Страница 487 из 494
Стена растворилась, вошел молодой человек в белых ноговицах и белом же передничке.
- Как вы себя чувствуете, - спросил он на кособоком вейском.
- Я хочу видеть Клайда Ванвейлена, - сказал Арфарра.
Молодой человек растопырил глаза и убрался. Прошла минута, другая. Арфарра закрыл глаза. Послышались шаги. Арфарра открыл глаза: над ним действительно стоял Ванвейлен.
- Здравствуйте, советник, - сказал он.
Арфарра хотел ответить, но поперхнулся и закрыл глаза. Он был готов к чудесам и странным обычаям, но он не был готов к тому, что человек, стоявший перед ним, выглядел так, как чиновник империи выглядит в сорок, и как крестьянин выглядит в тридцать. "Ванвейлен, - подумал Арфарра, конечно, лет на десять младше меня. Все равно - ему больше пятидесяти... Великий Вей - это говорит о них столько..."
- Здравствуйте, Клайд, - овладев собой, ответил Арфарра.
Старик опять прикрыл веки, - ужасно раздражал неживой свет с потолка. Ванвейлен пододвинул стул и сел рядом. От него пахло, как от грядки с искусственными нарциссами. Молодой человек, явно из лекарей, чуть поодаль возился со своими ящичками. Арфарра подмигнул и сказал ему, кивнув на ящички, по которым бегали цветные кривые:
- Скучно я выгляжу изнутри, а?
- Я хочу... - начал Ванвейлен.
- Я хочу, - перебил его Арфарра, - спросить - собирается ли ваше правительство помогать нам или нет?
Ванвейлен поперхнулся.
- Видите ли, - сказал он осторожно, - это не так просто. Это значит, - вмешаться в дела другого государства. Это значит...
- Это значит, - перебил Арфарра, - что вы - демократия. Вмешательство стоит денег, а деньги идут из карманов простых граждан. Простые граждане хотят, чтобы эти деньги были употреблены с пользой на их угощение, развлечение и процветание. Простые граждане не хотят, чтобы их деньги пошли каким-то варварам в далекой стране. Простые граждане не хотят, чтобы их дети подвергались опасности, наводя на деньги, отнятые у родителей, порядок у дикарей. Простые граждане забаллотируют любое правительство, которое осмелится предложить подобное. Поэтому правительству выгоднее назвать помощь другой стране "вмешательством во внутренние дела другого государства" и намазать побольше варенья на хлеб голосующих граждан. Так?
Ванвейлен откинулся на спинку стула. Молодой человек возившийся в глубине комнатки, от изумления уронил на пол стеклянную трубочку, зачарованно потянулся и выкинул ее в корзинку для мусора.
- Так что же, - спросил Арфарра, - пошлет ваше правительство сюда войска или нет?
- Нет, - спросил Ванвейлен.
- Тогда, - спокойно сказал Арфарра, - не стоило вам снимать меня с тех ворот.
Врач, всплеснув руками, с возмущением ткнул в один из ларчиков, который вдруг заорал, пронзительно и гнусно, и затявкал на Ванвейлена на птичьем языке.
- Ну разумеется, - ответил Ванвейлен по-вейски. - Если б после двадцатипятилетней разлуки мы говорили б о достоинствах инисских вышивок, советник волновался б не в пример меньше.
- Всему виною, - улыбаясь, проговорил Арфарра, - мое собственное неразумие. Я как старый ребенок, - нет-нет да и размечтаюсь о рае. Разве трудно мне было сообразить, что господин Ванвейлен опять, как и четверть века назад - не чиновник, а частное лицо?
- Я не просто частное лицо, - сказал Ванвейлен. - Я владелец крупной компании, и, поверьте, моя компания имеет годовой доход больший, нежели страна, в которой она зарегистрирована. Я занимаюсь космической техникой, приборостроением и оружием. Нефтью - на новых планетах... Вы правы - ни одна страна не будет помогать вам по-настоящему. В лучшем случае пришлют любопытных корреспондентов и тысячу банок тушенки, которые были б прекрасным поводом для драки, если б кто-нибудь на Вее еще нуждался в поводе для драки... Я - готов помочь.
- Почему? - спросил Арфарра.
- Четверть века назад, - сказал Ванвейлен, - я был человеком без гроша в кармане. Вы научили меня... кое-чему. Долг платежом красен.
Арфарра молчал. Четверть века назад он бы непременно сказал, что такие вещи, которым он мог научить Ванвейлена, можно делать только для выгоды государства; а сделанные для личной выгоды, они называются преступлениями. Теперь он этого не сказал, а чуть вздохнул и ответил:
- Вы лжете. Вы не отдаете долг милосердия. Вы вкладываете капитал.
- Конечно, - сказал Ванвейлен. - Милосердные люди организуют комиссии и комитеты. Милосердные люди суют нищему в руку миску с супом. Им главное - утвердить собственное благородство с помощью этого супа, а что будет с нищим через неделю, им все равно. Им даже хочется, чтобы он остался нищим и чтобы можно было второй раз самоутвердиться за счет нищего, подав ему миску супа. А немилосердные люди создают компании. Они вкладывают капитал, - и они расшибутся, чтобы этот нищий встал на ноги и возместил им затраты.
- Проще говоря, - сказал Арфарра, - вы покупаете империю. С домами, садами, дворцами и подданными. И на этом условии согласны оберегать свое имущество.
- Можно сказать и так, - согласился Клайд Ванвейлен.
- Вы очень торопитесь. Стало быть, кроме вас, если и другие покупатели?
- Кроме вас, - ответил Ванвейлен, - есть и другие продавцы.
Наступило долгое молчание.
- Что же, - сказал Арфарра, - мы можем сделать?
Ванвейлен повернул голову к врачу и сказал:
- Будьте добры, оставьте нас. И позовите Стрейтона.
Врач прикрыл дверь и ушел.
Через два часа он вернулся. Совещание, видимо, было закончено. Оба землянина сидели подле чиновника и прятали друг от друга глаза.
- Это, - сказал Арфарра, - будет самой омерзительной проделкой в моей жизни.
Стрейтон невозмутимо откинулся на спинку стула. Ванвейлен улыбнулся и сказал:
- Предложите что-нибудь получше.
Они повернулись и вышли. Врач подошел к постели и увидел, что чиновник плачет. Врач некоторое время смотрел на Арфарру, а потом сделал старику укол. Тот закрыл глаза и заснул. Врач тихонько растворил окно и задернул занавески. В комнате пахло так, как пахнет, когда трое людей задумали в ней какую-то чрезвычайную гадость.
Эту ночь Киссур спал глубоко и спокойно. Ханадар Сушеный Финик разбудил его на рассвете. Они поднялись на стену и увидели, что на другом берегу реки собралось уже не меньше трех тысяч человек. На мосту над вчерашними мертвецами старались птички. У поросшей мхом башни пятеро дружинников Киссура сидели и смотрели, как товарищ их печет пирожки из монастырской муки. Рядом лежал целый сноп стрел - дружинники собрали их ночью у подножья стен.