Вторжение

Теперь мы только цель для охотников за головами, остатки разрушенной человеческой цивилизации и быстро деградирующие дикари.

Несмотря на все ужасы, которые пришлось пережить моим родным в Великую Отечественную {бабушка не могла не вспоминать об этом, разговорами выплёскивая свою боль). так вот, несмотря на все эти страшные истории о концлагерях, издевательствах над беззащитными, предательстве соседей, сотрудничавших с немцами, даже о каннибализме, который случался в блокадном Питере — я оказалась не готова к тому, что подобное может повториться.

Сколько раз нам надо пройти один и тот же ужасающий урок истории. чтобы навсегда усвоить простые истины: не убей, не укради. не лги, не возжелай соседского дома…

Нет, конечно, не все превратились в опасных, думающих и хитрых животных…

Были люди с большой буквы этого слова, которые весь свой день трудились на благо других — выискивая спасшихся, ставших бездомными детей, чтобы их накормить и отправить куда — нибудь в более спокойные места; кто-то по-прежнему, на свой страх и риск, оперировал; кто-то разводил скот и щедро делился с нуждающимися, голодными соседями.

Однако были и другие: родители, что продавали малолетних дочерей уличным бандитам за месячный запас консервов, специально «прикормленные» захватчиками сволочи, которые организовывали пункты помощи старикам и детям, а затем, заперев простачков в клетках, сдавали их как скот своим новым хозяевам.

Всякая большая беда обнажает в человеке его суть… Слишком много в нас собралось гнилья. Иногда я даже начинала оправдывать захватчиков — может, и правда, мы всё это заслужили? Заслужили своими раздорами, уничтожением планеты, животных, друг друга…

С трудом доковыляв до амбара, я с силой потянула на себя тяжелую дверь. Дверца со скрипом поддалась вперёд, открывая мне проход в темное, затхлое помещение… Однако тут было сухо и тепло… по крайней мере для меня, проведший весь день на морозе.

Хорошо…

Быстро уйдя с прохода — опасно, когда пусть и слабый, но всё — таки свет Пуны светит тебе в спину. Первое правило выживания, которое я хорошо усвоила — оставаться всегда в тени. Что я и сделала, настороженно озираясь. Идеальная тишина.

Стискивая в руке нож, подаренный на память морским пехотинцем в отставке — я продолжила тихо стоять, прислонившись к стене и слушать вокруг… Торопиться в таких вещах было нельзя, но у меня и так осталось не слишком много времени: крови я потеряла достаточно, так что стоит Ему оказаться в радиусе километра или двух от этого места — он легко обнаружит моё местоположение.

А потому, впервые нарушив правило выжидать полчаса, а то и час, я включила фонарик и осмотрелась: здесь, по — видимому, когда-то хранили то ли снегоуборочные машины, то ли комбайны… Парочка громоздких железяк до сих пор стояла возле дальней стены — правда об их предназначении мне оставалось только догадываться — в технике я никогда не была сильна. Чуть дальше, на полу лежал пыльный черный брезент… отличное место, чтобы передохнуть и обработать ногу — не придется мерзнуть на полу.

Дойдя до брезента, я приладила фонарик так, чтобы он светил на рану, вытащила из рюкзака жестяную коробку из- под печенья — которая служила мне аптечкой, и, морщась от непереносимой боли, стянула брюки — их еще, и зашивать придется, время тратить. Осмотрела царапину.

Рана на ноге оказалась на удивление глубокой — сантиметра два глубиной.

Потянулась за спиртом, чтобы продезинфицировать…

И в этот момент в помещении вспыхнул яркий свет.

Медленно, с похабной улыбочкой на лице, на меня надвигалось трое: плотные, сытые, довольные… Таким даже сейчас жилось совсем неплохо…Заметив краем глаза движение у стены, я отметила там самого молодого из группы — видимо, это он включал свет в амбаре, пока его «паханы» окружали незадачливую жертву.

— Смотрите, какая девочка залетела к нам на огонёк, — насмешливо «начал беседу» тот, что наступал на меня слева. — Откуда ты, красавица?

— А есть разница? — спросила я, пытаясь быстро сообразить: сумею ли я добраться до ножа, который сейчас, как назло, я убрала обратно в карман, или нет?

— О, да ты, детка, не местная, — услышав мой акцент, хмыкнул второй. И тут же ткнул своего соседа в бок. — Я же говорил. что девчонка — далеко не дура, раз сумела полгода как — то продержаться — и точно выберет крайний амбар: отсюда, в случае облавы, проще всего смыться. А ты заладил — пойдем к первому, пойдем к первому.

— Так она же раненая, — возмутился его подельник. — Ты видел, как она ковыляла?

— На наше счастье, Брай, на наше счастье… — мечтательно закатил глаза громила. — Что, девочка, может обойдемся без истерик и сопротивления?

Наклонившись ко мне — так близко, что я могла почувствовать весь аромат его давно нечищеных зубов, бугай предложил:

— Нас всего человек десять — не так уж много.

И противно захихикал.

— Надоело уже заменять бабскую… чем придется.

— Бабы нынче дороги, — хмыкнул молчавший до этого третий громила. — А такая краля… Не захочешь по хорошему — не надо. Другую найдем. А тебя продадим. На рынке такой товар с руками оторвут.

Окружённая со всех сторон, без брюк — в одной только флисовой кофте и трусиках, с всё ещё кровоточащей раной на ноге, я понимала: шансов уйти у меня нет.

От слова вообще.

И ведь даже умереть не дадут — я для них добыча, ценный товар.

Главное — не паниковать, Алёна. Главное — не паниковать.

Мне бы только до рюкзака дотянуться — там у меня имелось несколько сюрпризов на все случаи жизни… основные подарки, конечно, предназначались нелюдям (так многие за глаза называли пришельцев), но и вот таким милашкам, как мои новые знакомые, кое — что точно придётся по вкусу.

По крайней мере, на пару часов их точно вырубит, если Шон рассчитал всё правильно.

Наглая рука, подобравшись совсем близко, схватила меня за лодыжку и дернула в сторону мужчин — причем, схватили меня как — раз за раненую ногу. Садисты.

Упав плашмя на брезент, я почувствовала, как слезы, против воли, выступили на моем лице.

Нет, я не готова! Я не сдаюсь!

— Радость моя — раздался вдруг спокойный вальяжный мужской голос из темноты.

Как он проник в амбар — оставалось загадкой. — Ты совсем не умеешь веселиться, Из неосвещенной пустоты возникла высокая мужская фигура в капюшоне.

— Эй, парень, — рыкнул один из бугаёв. — Валил бы ты отсюда. Эта девка — наша.

Усек?

— Нет, — хмыкнул «парень», не спеша снимать капюшон. У кого — то сегодня день явно не задался — иначе, зачем ему снимать напряжение с помощью первых попавшихся бедолаг?

— Жалеешь их? — хмыкнул парень в капюшоне, на секунду блеснув своими светлыми. почти прозрачными, глазами. — Жалеешь эту шваль?

Я пожала плечами.

— Просто хорошо знаю, как вы умеете убивать

— Милая, твоё отношение к моей расе огорчает меня до глубины души. — шутовски поднеся сложенные ладони к груди, протянул мой собеседник. — А в общем, будь по твоему. И время заодно сбережём.

Подмигнув мне, он тут же скинул капюшон, заставив всех громил, как по команде. отступить на два шага назад.

Только вот, на свою беду, отступили они в мою сторону.

А дальше…

Снова подмигнув мне, Кейн тут же отрастил на руках огромные когти: нечто среднее между перчаткой Фреди Крюгера и когтями велоцираптора — длинные. невероятно прочны, острейшие инструменты для убийства.

Не успела я даже моргнуть, а Кейн. не особо напрягаясь, уже перерезал горло последнему громиле.

Отшвырнув мертвое тело в сторону, пришелец повернулся к единственному. оставшемуся в живых парню, — который, застыв на месте, казалось, даже не моргал от испуга.

— Бу, — издевательски протянул Кейн. Парень дернулся — по брюкам его тут же расползлось мокрое пятно, и судорожно побежал к двери, при этом тот и дело оглядываясь на нас.

Наконец, когда дверь уже была открыта. а парень, счастливо вздохнув, оказался за порогом, Кейн выстрелил в него, оставив от парня маленькую горку чёрного пепла.