Страница 5 из 10
– Так будем устанавливать или нет?– настырно спросила женщина.
– Деточка, я же вам сказал: спасибо.
– Учтите, у нас есть юристы, и мы будем жаловаться,– не отступалась служащая,– мы вас оштрафуем. Вы еще заплатите.
– Жалуйтесь,– горько усмехнулся дедушка,– надеюсь, что ваша жалоба будет идти таким же темпом, как и моя. Учтите только, что скоро адрес мой изменится. Пишите: город Свейск, городское кладбище, могила № 394.
– Антонина Куприяновна,– сказал один из парней,– оставим это конченое дело. У нас еще девять адресов.
– Вам бы только ничего не делать,– огрызнулась на парней начальница,– девять адресов– такие же, как и этот. Никому не нужны стационарные телефоны, надо бороться за каждый. Пошли, а с этим старикашкой мы еще повоюем.
Операция «Сало»
Начиналось это давным-давно, в сказочные времена, еще при Советах. И жил тогда на свете некий человек с женой и тремя детишками. И звали его Дундук Филипп Овидиевич.
Ох и крепкий орешек этот Филипп Овидиевич , я вам доложу. Ох и крепкий. По крайней мере он о себе так думал. Не слабее Брюса Уилиса из Голливуда. «Опецькуватый и моцний», как сказали бы в Полтаве. В русском таких сочных и смачных слов и не подыщешь.
Сам себе на уме. Ничего не принимал на веру; все сперва понюхает, потрогает руками, попробует на зуб, прежде чем скажет: нет, не то. Чужого, если уж очень хорошо лежит, не тронет, но и своего не упустит.
Так вот наш Филипп Овидиевич, в миру просто Филя, получив диплом ученого рыбовода, приехал по распределению в Рыбаковку, где и трудился на голубой ниве почти шестнадцать лет. Разводил коропов, лещей, карпов всяких, вплоть до диковинок вроде белого амура и китайского карася. Ходил Филипп Овидиевич степенно, даже летом в синтетическом костюме и при галстуке. На вопросы, сколько зарыбка выпущено в Днепр и какого, отвечал солидно, неторопливо, вдумчиво, с интересными подробностями, и лишь в цифрах слегка путался.
В лице Дундук никогда не менялся, когда строгий ревизор требовал ведомости выдачи комбикормов, а только чуть-чуть стыдливо моргал голубыми глазами и витиевато рассуждал о генетическом браке, химических загрязнениях и прочих высоких материях.
Впрочем, когда дело доходило до юшки на лоне природы, никто даже и не заикался о некоторой небрежности в отчетах, о браке мальков, о недоловах и прочих низких истинах. Лучшего организатора подобных мероприятий трудно было и придумать. Филипп Овидиевич тогда оживлялся, глазки его по-детски блестели, он с шиком и блеском рассказывал анекдоты, коих со студенческой поры накопил до 5 или даже шести, а когда становилось совсем уж весело, мог и пошутить «от себя»: я-де, человек простой; меня мать уронила в детстве в колодец, потому со мной шутки плохи– могу и в морду дать. Но это, я повторяю, если уж совсем-совсем весело было.
Насчет спиртного Филя соблюдал разумную умеренность и больше двух бутылок принципиально не употреблял, кроме особых случаев, когда надо было так ублажить проверяющего, чтобы он забыл и мать родную, а не только какие-то там мелкие недостатки и упущения в деятельности родного рыбколхоза. Взяток Дундук не преемлел категорически. Ни-ни. Разве что с оговорками мог принять крупного сома и кое -что из мелочи. Ну и подношения ко дню рождения и всяким другим праздникам, включая день юного натуралиста и всемирный день музеев.
Телосложения Филя был крепкого и простого. Примерно, как у Винни Пуха. А если мыслить украинскими категориями, то надо представить себе два арбуза: большой и чуть поменьше. Если тот, что поменьше, сильно вдавить в большой, то в сумерках такую конструкцию можно запросто принять за Дундука. Глазки-семечки у Фили слегка подгуляли и направлялись не в центр, а куда-то сбоку, отчего Филипп Овидиевич всегда смотрел на всех несколько удивленно, словно рассматривал какую-то неловкую погрешность на вашем костюме.
Но все к этому привыкли, и этот милый недостаток зрения никого не смущал, зато изворотливость и смекалка, мужиковатая плутоватость, а также несколько смешная претензия на солидность и повышенный интеллект позволяли Филиппу Овидиевичу выполнять самые деликатные поручения не только рыбколхоза, но и района, а также воздвигнуть себе двухэтажную хатынку со всеми сельскими удобствами.
Но вот в начале девяностых вдруг клюнул жареный петух, которого упоминали разве что шутки ради, и размеренная, упорядоченная до мелочей жизнь кончилась. Под бурю аплодисментов разом сгинули всякие планы, разнарядки, графики и программы. Потом, правда, спохватились, стали требовать: « Дайте план, дайте «госзаказ», но было поздно: поезд медленно, но неотвратимо ушел. Как по мановению волшебной палочки стали исчезать по ненадобности снабженцы, плановики, организаторы соцсоревнования, держатели музеев трудовой славы, секретарши ( о ужас!). Кто бы мог подумать, председатель рыбколхоза! – прежний царь, бог и герой села– ходил, как простой завхоз, здоровался со всеми крепким рукопожатием, ошивался возле каждой шаланды, прибывающей с реки. Его похлопывали по плечу, а иногда и угощали крепким словцом, если путался под ногами. Что уж говорить о каком-то там рыбоводе, пусть даже ученом.
Порылся наш Филипп Овидиевич в своем ранце знаний, но ничего, окромя режимов кормления, всяких рыбных болячек и форм отчетности, так и не нашел. Ну хоть плачь. Покряхтел-покряхтел Дундук, походил по двору, почесал-почесал потылыцю, то бишь затылок, и подался, как все, в бизнес.
Но еще раньше на эту стезю ступили все графья Калиостро, все Чичиковы, Хлестаковы, Тартюфы, Остапы Бендеры, Корейко, все пройдохи, прохвосты, все шарлатаны, авантюристы, бывшие валютчики, цеховики, прохиндеи всех мастей и народов, за которыми гонялись по всей стране бравые оперы. Бизнес– вещь с виду легкая, но изнутри коварная и страшная. Не всякому она по плечу. Здесь, как в пословице: или грудь в крестах, или голова в кустах.
Вот и Филипп Овидиевич из солидного судака или, по крайней мере, окуня, превратился в неприкаянную верховодку на ниве бизнеса. Звонит мне как-то Дундук– а мы с ним школьные товарищи– и говорит, что хотел бы встретиться, и через час-другой прибудет. Я насторожился. Не такой человек Филипп Овидиевич, чтобы умиляться воспоминаниями в нынешние-то времена. Теперь все: знакомые, друзья, родственники, родственники родственников, одноклассники, сокурсники едут друг к другу с единственной чаще всего целью– одолжиться денег.
« Сейчас будет просить взаймы»,– тоскливо подумал я. Рискованней этой акции может быть разве что вложение денег в государственные ценные бумаги и страхование домов на случай стихийных бедствий. Дундук приехал не один, а с женой Люсей, которая должна была служить гарантом серьезных намерений супруга.
Выпили за встречу, закусили. Беседа шла вяло. Опять выпили. Закусили. Немного оживились. Пошла речь о политике. Обсудили государственный бюджет, внесли в него несколько существенных поправок относительно сельского хозяйства ( в частности, рыбоводства), а также сферы культуры, прессы и обороны. Люся несколько раз толкала в бок мужа: мол, давай ближе к делу, что ты тянешь кота за хвост. Наконец Филя не выдержал и строго отчитал жену:
–Что ты шпыняешь меня все время? Подожди. Давно не виделись, поговорить надо, повспоминать, а потом уж… Я знаю Володю, он всегда подсобит, чем может. Тем более, что дело верное… Так вот, что я хочу сказать в отношении вице– премьера?…
После таких маневров кто станет отрицать, что Филипп Овидиевич– тонкая натура и дипломат? Дальше мы слегка коснулись проблемы парламентского большинства, вчерне выработали стратегию киевского «Динамо» на следующий сезон и пунктирно обозначили контуры внешней политики Украины на ближайшую перспективу.
–Чем ты сейчас занимаешься?– спросил вдруг я посреди обсуждения очередного международного кризиса.
Мне хотелось побыстрее приблизить развязку. Филя жеманно улыбнулся, лицо его потеряло уверенность государственного деятеля. Но он быстро взял себя в руки и уже голосом рубахи-парня сказал посмеиваясь: