Тайна смуты

Наверху же, под сенью того чужестранного для Тараса козака, как бы едва виден был кошевой того года, наказной Тихон Сова, прозванный так за то, что имел причуду невольно моргать глазами поочередно, пучить их, а в минуту раздумья и вовсе держать один глаз как бы мертвецки спящим. Однако речь не о Сове, и не им речь говорилась.

– …А что, панове козаки, есть самое гиблое в дальнем походе, спрошу я ваше товарищество? – продолжал не вещать, а как бы по душам разговаривать с великим кошем и мнение его вызнавать тот пришлый и знатный козак. И сам же ответил: – Главная гибель – духом припасть. А что нужно, чтобы духом не припасть, спрошу я, панове товарищество?

– Да чтоб горилки запас не иссяк! – крикнул ему кто-то снизу, слева от Тараса да из глубины товарищества.

– На погибель тебе! – тотчас грозно отозвался из-под плеча гостя кошевой Сова и выпучил глаза, по-совиному ища возмутителя, и что же – нашёл! – Я тя высеку, Лукашка, не посмотрю, что есаул. За горилку в походе.

Чужой козак не двинулся в лице, а только одобрительно кивнул на приговор кошевого.

– А чтобы духом не припасть, панове, в великом походе, надо и цель иметь великую, – спокойно и дельно продолжил он. – Такую, чтобы огненным столпом впереди, на окоёме земли, день и ночь перед глазами, пред умом и сердцем стояла, как тот огненный столп, на который шел сам пророк Моисей со своим племенем, изойдя из Египта. Та цель прийти в землю, Богом дареную, сорок лет давала силы ему, пророку Моисею, вести свой народ, и до сих пор слава того похода известна. Великую цель надо иметь и видеть пред собою, тогда слава похода останется в веках. А какова цель, панове козаки, наша с вами, коли двинемся?

– Так москаля бить! – поспешил оправдать себя простой догадкой тот же есаул Лука Малой.

Кошевой же Сова глянул искоса вверх на высокого в разных смыслах гостя и, не увидев одобрения в его лице, отвернулся и закрыл один глаз.

Как бы спрохвала улыбнулся козак-гость.

– Эка невидаль – нынче москаля бить! – насмешливо проговорил он. – Когда сам царь Московский Димитрий Иванович, чудесно спасшийся от своих воров да и от ляхов тож, слава Тебе, Господи! – Тут козак сделал остановку речи и так размашисто, жарко перекрестился, будто сам только что был чудесно избавлен от смерти. – Сам царь Московский Димитрий Иванович пришёл на свою Москву бить своих москалей за то, что предали его, пришел бить своих бояр за то, что поставили из своего круга потешного царька Василия… Да ведь и не турка идем бить, бусурмана, не ляха папского нынче, а православных же… какой-никакой москаль, а крестится так же, как мы. Так чем себя прославить пойдём, ежели пойдём? Кто из вас скажет, панове товарищество?

Тишина воцарилась над кошем – такая тишина, какая бывает над широким полем в самый полдень.

Сова снова посмотрел искоса на гостя, а потом снова отвернулся и уже второй глаз прикрыл, как бы намекая: «Не я виноват в твоей неудаче, пришлец, хоть и славен ты видом. Сам запутал козаков. Сейчас свистанут тебя отсюда, а я с краю постою, чтоб не задело».

И правда, кто-то выкрикнул голосом потвёрже:

– Да не томи уж нас! А то плюнем на твою Москву и на москалей да разойдёмся!

– А ты уж нам заплатишь за скучный сбор да простой! – выгодно добавил ещё кто-то, особо умный.

Однако ж терпеливо, не моргнув глазом и не дрогнув длинным усом, выждал нужное время пришлый козак. Видно, и в бою он умел хладнокровно дождаться врага даже ближе, чем на выстрел.

– Так я зову вас не просто Москву и москалей воевать, – вполголоса и даже как бы с огорчением о недогадливости сечевиков вздохнул он… да тут же как гаркнет до самых краев Великого Луга: – Рим воевать идём! Идём на Рим!

Колыхнулось все товарищество, будто лес – от налетевшего грозового шквала. Сова вздрогнул и выпучил глаза вниз.

– Как на Рим? – послышались гулкие возгласы ватажников. – Ты ж на Москву звал! Рим-то в какой стороне, не обознался? На кой бис нам Рим? Туда не дойти – папа тьму соберёт!

И снова спокойно улыбнулся чужой козак. Видно было, что знает он, зачем не с той стороны фитиль поджигал.

Он поднял руку, но не властная его и сильная рука, способная разрубить врага до седла, угомонила сечевиков, а всё же та же неизменная, спокойная и куда более властная в своей веской невозмутимости улыбка.

Затих кош. Сова перевел выпученный взор на гостя.

– Коли тычете вы, панове козаки, в тот Рим, где папа сидит, то обознались вы, а не я, – стал снова искусно поучать низовых козаков пришлый козак в донской сряде, значит, уже не «козак», а «казак». – Тот Рим давно усох. Идти на него… как за осетрами – в болото. Кабы была в том Риме слава, было бы истинное богатство, то сам римский император Рудольф сидел бы там, а не в своём Пражском Граде. В том Риме пусть себе папа и сидит пауком на паутине с дохлыми мухами. Был и второй, куда более славный, наш православный Рим. Сиречь Царьград. Да только пока нас с вами на земле не было, захватил его бисов султан-басурман, а с ним тьма гогов и магогов бесерменских… Честны будем, панове, пред самими собою: сил отбить у султана Царьград нам пока не достаёт. Однако ж достанет! Придет время – достанет! Славой себя покроем всесветной и богатства обретём несметные. А для того нужно нам поначалу подсобить государю Димитрию Ивановичу – дай ему бог здоровья! (и пришлый казак вновь посёк воздух пред грудью крестным знамением) отбить под его истинную, Богом данную власть град Москву, ибо она уже век как верно «Третьим Римом» по праву зовётся. А заодно зовется и новым православным Царьградом, коим ещё недавно правил истинно великий царь Иван Васильевич, упокой Господи его душу! (И в третий раз истово перекрестился пришлый). Недаром на нее и ляшский король, и султан – оба зарятся. Пособим, побьём бояр москальских и купчин, предавших государя, Иван Васильича сына и законного наследника, да и продавшихся ляхам. А у бояр и московских купцов тех богатств – так и у султана глаза ослепли б зреть. Едва не каждый из вас почести и дары обретёт, разве только полковникам положенные…

Пока пришлый говорил, тихо пошевелил губами Сова, даже Тарас в первом ряду не услышал его слова: «Эк высоко башку задирает, кабы шапка не слетела!»

– Ляхам, кои тот Третий Рим, уже прибрать к рукам задумали, крепкий козацкий кулак покажем, – продолжал пришлый. – А потом и сам Ерусалим пойдёт отбивать у поганых. Ибо то царь Димитрий Иванович и замыслил свершить с вашей, панове козаки, грозной православной подмогой.

– А коли бояре да купцы поганые успеют разбежаться со всеми своими скарбницами прежде, чем мы до твоего Рима москальского дойдём, кто ж тогда нам довольство окажет? Кто ж издержки пути покроет? – Вот какой умный послышался вопрос из товарищества, морем-океаном стоявшем под стенами Дома Рады.

Поверить было трудно, а только тот умный вопрос, который скорее жидовину, нежели козаку первым на ум прискачет, задал тот же Лука Малой. И то особо отметил про себя кошевой: «А ведь в Лукашке бесов легион, и среди них неглупые водятся!»

– А вот вам… – И словно факир, раскатил пришлый длинную хартию, кою держал трубкою в левой руке: – За подмогу вам, панове, такие права и привилегии на Москве, такие кормы-жалованья, какие и не снились вам в Украйне!

– Добре! Слава царю православному! – поднялись к небу крики.

Продолжил поднимать козачий дух пришлый:

– Кабы увидел их ляшский король Жигимонт, так позеленел бы и сдох от злости! Так что ж? Разве не славная на все века цель – поход на Рим? Аттила ходил – и прославился на века!

И снова повернул на вопросы-искушения:

– Разве слабее будем Аттилы, Бича в ту пору Божьего? Да и кому отдадим Москву, третий, православный Рим? Ведь, панове, Москву нынче или Богом данный православный царь Димитрий Иванович себе по закону вернёт, или лях Жигимонт прикарманит. И уж тогда обложат нашу Украйну ляхи с трёх сторон света, а на четвёртой – хан с султаном! Аки дракон огнедышащий челюстями нас сожмет, никуда потом не деться. Так что ж, попустим ли ляхам-католикам забрать Москву и всё царство её православное?