Страница 17 из 27
В-третьих, рассмотрим взаимосвязь свободы и моральных принципов. Основные принципы практических взглядов Канта – понятия свободы и морали – обуславливают друг друга и тесно взаимосвязаны. Во введении к «Критике практического разума» Кант отмечает: «… чтобы не усмотрели непоследовательности в том, что теперь я называю свободу условием морального закона, а потом – в самом исследовании – утверждаю, что моральный закон есть условие, лишь при котором мы можем осознать свободу, я хочу напомнить только то, что свобода есть, конечно, ratio essendi (лат. – «основание бытия») морального закона, а моральный закон есть ratio cognoscendi (лат. – «основание познания») свободы. В самом деле, если бы моральный закон ясно не мыслился в нашем разуме раньше, то мы не считали бы себя вправе допустить нечто такое, как свобода (хотя она себе и не противоречит). Но если бы не было свободы, то не было бы в нас и морального закона»[41]. Философ полагает, что рационально существующая воля должна рассматривать саму себя свободной, в то время как свобода воли всего лишь наделена атрибутом самоопределения. Свободная воля и воля, соответствующая моральным установлениям – суть одно и то же. Кант руководствуется сложившейся формой абсолютного императива. Императив подразумевает два ключевых вывода: во-первых, «человек всегда является целью; его нельзя рассматривать в качестве средства»; во-вторых, «любая рационально существующая воля служит утверждению общих волевых принципов». Кант отдельно отмечает, что свобода в активном смысле не является произвольной и неорганизованной, а обладает атрибутом самоопределения. Под понятием «самоопределение воли» необходимо подразумевать, что воля абсолютно независима от установок окружающего мира и совершенно не подвержена с его стороны какому-либо контролю или влиянию. В то же время она не подвержена законам естественного и рационального характера. С другой стороны, лишь соответствие представляет собой моральный принцип, обладающий объективностью, универсальностью, рациональностью и самодостаточностью. Кроме того, только при наличии свободы в активном смысле возможно соблюдение людьми моральных принципов. Поэтому Кант и говорит о том, что свобода (в особенности активная свобода) представляет собой причину существования моральных постановлений, и называет последние принципами свободы. Философ рассматривает категорию свободы как исключительно рационалистическую, которую невозможно описать при помощи любых теоретических способов. Это – при любом рассмотрении – не конструктивная, а регулятивная концепция. Категория свободы не может быть выведена из опыта познания окружающего мира и не может быть воочию явлена перед нами. Все, что мы можем осознать – лишь моральные устои, которые, возникая перед нашими глазами, указывают в направлении свободы. Кант полагает, что свобода в своем истинном значении предполагает соблюдение моральных принципов: «…так называемая практическая свобода подразумевает волю, не опирающуюся ни на какие другие понятия, кроме как на принципы морального закона»[42]. Лишь с помощью морали возможно понять человеческую свободу; в этом и заключается смысл положения «Принципы морали есть мотив познания свободы».
В-четвертых, следует рассмотреть связь свободы и необходимости. Вопрос взаимосвязи этих двух понятий, как и объективности/субъективности, – один из важнейших в рамках практических воззрений Канта. Мыслитель считает, что как в естественном, так и в моральном аспекте человек должен руководствоваться требованиями необходимости. В естественном аспекте человек пассивно руководствуется этими правилами, что обозначается Кантом как естественная необходимость. В моральном аспекте этические нормы, которыми руководствуется человеческая воля, представляют собой непреложный закон, существующий в человеческом сознании; они обладают универсальностью и являются проявлением необходимости в моральной деятельности человека. Подчинение человека моральным принципам представляет собой проявление самоопределения и самосохранения воли, выражает волю в активном виде. Под всем этим Кант подразумевает понятие свободной необходимости. Философ считает, что настоящая свобода воли может и должна быть в некотором роде идентична необходимости. Последняя не только не ограничивает свободу, но, напротив, всячески ей способствует. Свобода – это не только осознание необходимости, но и следование ему. Свобода неотделима от необходимости; они едины. Свобода понимается как подчинение моральным принципам, это не только отражает идею Канта о единении свободы и необходимости, но также вырисовывает его взгляды о единстве субъективного и объективного. Согласно воззрениям мыслителя, свобода, проявляя себя как воля выбора, обладает определенной субъективностью: она сообразует выбор конкретного типа действий с субъективной волей. Таким образом, критерии поведения базируются на субъективных принципах – они становятся принципами поведения. Однако если говорить о проявлении свободы воли при соблюдении морально-этических принципов, которые играют роль абсолютного императива, то мы столкнемся с принципами объективного характера. Это принципы, имеющие характер универсальной необходимости, играющие роль законов. Поэтому процесс волевого следования моральным принципам есть процесс подчинения субъективной воли объективным законам, процесс их взаимного единения.
В-пятых, отметим взаимосвязь свободы и моральной оценки. Концепцию Канта при рассмотрении вопроса моральной оценки человеческого поведения следует разделить на два этапа: первый заключается в проверке поведения на соответствие морально-этическим нормам; если поведение соответствует им, то оно может быть обозначено как «законное». Второй этап заключается в установлении субъективных мотивов поведения и тому, направлены ли они на уважение моральных принципов. Если это так, то поведение полностью морально. Законность не обязательно подразумевает соответствие морали, но она является одним из условий достижения последней. Мораль не следует за законом, а стоит выше него. Объективные принципы морали являются абсолютным императивом. Кант считает, что свобода представляет собой изначальное условие моральной деятельности. Лишь свободный человек может самостоятельно, не подвергаясь воздействию извне, творить добро; точно так же лишь полностью самодостаточное, сознательное поведение имеет моральную цену. Человек не разделяет добро и зло – эти категории являются лишь результатом выбора свободы воли. Только таким образом человеческое поведение и может быть оценено с моральной точки зрения. Качественная моральная составляющая поступка зависит от характера препятствий, которые встают на пути субъекта действия; способность преодолевать возникающие препятствия является способностью проявлять свободу воли. Чем больше способности свободы воли конкретного человека, тем более морально его поведение. Кант верит в то, что моральное поведение всегда имеет определенную рациональную ценность. Высший идеал морали – «совершенное благо» (то есть единство морали и счастья). Чтобы достичь этого состояния, необходимо в качестве нравственных постулатов использовать такие, как «бессмертность души», «существование Бога», «свобода воли». Только так можно добиться уверенности и твердости в намерении достичь состояния совершенного блага. Поскольку нравственность представляет собой одно из условий, сопутствующих человеческому счастью, то без свободы воли не было бы и выбора в отношении моральных принципов, тогда невозможно было бы говорить и о нравственном поведении; в таком случае нельзя было бы представить и высшее благо как единение морали и счастья. Поэтому из указанных выше постулатов ключевым является свобода воли; остальные получают свое смысловое наполнение только с опорой на нее.
В-шестых, рассмотрим связь свободы и человека. Человек является центром и конечной целью практических воззрений Канта, его практической философии и даже всей критической философской системы. Придерживаясь субъективистских форм мышления, Кант избегает определения естественной натуры человека, подчеркивая его надприродный характер. Тем не менее указанное мыслителем место человека вовсе не находится за гранью естественного. Хотя в рамках философии Канта мир феноменов и физический мир трансцендентальной морали составляют две разные области, субъект (человек), принадлежащий им обоим, может в них существовать одновременно и обладает двойственной природой: чувственной и рациональной. С одной стороны, человек представляет собой продукт причинно-следственных связей мира феноменов; являясь одним из объектов в мире феноменов, человек не обладает способностью к самосозиданию и подвергается воздействию внешней необходимости. С другой стороны, человек представляет собой субъект причинности свободы воли в физическом мире. Являясь «вещью в себе», человек обладает способностью к самовоспроизводству и может полагать, что обладает достаточной свободой; он имеет право, руководствуясь положениями морали, создавать еще несозданное и нести ответственность за совершенные действия. Кант поясняет: «Человек действительно имеет склонность к злодейству, но его внутренняя мораль будет для него священной. Среди всех вещей, то, чего человек хотел бы, и то, что он может сделать – суть лишь средства. Только сам человек и вместе с ним любая мыслящая вещь может быть целью. Потому, на основании принципа свободного самоопределения, он является субъектом морального закона»[43]. В рамках практических воззрений мыслителя, противостояние и единение чувственного и рационального составляют главную особенность субъекта морали (человека); свобода – человеческая сущность и одновременно смысл его истинного существования. Человек – комплексная «вещь»; его чувственная часть получает воплощение через гуманность, превращаясь в своеобразную цель. Видение человека в качестве цели представляет собой процесс, а не само собою разумеющееся явление. Известный тезис о том, что «человек есть цель» как с точки зрения теории, так и с точки зрения логики является одним из важнейших заключений в рамках практических воззрений Канта; это ключевой принцип его критической философии.
41
Кант И. Критика практического разума. М.: Эксмо, 2015. С. 1
42
Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Том 1. С. 227.
43
Кант И. Собрание сочинений. М.: Чоро, 1994. Т. 6. С. 412.