Страница 8 из 11
– Нет, в туалете не годится! – решительно возразил я.
– Тогда иди за мной…
И я пошёл за ней через кусты в привокзальную темень.
– Здесь можно, – сказала она, уверенно скинула куртку и постелила прямо на землю пустыря в небольшом углублении. Дрожа от возбуждения, я быстро оголился и молча утолил своё утробное желание…
С утра следующего дня полевые геологи разъехались по отрядам. Я тоже отбыл на буровую вышку, где в обычном порядке замерил необходимые параметры проходки скважины, описал поднятую из недр породу, отобрал пробы воды и грунта и, заполнив журналы, привёл в порядок документацию.
..И вот я, освободившись от дел, уже лежу «на груди» у цветущей и благоухающей степи, сплошь покрытой алыми маками. Подо мной бархат нежной зелёной травки, а в безоблачном синем небе жаворонок. Он завис высоко надо мной, трепеща крылышками, и поёт, захлёбываясь собственной песней. Я замер, хотя сердце моё колотилось сильно. Кругом маки, палатки и я среди этой благодати, с задранной вверх головой. Большего ощущения счастья я ещё не испытывал…
Нахлынули воспоминания. Ведь я ещё вчера встречался с таинственной женщиной. И не только встречался, но и был близок с ней. Хотя, что я могу сказать о сухопарой старушке, явившейся в ночной полутьме? Будто ничего и не было, и это не я на привокзальном пустыре усладил свою страсть. Я даже не обнял её, не ощутил, какая стать, какое у неё тело, какие руки, не заглянул в глаза. Мне стало грустно, ведь я молод и жажду любви, а сам, вот, к примеру, сейчас, когда её нет уже рядом, не могу даже представить её. Всё так нелепо произошло…
И я твёрдо решил, ещё раз встретиться с ней, чтобы воскресить её в своём воображении, закрепить и оставить хотя бы в памяти образ её, как оставляли след в сознании моём другие девушки…
А недели через две меня совершенно неожиданно по рации вызвали из полевого отряда на базу экспедиции, и я был несказанно этому рад. Во-первых, дело было пустяковое – срочно понадобились образцы пород и пробы воды, накопившиеся на буровой, для отправки их в центральную лабораторию. А во-вторых, появилась возможность встретиться с теперь уже близкой мне незнакомкой.
С образцами и пробами по прибытии на базу я разделался быстро, передав их по описи должностному лицу из лаборатории, а, завершив дела, еле дотерпел до вечера, чтобы пойти на вокзал. Наконец, стемнело, и я направился к торговым рядам, расположенным вдоль железнодорожных путей, где местные жители в ожидании пассажиров с проходящих поездов торговали, чем могли: варёной кукурузой, ещё тёплыми мантами, приготовленными на пару, копчёным и вяленым лещом и всеми любимой маринкой, а также овощами и фруктами. Взгляд мой сразу выдернул её из общей массы торговок. Перед ней возвышалась небольшая пирамида арбузов. Сердцевина одного из них, вскрытая ножом, демонстрировала ярко-красное сочное содержимое плода. Я подошёл и тихо поздоровался. Её худощавое лицо со следами морщинок не выдало изумления, только в раскосых глазах мелькнула искорка. Она кивнула мне. «Долго ещё будешь здесь?» – чуть слышно спросил я. «Подожди в сторонке, я сейчас, только избавлюсь от этого».
Проходной поезд тронулся. Базар заканчивался, торговки стали расходиться, моя приятельница отвезла куда-то арбузы, подала мне знак следовать за ней, и я пошёл.
Как и две недели назад передо мной семенила сухопарая женщина, уводя меня за пределы вокзала. Верхняя одежда её, состоящая из длинной юбки, куртки и повязанного на голове платка, в ночном полумраке казалась одинаково тёмной. Вышли мы на тот самый пустырь, где были прежде. Как и тогда, женщина скинула куртку и постелила её на землю в знакомом нам углублении. Легла и, приподняв подол юбки, обнажилась до пояса. Затем подготовила доступ к своему таинству, предварительно поплевав на пальцы рук и разгладив ими, поросль волос, сгустившихся в интимном месте. Я не заставил себя долго ждать и, дрожа от нетерпения, вошёл в неё. Поспешно утолив страсть, я стал, было, подниматься, но вдруг вспомнил, как еще недавно в цветущей степи под трели жаворонка твёрдо решил при новой встрече познать свою незнакомку ближе, хотел почувствовать её трепет и запечатлеть подробнее в памяти нашу с ней близость. Я снова наклонился к ней, и мои руки вдруг ощутили… не полные энергии и страсти женские бёдра, очаровавшие меня тогда в моём воображении, а два упругих округлённых предмета, похожих на ветви гладкоствольного дерева. Эти тонкие теперь уже её бёдра в месте их смежения показались мне безжизненными и даже холодноватыми. А тут она промолвила: «Потыкай меня ещё маленько». Но я, содрогаясь и спешно натягивая штаны, только и смог смущённо пробормотать: «Нет, нет, прости меня, я пойду»…
На этом месте Пиринский сделал длительную паузу. Когда доставал из пачки сигарету, руки его заметно дрожали. Казалось даже, что он стесняется поднять на меня глаза. Я тоже в какой-то степени был ошеломлён, недоумевая, зачем он мне это рассказывает, ведь это такое всё личное, и люди обычно стараются таить в себе. Но, помолчав и справившись с волнением, он продолжил:
« Больше я не ходил на встречу с ней. И лишь однажды, находясь в буфете вокзала среди нашей компании рядом с известной тебе Валей Осипенко – выпускницей Казахского горного института, я увидел её, свою недавнюю незнакомку. Она вошла, и мы встретились взглядами. Она чуть заметно усмехнулась, а я отвёл глаза…
– Только знаешь, Юрец, прошу тебя, не требуй, чтобы я показал тебе её. Пусть моя исповедь останется между нами».
… А осенью того года Пиринского призвали в армию.
* * *
Прошло двадцать пять лет. Я приехал в Москву в учебный центр Министерства геологии. Перед этим я два года работал в Кызылкумах на одном из объектов грандиозного проекта по переброске части стока сибирских рек на юг страны. Аральское море катастрофически мелело и его намечалось спасти за счёт полноводных рек Сибири. Проектные исследования проводились по особой методике, которую ответственные исполнители (а я был одним из них) обязаны были освоить в институте повышения квалификации, чтобы по завершении работ можно было сделать объективный прогноз изменения природных условий.
Учебный центр находился в подмосковном посёлке, расположенном на окраине леса. Научные работники, проживая здесь, вдыхали чистый лесной воздух и в свободное время буквально в нескольких метрах от дома собирали грибы.
Стояла прекрасная сентябрьская погода. Багряные цветы осени – листья – яркими красками рассвечивали кроны деревьев, а те, что падали вниз, шуршали под ногами, умиротворяя тишину. Вот-вот начнутся заморозки, и тогда опавшие листья в полуденную оттепель будут назойливо липнуть к обуви, напоминая о неотвратном наступлении зимы. Именно в такое время, когда у геологов сворачиваются полевые работы, начинаются занятия в институте повышения квалификации.
В номерах гостиницы курсанты размещалось по три человека. Я был приятно удивлён и рад, что в номере со мной оказался Сергей Червонных – начальник съёмочного отряда из Кызылординской экспедиции. Восемь лет назад, когда я занимался поисками водоисточников термальных и солёных вод на территории Казахстана для определения в них редких элементов, мне довелось непосредственно поработать с Сергеем. Десять дней он сопровождал меня, и мы колесили по Приаральской пустыне, отбирая пробы воды из ранее пробуренных скважин. Песчаные барханы господствовали в царстве безмолвия. И каждый массив песка был серьёзным препятствием на нашем пути. То и дело приходилось выпрыгивать из кузова и лезть с лопатой под осевшие в песок колёса. Редкие поросли саксаула были единственным вспомогательным средством в нашей борьбе с песком. Трудности сблизили нас. С Сергеем легко было работать. Человек дела, он не назойлив и в то же время очень покладист. Помню, надо было попасть в урочище Аккыр, до него было не близкое расстояние. Другой бы хитрил и отговаривался, а Сергей не из таких, если надо – пожалуйста, чего бы это не стоило. А ведь ехали километров сто по пескам и бездорожью практически из-за одной скважины. Нравилась мне в нём смелость в ориентации на совершенно незнакомой местности. Общее нужное направление в пути и оптимизм – вот его побудители. Раз пятнадцать застревали в песках – научились, в конце концов, выбираться. Жара, ливни и, самое отвратное – гнус, изнуряли нас, но одержимость гнала вперёд…