству. Локи чуть вздрогнул, когда столичный гость хозяйским движением провел большим пальцем вдоль его члена, слегка надавив на головку.
— Мы давно не виделись, — непонятно, чего в голосе Мида было больше – сдержанного упрека или сожаления об убегающем прочь времени. Откинув голову назад, Локи пристроил ее на широком плече стоявшего позади императора и чуть подался бедрами вперед. Ладонь, плотно обхватившая его достоинство, сжалась и ритмично задвигалась вверх-вниз, даря острое и болезненное удовольствие. Локи прикусил губу, стараясь дышать глубоко и размеренно, пока Мид ласкал его – недостаточно сильно, на вкус Локи. Мида раздражали откровенные проявления страсти, все эти судорожные вопли-визги, надрывные стоны и назойливые требования «скорее-трахни-меня-быстрее-глубже». Он полагал их насквозь фальшивыми и наигранными, плохо скрывающими истинную суть происходящего: поддельная любовь в обмен на настоящее золото и привилегии при дворе. Но спокойное, идущее откуда-то из самых глубин души согласие и готовность Локи уступать чужим причудам пришлись императору по вкусу.
Это было нечто общее, вспыхнувшее между ними еще тогда, в военные дни, подле только что отбитой у альтмеров столицы, под треск яростного пламени, пожиравшего изнутри башню Белого Золота – самую прекрасную и древнюю из построек Тамриэля. Нечто, имевшее определенное отношение к услугам, оказанным Лофтом Лаувейссоном правителю Империи и неписанным договорам, заключенным между ними. Разделенное ложе и разделенная на двоих тайна как безмолвное подтверждение клятв и деяний, свершенных во имя Империи. Они вряд ли сумели бы договориться, если б не это – неуловимое, как осенняя дымка, ощущение родства, общности, единства.