Страница 25 из 37
Клиенты постоялого двора «У боевого петуха» спали вповалку на сенниках, разложенных прямо на полу одной большой комнаты. Каждый ел то, что у него было с собой, либо покупал что-либо съестное у хозяина постоялого двора. Естественно, при постоялом дворе была и таверна, место шумных попоек. Разве можно представить Италию без вина?
Но для рыцарей хозяин все-таки нашел небольшую комнатку; правда, ни оруженосец Геррика, ни Хаго в ней не поместились. Им пришлось коротать время вместе с труппой бродячих актеров, столь шумной, что Хаго не выдержал гама и покинул общую комнату, надеясь вернуться туда, когда они отойдут ко сну.
Что касается оруженосца Геррика, которого звали Горст, то он уснул сразу, едва его щека прикоснулась к сеннику. Как и рыцарь, он побывал в разных передрягах, поэтому путем несложных размышлений вывел для себя простую солдатскую истину – в здоровом теле здоровый дух, который не может появиться, если будешь мало спать. Лучше хорошо выспаться на голодный желудок, нежели, объевшись, уделить сну не больше часа. Поэтому он старался поспать при любой возможности, даже в ущерб аппетиту, а громкие разговоры пьяненьких актеров для него были тоньше комариного писка.
Какой-то шум на заднем дворе привлек внимание Хаго. Любопытный, как все мальчишки, он мигом сбросил с себя сонное, вялое настроение, и поторопился присоединиться к постояльцам, которые с увлечением наблюдали за петушиными боями.
Мальчик был большим любителем этого зрелища. В Аахане он всегда ходил на петушиные бои, которые проводились большей частью тайно. Власти столицы Священной Римской империи попытались запретить это любимое народом зрелище из-за того, что некоторые особо азартные любители петушиных боев проигрывали на ставках целые состояния. Но с таким же успехом можно было запрещать ветру крутить крылья мельниц.
Окрас петухов был самым разным – светло-соловым, темно-красным, с пером черным, дымчатым и даже голубым. Для петушиного боя устраивали арену – круглый навес в диаметре до шести локтей и в высоту около двух. Пол арены был песчаным. Вокруг нее размещались места для зрителей.
Точно такая же арена была сооружена и на постоялом дворе. Только места возле нее большей частью были стоячими; уж больно много народу толпилось вокруг арены, потому что, кроме постояльцев, посмотреть петушиные бои приходил и местный люд.
Перед боем зрители делали ставки на бойцовых птиц. Востроглазый Хаго заметил, что хозяин одного из петухов, которому предстояло драться, достал его из клетки и втихомолку произвел над ним какие-то манипуляции.
Юный хитрец ухмыльнулся – знакомая история… Некоторые ушлые владельцы бойцовых птиц смазывали своему петуху перед боем перья на шее деревянным маслом и слегка посыпали перцем. Этот прием раззадоривал птицу, а затем помогал сразить противника. Другой петух не мог схватить клювом за перо намазанного маслом и посыпанного перцем соперника, поэтому наносил слабые удары, а затем начинал чихать и оставался побежденным.
Петухи дрались четырьмя различными способами. Одни бросались на противника прямо, без уверток, и бились грудью в грудь. Они подпрыгивали и долбили клювом, пока один из них не начинал тяжело дышать, слабел и в конечном итоге убегал с арены. Другие петухи (их называли «кружастыми») бегали по кругу, гоняя и кружа своего противника, а затем неожиданно на него набрасывались, наносили удары и добивали.
«Посылистые» петухи били противника сзади, наскакивая на него и ударяя клювом по голове. Если его удары были ловки и сильны, то он побеждал противника.
А были еще петухи и «вороватые» – самые ушлые. Вороватый петух, обменявшись раз-другой ударами с противником, начинал лезть под него, прячась и подставляя под удары свой хвост; он старался схватить противника за перо и нанести ему удар в зоб. В конечном итоге его соперник выдыхался, поэтому «вороватый» практически был непобедимым в петушином бою.
После боя окровавленных петухов обливали теплой водой, израненную голову смачивали вином, раны сшивали шелком, лапы умащивали целебными маслами и кормили очень хорошо. Тем не менее петухи от боев нередко заболевали различными болезнями, принося своим хозяевам большие огорчения, так как боевые птицы с хорошей выучкой стоили очень дорого.
Хаго не стал лезть в толпу, чтобы приблизиться к арене. Он нашел более удобное место для наблюдения – забрался на корыто, с которого поили лошадей. Со своего насеста при свете факелов он хорошо видел все, что происходило на арене, и был в состоянии разглядеть всех любителей острого зрелища. В какой-то момент Хаго вздрогнул и покрепче схватился за шест с крючками, на которые подвешивали деревянные бадейки. Ими наливали воду в корыто.
В толпе он разглядел двух человек, присутствие которых на постоялом дворе стало для него полной неожиданностью. Он узнал их! Это были подручные херра Альдульфа, исполнявшие его коварные замыслы. Они могли проникнуть куда угодно, а убить человека им было легче, нежели высморкаться.
Их звали Бамбер и Вим. Первый, черный, словно галка, был высоким, худым и тонким как шест, а второй, с ярко-рыжими кудрями, – кряжистым, с кулачищами размером с боевой молот. На лице Бамбера, которое было землистого цвета, никогда не появлялась улыбка, а выражение неподвижных глаз цвета перезревшей сливы было таким страшным, что мамки старались увести от него детей подальше.
Что касается Вима, то создавалось впечатление, что он законченный идиот, хотя это было совсем не так. Его бессмысленный тупой взгляд становился вполне человеческим, когда он садился за стол и принимался за еду. А ел и пил он за троих. На голове Вима были не волосы, а настоящее воронье гнездо. Да и сам он смахивал на обезьяну из-за повышенной мохнатости.
В общем, парочка была еще та. Бамбер обычно пользовался острым ножом, чтобы отправить на тот свет очередного бедолагу, на которого указал патрон. Но просто убить – для него было мало. Он буквально потрошил свои жертвы. А Вим был душителем. Сомкнув свои лапищи на горле несчастного, он наслаждался каждым его судорожным движением, с садистским удовольствием наблюдая, как на его глазах вытекает по капле чужая жизнь.
Испуганный Хаго не знал, что ему делать. Конечно, Бамбер и Вим были посланы херром Альдульфом не для того, чтобы убить его. Отнюдь. Они всего лишь надзирали за ним. Мало того, эта парочка могла вмешаться и помочь ему, когда станет совсем туго. В этом Хаго совершенно не сомневался. Слишком большой куш мог отвалиться скупщику краденого, если дельце выгорит. Поэтому он и послал этих бандитов вслед Хаго – для подстраховки.
Но с другой стороны, ему такие «телохранители» были только обузой. Знать, что за каждым твоим шагом наблюдают недобрые глаза, горше не придумаешь. У него пока все идет даже лучше, чем он надеялся, и подручные херра Альдульфа могут ему только помешать. Хорошо бы от них избавиться… Но как?
Хаго всегда отличался сообразительностью и быстротой мысли. Немного подумав, он успокоился, и на его довольно миловидном лице в россыпях рыжих веснушек появилась хитрая улыбка. Юный воришка принял решение. Оно пришло к нему как озарение, и в голове тут же созрел план.
Какое-то время Хаго наблюдал за неразлучной парочкой убийц, которые с увлечением глазели на дерущихся петухов, а затем кивнул, соглашаясь сам с собой, спрыгнул со своего насеста и, кое-что быстро приготовив, шустро ввинтился в толпу.
Он знал, что главным «казначеем» парочки был Вим. Это у него висел на поясе увесистый кошелек с монетами, которые щедро отсыпал им на дорогу скупщик краденого. И впрямь, редко кто из самых искусных воров отважился бы позариться на деньги Вима. Мало того, что он был здоров, как бык, и мог просто сломать любого злодея, так еще Вим обладал превосходной реакцией, несмотря на свои габариты, и тонким чутьем. Даже приближаться к нему с дурными намерениями было опасно. Но только не для Хаго.
Накинув на голову капюшон, чтобы его не узнали, он протолкался к бандитам, на какое-то мгновение вошел в соприкосновение с Вимом, – и был таков. Его больше не интересовали перипетии петушиных боев. Хаго, довольный собой, поторопился вернуться в здание постоялого двора, где присоединился к актерам, которые разучивали роли новой постановки.