Страница 8 из 128
- Мое задача исполнена, - прервал тягостное молчание колдун. - Глаз великого Алгола снял заклятие с благородного шаха.
Против воли глаза колдуна стрельнули в сторону столба из магических кристаллов, но он тут же взял себя в руки. Он не понимал предназначения столба, не понимал, хотя мог догадываться, предназначения решетки, но почувствовал, что столкнулся с силой, гораздо превосходящей собственную.
- Шах Балсар всегда держит обещания. Это принадлежит тебе, произнес повелитель, делая широкий жест рукой. Халат распахнулся, показав обнаженную грудь, виднелись покрытые жестким черным волосом ноги, наспех обутые в сапоги, но вид его все равно был преисполнен величия и мужской красоты.
Не мешкая, чернобородый раскрыл зев объемистого мешка и осторожно, чтобы не разронять, ссыпал монеты туда.
"Цепочки-то во дворе забыл, - подумал Хамрай, и тут же злорадно констатировал: - Хотя вряд ли они ему еще понадобятся".
Колдун на секунду замер, подумал и сунул в мешок и золотой поднос. Не спеша затянул веревку на горловине мешка.
- Я премного благодарен щедрейшему шаху, но обстоятельства вынуждают меня откланяться. Меня ждет служба королю Кирсану.
- Ты не задержишься поглядеть на результаты колдовства?
Шах приподнял смоляную бровь и указал на три кресла у решетки. Перед креслами стоял стол, заставленный фруктами, посреди возвышался хрустальный графин с янтарным игристым вином, которое доставлялось во дворец специально для Хамрая и его гостей из далеких северных стран.
Колдун кинул быстрый взгляд на дверь. Невозмутимые телохранители едва заметно приподняли кончики клинков. Колдун поклонился и сказал с чуть слышной хрипотцой:
- Я счастлив принять предложение высокомудрого шаха.
Нилпег подошел к столику, сделав приглашающий жест рукой. Пока колдун шел к креслу, не выпуская из рук отяжелевший мешок, Нилпег налил ему в узкий серебряный кубок вина. Колдун сел в кресло, ожидая дальнейших действий шаха, ничего хорошего ему, по всей видимости, не суливших. Чуть поклонившись чужестранцу с уверенной неприятной улыбкой, Нилпег взял со стола красное яблоко и подкинул вверх. Свистнул клинок в стремительном неуловимом движении и Нилпег протянул гостю две аккуратные половинки сочного плода. Тот кивком поблагодарил.
Хамраю уже не было необходимости скрывать от колдуна магическую силу, но и выпячивать напоказ не желал, не в его характере. Он подошел к магическому столбу - своей тайной гордости, изобретению, без которого шах давным-давно бы погиб. Фаррух Аль Балсар хорошо это знал. Ему тоже была тягостна предстоящая процедура, он понимал, что она неизбежна.
Шах снял перевязь с мечом, бережно передал одному из воинов, приблизился к столбу и встал у стены, так что столб как раз оказался между ним и распахнутой дверью в комнату обнаженной женщины. У выхода на лестницу остался один воин, двое по знаку Хамрая подошли к дверям комнаты красавицы и встали по обе стороны, отлично зная, что им надлежит делать.
Хамрай постарался избежать внешних эффектов, рассчитанных на публику, желая подчеркнуть иноземцу всю пропасть между их методами и, соответственно, достигаемыми результатами. Столб засветился на пределе необходимого; невесомый, но густой розовый туман окутал фигуру шаха. Туман уплотнялся и стороннему наблюдателю показалось бы, что он впитывается в столб. Через какое-то время из магического столба в противоположную сторону начал сочиться такой же туман. Он перетекал в комнату, и сразу за порогом клубился, сгущаясь. Наконец Хамрай произнес заклинание, туман полыхнул мириадами искр и исчез во мгновение ока. За порогом стояла точная копия шаха, его полный двойник. Двое воинов мгновенно захлопнули прочную дверь и заперли на тяжелый засов. Настоящий шах, шах-первый, тяжело вздохнул и направился к центральному креслу - он мог теперь лишь смотреть, больше от него ничего не требовалось. Как и от Хамрая, впрочем, тоже. Чернобородому же самозванцу из северных земель оставалось только уповать на чудо - на то, что колдовство все же возымело желаемый результат.
Шах-второй бросился к несокрушимой двери, стукнул в бессильной ярости кулаками в равнодушное кованое железо, контрастирующее с изысканным убранством комнаты. Двойник ничем не отличался от оригинала - ни внешностью, ни мыслями. За исключением того, что шах-первый будет и дальше править страной, наслаждаясь жизнью, а двойнику придется погибнуть во благо первого. Погибнуть в любом случае, ибо даже если испытание пройдет успешно и заклятие Алвисида окажется снято, то многомудрый повелитель не допустит существования ничем не отличающегося от него человека. И двойник великолепно знал, зачем в подлокотнике центрального кресла торчит неприметный рычажок...
Но двойник тоже был шахом и обладал чувством достоинства. Если ничего другого не остается, то нужно с честью исполнить долг. Пораженная увиденным красавица сидела на подушках, поджав под себя ноги и прикрыв руками грудь, словно пытаясь защититься. У Хамрая перед глазами вновь встали испуганные глаза погибших девушек, их острые локотки, прикрывавшие маленькие груди.
Шах-второй восстановил дыхание, повернулся к женщине и улыбнулся ей. Подошел, сел рядом, нежно провел ладонью по шелковистым волосам. Она расслабилась, внезапный испуг отпустил ее. Помня свое предназначение в жизни, она ответила ему на ласку...
Телохранители, убедившись что запор держит прочно, заняли место у входа в покои. Хамрай неторопливым движением потушил сияние магического столба, провел по нему рукой - кристаллы чуть подрагивали, словно живые, и были теплые. Энергия, бушевавшая в них несколько минут назад, еще не успокоилась. Хамрай прошел в дальний угол зала, где стоял большой сундук, заставленный всякими ненужными предметами, вроде индийских фарфоровых ваз и бронзовых римских подсвечников. Среди них выделялся пожелтевший от времени, но не потерявший остроты режущей кромки, зуб китайского дракона, убитого Хамраем в одно из путешествий в горы Тибета.
Хамрай не желал, в отличие от остальных, жадно впитывать глазами то, что происходит в роскошной комнате-клетке. Воины были самыми доверенными и преданными людьми шаха, умевшего ценить молчание - шах не стеснялся того, что они присутствуют при столь откровенной интимной сцене. Давно, когда Хамрай впервые проводил испытание, великому шаху было противно смотреть на себя, жадно занимающегося любовью, со стороны - довольно неприятное зрелище. Тогда шах искренне переживал, что гибнет он сам, его точная копия. Теперь привык к этому. Привык к существованию, пусть и кратковременному, второго такого же как он человека.