Беллерофонт

Детей они растили не вместе, хотя и могли косвенно влиять на те или иные аспекты их воспитания. С самого рождения и лет до двух (в зависимости от тяжести патологий) дети находились в условиях стационара. В подавляющем большинстве случаев это было вполне оправдано, так как при наличии каких-то тяжелых болезней, новорожденным нужен был профессиональный уход. Подросших детей отправляли в специальные ясли, а потом в школы-интернаты при больницах, где они также росли под наблюдением врачей и педагогов. Родителям разрешалось их навещать, если, конечно, они хотели, что тоже бывало не всегда. Ни дети, ни родители не страдали от вынужденной разлуки, так как они с рождения ни одного дня не жили вместе, не успевали привязаться друг к другу, и никто даже не представлял себе, что может быть иначе.

Мирослав совсем не помнил свою сестру, так как она умерла совсем маленькой. Мать он тоже видел очень-очень редко, так как у нее был порок сердца, и она почти все время лежала в клинике. Когда у нее случались непродолжительные периоды ремиссии, она приезжала в гости к сыновьям. Но поскольку мать с детьми были по сути чужими людьми, встречи эти были короткими и безрадостными. Когда мальчикам было по 10 лет, матери не стало.

А вот отец навещал их с братом регулярно, вплоть до самой своей смерти накануне совершеннолетия Мирослава. Отца Мирослава звали Станислав. Сыновей он назвал Мирославом и Яромиром, так как все имена в роду Стояновичей были созвучны. Несмотря на то, что братья регулярно виделись с отцом, близких отношений между ними не было. Собственно, все их визиты сводились к тому, что они вместе смотрели футбол, иногда играли в какие-то игры, особенно друг с другом не откровенничали, да и обсуждать-то им было нечего, так как общих тем у мальчишек с этим стареющим больным человеком почти не было. И, тем не менее, Мирославу было очень дорого время, проведенное вместе с отцом, и он очень переживал, когда его не стало.

А еще через несколько лет не стало и брата. Мирослав был очень близок с братом, несмотря на то, что у них была очень разная судьба. В отличие от Мирослава, жизнь которого в общем-то, по современным меркам, была нормальной, Яромир был серьезно болен, и почти все отпущенное ему время он провел в различных больницах, медицинских и научно-исследовательских центрах. Несмотря на все проблемы, братья очень часто общались. Мирослав приезжал к нему с каких-нибудь очередных военных сборов, и они подолгу разговаривали. Кроме того, Мирослав с Яромиром постоянно переписывались. Мирослав писал брату обо всем на свете, а тот отвечал ему, и ни разу Мирослав не почувствовал со стороны брата ни тени зависти, укора или досады на свою судьбу. Яромир жил жизнью брата, знал всех его знакомых и друзей, был в курсе всех романов Мирослава, интересовался службой брата, всегда и во всем поддерживал его.

Когда Яромира не стало, Мирослав остался совсем один. И хотя жители Земли давно смирились с тем, что смерть, неотступно следовала за ними по пятам, Стояновичу было очень больно расставаться с братом. И сейчас, прокручивая в голове недавний разговор с Алиной, он вдруг впервые осознал, что у него тоже была семья. Его отец, приезжающий посмотреть с сыновьями футбол, и очень часто не произносивший ни единого слова за все время визита; его брат, постоянно зримо или незримо присутствовавший рядом с Мирославом и поддерживающий его во всем, – вот они-то и были его тылом. А он не знал этого, не придавал особого значения и не старался как-то улучшить те отношения, которые были. И даже его наступившее одиночество казалось ему чем-то неизбежным, а потому даже естественным, и не причиняющим столько боли, сколько должно было бы причинить нормальному человеку. Еще до того, как он остался один, Мирослав с этим одиночеством смирился. Стоянович никогда не переживал по этому поводу, не ощущал тоски. Так было до недавнего времени. Однако поговорив с Алиной и услышав рассказ о ее семье, Мирослав вдруг почувствовал, что на этом свете он совсем один, и, в сущности, никому не нужен. Никогда прежде Мирослав не осознавал своего одиночества, ставшего естественной частью его жизни, возможно, потому, что абсолютно все вокруг жили так же, как и он. Насущные физические проблемы не давали возможность современникам Мирослава подумать о чем-то духовном, и со временем эта потребность угасла. Теперь же Мирославу предстояло познакомиться с людьми, которые жили несколько иначе. Мысли об этом очень волновали Мира, он постоянно думал о предстоящей встрече с Алининой семьей.

После сборов Мирослав заехал в гостиницу переодеться, а уже около шести часов вечера Мирослав остановил свой аэромобиль перед воротами дома главного инженера космодрома. Дом Артура был очень большим: трехэтажным с несколькими пристройками. Кроме того, на огороженной территории, где находился дом, находилось еще несколько отдельно стоящих построек. Над забором, огораживающим дом, был надстроен прозрачный купол, Мирослав догадался, что воздух под ним был очищенным от дыма, и снял респиратор.

Мирослав нажал на кнопку домофона, ему никто не ответил, но через секунду дверь открылась, и он прошел за ворота. Молодой человек еще не успел дойти до двери дома, как она распахнулась и на пороге появилась Алина, одетая в абсолютно белый латексный костюм. Ее лицо по-прежнему было закрыто маской, но сегодня она выглядела совсем иначе. Проследив за удивленным взглядом Мирослава, девушка сказала:

– Это мой парадный костюм! Не удивляйся, у меня их много.

С этими словами Алина протянула Мирославу руку. Вновь смущаясь, сам не зная почему, Мирослав аккуратно пожал ее и быстро отдернул ладонь. Бровь Алины изогнулась, и даже несмотря на маску, было заметно, что лицо девушки выражает недоумение. Алина протянула руку к Мирославу и снова дотронулась до его руки:

– Мне не страшны рукопожатия, я уже говорила тебе, что в комбинезоне могу делать почти все, что и другие, вот смотри, ничего не происходит, ты можешь не волноваться за мое здоровье.

Мирослав виновато улыбнулся и сжал в своей огромной руке крошечную ладошку Алины, обтянутую белой латексной перчаткой. На долю секунды Мирославу захотелось поцеловать руку Алины. С любой другой девушкой он бы так не церемонился, не стеснялся бы и не терялся. Но рядом с Алиной он чувствовал себя как школьник на первом свидании. И дело было не только в ее редкой болезни: не будь даже девушка одета в этот пугающий костюм, Мирослав никогда не решился бы повести себя с ней, как со всеми своими прежними подругами. Он с первой их встречи в кафе понял, что Алина – не такая, как все. Ее не устроят пошлые кратковременные ухаживания, ничего не значащий секс и мимолетный романчик. У этой необычной девушки на первом месте стояли чувства, и Мирослав, на протяжении всей своей жизни ни о каких чувствах не задумывавшийся, теперь очень боялся их оскорбить.

– Извини, я немного волнуюсь, – тихо сказал Мирослав, – я раньше никогда не был на семейном ужине.

– Волноваться не из-за чего, – ответила Алина и вновь дотронулась до руки Мирослава, – у нас очень дружелюбная обстановка, вот увидишь, здесь невозможно не чувствовать себя, как дома.

Прикосновение Алины словно обожгло Мирослава, он улыбнулся девушке и на ватных ногах вошел в дом.

Глава 7.

В доме Алининого дяди было очень много антикварных вещей. Современные квартиры не отличались большим количеством мебели, чаще всего дома оборудовались выдвижной фурнитурой, которую использовали по назначению, а в остальное время она задвигалась во встроенные в стене и полу ниши. Считалось, что предметы интерьера имеют сугубо практическое назначение, ни о каком декоре почти никто уже давно не думал. У Артура же вся мебель не была выдвижной, а, по-видимому, стояла в комнатах постоянно, при этом выглядело это красиво и органично, несмотря на некоторое загромождение пространства.

Мирослава удивило и то, что все кругом было сделано из дерева. Это означало, что все эти столы, стулья и комоды были сделаны еще в начале прошлого века, так как позже был наложен запрет на любое промышленное использование древесины. Весь этот интерьер напомнил Мирославу музей, а стоящая в углу гостиной икона лишь усилила это впечатление. Мирослав подошел поближе и начал с интересом рассматривать ее, в этот момент он услышал сзади себя голос: