Страница 488 из 494
Тут в верховьях реки послышались крики. Киссур обернулся: это лодка с солдатами Ханалая распоролась о бамбуковые колья, вбитые еще для вчерашних барж, люди посыпались в воду, как горох. Ханадар Сушеный Финик подождал, пока течение снесет их начальника в красном кафтане поближе к мосту, натянул лук и выстрелил. Красный кафтан нырнул и обратно не вынырнул.
Пирожки наконец испеклись: Киссур с дружинниками сели в кружок и стали есть лепешки, заворачивая в них копченое мясо. Датти Зеленые Глаза принес из монастырского погреба вяленую дыню.
- Сдается мне, - сказал Датти, - тыча пальцем в сторону дамбы, что не пройдет и часа, как все эти люди явятся сюда спросить, отчего мы так долго замешкались на этом свете, и над надо подкрепиться, чтобы поддержать с ними занимательную беседу.
- Не такая уж это будет занимательная беседа, - возразил Ханадар Сушеный Финик. - Стены у храма деревянные, и после того, как они сожгут стены, мы не убьем и сорока человек.
- Помолчи, - сказал Киссур, - ты уже убил того, кого хотел.
Час шел за часом: народу на гребешке дамбы становилось все больше, но беседа не начиналась.
Наконец приехал еще один командир Ханалая. С ним была тысяча человек, пушечка и колдун. Пушечку установили напротив стен и начали садить из нее ядрами, полагая, что если разбить стены, люди Киссура не смогут стрелять по мосту, и дело можно будет считать законченным, а колдун сделал небольшой стожок для колдовства и начал на нем плясать. Вскоре послышался треск, как будто с неба содрали шкурку, вдали показалось какое-то облачко и стало быстро расти. Сушеный Финик, который был зорче других, увидел, что это белая птица. У птицы было два крыла сбоку и одно сверху. Правое крыло у птицы было с красной полосой, а левое - с синей полосой. На другом берегу обрадовались, а Сушеный Финик сказал Киссуру:
- Клянусь божьим зобом! Когда твой отец умирал, за его душою явилось тринадцать огненных колесниц, запряженных восьмикрылыми конями! Неужели этот колдун думает, что мы испугаемся этакого щегла?
- Великий Вей, - отвечал, поглядев, Киссур, - я уже видал эту тварь на картинке, и я не думаю, что это из-за колдуна.
В этот миг ядро из пушечки попало в угловую башню, и осколками тяжело ранило двоих дружинников. А другое, начиненное фосфором и серой, влетело в деревянную голубятню, и та загорелась.
- Вниз, - закричал Киссур, - мы подождем их во дворе.
Люди Ханалая побежали к мосту. Птица пролетела над ними, и мятежники затанцевали от радости. Птица развернулась еще раз и пролетела над мостом.
- Клянусь божьим зобом, - вскричал Сушеный Финик, - видел ли ты когда-нибудь, чтобы птицы несли яйца прямо в полете?
Действительно, раздался шум, словно в небе отодралась дверца, и из птицы вывалилось два белых яйца размером с мельничный жернов. Яйца полетели к мосту: он подломился и рухнул, словно бамбуковая плетенка. На другому берегу командир Ханалая схватил колдуна за ворот и вскричал:
- Сдается мне, собака, что ты колдовал не о том, о чем нужно!
Птица погналась за людьми Ханалая, и они бросились врассыпную, как цыплята от коршуна.
Деревянные стены храма меж тем пылали вовсю. Люди Киссура побежали в храмовый дворик и потащили с собой раненых. Птица развернулась, выпустила три когтя и села посередине дворика. Из птицы высунулся человек и заорал на корявом вейском:
- Эй, Киссур! Тебе что, особое приглашение нужно?
Страна Великого Света осталась далеко внизу, а через полчаса Киссур выглянул в круглое окошко и увидел неровные и остренькие, как акульи зубья, Чахарские горы. Они уже доехали до неба, но солнце и звезды еще были вверху. Над горами самолет начало трясти, - Киссур и не знал, что в небе столько ухабов.
Киссур устроился в кресле рядом с пилотом поудобнее, поигрывая кинжалом и улыбаясь наглыми голубыми глазами. Если эти люди думают, что он испугается только оттого, что в первый раз катается на птице с крыльями в красную и синюю полоску, то, - право же, он рассчитывал сегодня на путешествие куда более далекое.
Киссур оглянулся на своих людей: те вели себя как нельзя достойнее, а Сушеный Финик о чем-то беседовал с третьим пилотом. Пилот сказал:
- Хорошо, что вы не испугались шума двигателей.
- Какого шума? - сказал Сушеный Финик.
- Ну, - удивился пилот, - снаружи это ужасный рев. Вы никогда такого не слышали.
Сушеный Финик вдруг перекосил лицо и заорал страшным боевым криком, из тех, что, говорят, могут превращать воина в медведя или волка.
Пилот взвизгнул и чуть не прошиб от испуга приборную доску лбом.
- Немедленно прекратите, - закричал он.
Сушеный Финик схватился за живот и начал хохотать.
Другой пилот передернулся и побледнел. Ему впервые пришло в голову, что эти десять дикарей, потных и грязных, которые с невозмутимым видом сидят в салоне, воспринимают мир совершенно по-другому, чем он. Черт их знает, что они могут сделать! Может, они даже не так уж благодарны за свое спасение? Может, они совсем по-другому относятся к своей смерти, чем нормальные люди? У них двое раненых: Киссур даже не спросил, что с ними!
Редс взглянул на приборы. До пустынного острова в северном океане, где лет двадцать назад выстроили базу со взлетными шахтами, оставался еще час лету.
- Почему вы уничтожили мост, а не мятежников? - спросил Киссур.
Редс оторвался от экранов.
- Может быть, вы об этом не знаете, господин первый министр, но убивать людей, - нехорошо.
- Может быть, вы об этом не знаете, - осклабился Киссур, - но мост этот строили при государе Инане сорок тысяч человек, и на строительстве погибло, я думаю, не менее шести тысяч, когда при недостроенном мосте случился паводок. И судя по тому, что от него осталось, его придется строить опять, новым сорока тысячам. И вы сохранили жизнь двум сотням мятежников, а отняли ее у шести тысяч крестьян, которые опять погибнут, если случится паводок.
- Во всяком случае, - сказал пилот, - я ни к чьей смерти не причастен. И если бы я стрелял по людям, я бы потерял и эту работу, и право летать. И вообще мне строго-настрого запрещено применять боевое оружие.
- Да? - сказал Киссур, - а отчего взорвался мост? Это что, вроде церемониального меча?