Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 24



И так каждый день на улочках и всех возможных местах города предавались любви сотни людей: от обычного онанизма, до половых актов с животными и прелюбодеяний группового типа, а порой даже впадай в зверское и совершенно античеловеческое БДСМ, совершенно наплевав на то, что рядом могут быть люди с детьми. Никто просто не имел ни возможностей, ни полномочий прекратить оргии, ибо люди безобидно «реализуют Право на свободу интимной жизни, предоставленное Конституцией».

Но самым жутким были те, кто «использовали Право на получение удовольствия путём употребления наркотических средств». В Либеральной Капиталистической Республике, «во имя прав и Свобод людей», разрешены все возможные наркотические средства, ибо «это помогает гражданам более широко и разнообразней реализовывать собственное право на удовольствие и ещё сильнее утверждает Свободу, в случаях, разрешённых законом».

И, пользуясь «Правом», люди курили, кололись и закапывали в глаза самые различные мыслимые и немыслимые вещества, которые только могли предоставить те, кто торгуют наркотиками. Нельзя употреблять наркотики только тем, кто заступил на ответственную работу, от которой зависело множество жизней, но это не умоляло общей деградации населения, которое давно превратилось в странных и во многом безвольных существ.

А все остальные, кто мог и считал необходимым, употребляли наркотики в таком количестве, что не снилось никому ещё полвека назад. Люди, обколотые и окуренные, выходили на улицы и творили вещи, что не мыслимы трезвому рассудку. Могли спокойно спрыгивать с крыш, лезть под машины, нести несуразицу и приставать ко всем на улице и просто вести себя, словно человек в один момент потерял рассудок. Был случай, когда человек, пробравшийся на стройку, нашёл шланг, ведущий от системы бетоноподачи, и решил воспользоваться «Правом на получение удовольствия нестандартным типом», он просто вставил себе шланг ректально. И никто из рабочих не стал его останавливать, так как это стонет «опаснейшим проступком, направленным на пресечение акта реализации Права». В итоге, обколотый человек попросту скончался, так как у не хватило денег на то, чтобы оплатить услуги скорой помощи, которая взяла курс на «рыночное становление».

Лютер, продолжая идти по улице, в достаточном количестве видел, как свобода плещется через край и расплёскивается на улицы города, которые медленно превращались в помойку, так как люди выкидывали мусор прямо на прохожих, а дворники, не получившие оплаты, не выходили на улицы. И среди растущих помоек и антисанитарии могли предаваться «актам Свободы и потребления» порой сотни людей, считавшие, что таким образом они становятся свободнее. И юношу от этого тошнило, выворачивало от злости, но он ничего сказать не мог, так как это просто противозаконно, да и сами люди, в «свободном порыве», могли на него наброситься за то, что он попирает их конституционные и естественные права.

Парень проходит по улицам города, озираясь по сторонам, чтобы за ним не увязался какой-нибудь сумасшедший, где единственным украшением зданий стали тысячи рекламных пёстрых, до безумства цветастых транспарантов и баннеров, которые подобно одеялам могли закрывать целые постройки. На каждом плакате могли быть самые различные и разнообразные объявления и рекламы. От популяризации нового наркотика, рекламы свежего товара, объявления о создании очередной секты до сообщения о Фестивале Зоофилов или о параде свободы, который в конце, с наибольшей вероятностью мог вылиться в одну огромную оргию. И это было тошно для юноши, практически на уровне нестерпимости, которая всё больше давала о себе знать.

Однако, разгуливая по городу, не только идя в институт, парень замечал в глазах либерально настроенных горожан, некое безумие, тень сумасшествия. Лютер знал, отчего в их очах играет сумасбродность. Близится день «Чернейшей распродажи», а значит, практически все ломануться сметать товары с полок магазинов.

В памяти юноши не потухли примеры истекших «чернейших дней распродажи». Стайки блоггеров, репортёры, да и просто камеры в магазинах вписывают в электронную память каждый момент. Скидки порой достигают пятидесяти процентов, что в стране очень-очень редко и именно за этим гонятся граждане. Они врываются в магазин подобно дикому стаду, сносящему всё на своём пути и разрывающему за товар каждого, кто встанет у них на пути. Десяток тысяч в одном супермаркете или тридцать процентов, от покупателей, смертей – минимальная норма. Люди и нелюди давят друг друга, дерутся и опрокидывают и сотни умирают под грубыми подошвами. Убийства за вещи, вроде – забить коробкой, проткнуть гвоздём, зарубить покупной пилой или прорубать себе путь топором – в порядке нормы, ибо как говорит один из законов – «гражданам, во время «чернейших распродаж» дозволено получать право на удовольствие, право на получение товара или самовыражение любым приемлемым способом, отвечающим принципам максимальной Свободы».

Ум парня отказывается выносить это. Многие его знакомые так и алчут «чернейшей распродажи», чтобы взять товары со скидкой, вырывая его вместе с руками у других потребителей. А товарищи, занимающиеся «активным блоггерством» готовят камеры, чтобы запечатлеть во всех цветах красочное побоище, и выложить его в сеть, получив беспредельное количество «лайков». А в Либеральной Капиталистической Республике «лайки» можно переводить в деньги.

Лютер решил пройтись через местный маленький парк, чтобы отвлечься от мрачных воспоминаний и мыслей, но вскоре об этом пожалел. Там, пользуясь своей свободой и безумным правом, прямо на снегу, практически раздетыми валялись три человека и странно, сквозь дикий рёв смеялись, а их одежда разбросана в странном хаотичном порядке, словно они её срывали и тут же кидали. Их лица исказились в дикой, совершенно демонической гримасе, вздувшись и став красными. Парень, увидев несколько пустых шприцов, сразу понял, что это люди одурманенные наркотиком.

Внезапно его внимание отвлекло странное воззвание, наверняка обращённое к нему:

– Эй, гражданин, – прозвучало впереди каким-то мерзким и тонким голосом, от которого становилось не по себе.

– Да? – обернулся на источник голоса юноша, отвернувшись от наркоманов.

К нему подходило два человека. Первым шёл высокий амбал, чуть больше двух метров в длину и весьма специфическим лицом, которое больше напоминало лысую рожу боксёра. И словно, потакая всеобщему безумию и сумасшествию, на этом мужлане была короткое белое платьице, колготки, чёрная шляпа с перьями, всё лицо намалёвано пудрой, помадой, а глаза подведены тушью, в руках удерживался зонтик. Второй человек был ниже среднего с характерными женскими чертами лица. Но этот гражданин был одет в светло-розовый пиджак, который доходил практически до колен, широкие брюки и довольно длинные остроносые туфли, которое казалось бы должен носить клоун в цирке.

Два человека подошли к Лютеру. С краткого кивка мужлана другой человек заговорил скрипучим, практически ржавым голосом:



– Ты нам нужен. Только тебе мы можем довериться.

– Что вы хотите? – сдержанно спросил юноша.

Тут высокий «мужчина», положив тяжёлую руку на парня, грубым и пугающим голосом заговорил:

– Ну, я со своим мужем думаю замутить тройничок.

– Да, моя жена давно этого хотела. – Обратив безумный взгляд на свою «супругу» сказал человек в пиджаке.

Лютер воспринял это нормально, он знает, что подобных «парочек» пруд пруди в городе и ещё миллионы по всей стране. Юноша давно отработал метод того, как уйти из подобного веяния интимной свободы.

Юноша, начав с кивка, заговорил:

– Простите, мне нужно на учёбу, я спешу.

Тут «супруг» вспылил ржавеньким голоском, уйдя на срыв в конце:

– Ты смеешь отказывать нам в реализации нашей Свободы?! Вы понимаете, что противодействие актам Свободы карается законом?

Парень ещё спокойнее, словно со снисходительностью без эмоций достойно ответил:

– Я учусь на Корпорацию.

Этим было всё сказано. Четыре слова полностью отбили желание «супругов» выместить своё рвение на парне, поняв, что в будущем сотрудник Компании. Никто не хотел переходить дорогу Корпорациям, ибо они стремились к контролю над всеми сферами жизни в зоне собственного влияния и если кто противоречил их интересам, то следовало неумолимое возмездье.