Страница 41 из 65
«Вы любите шоколад?» – спросил Наполеон маршала Лефевра на торжественном приеме, где последнему было сообщено о возведении его в герцогское достоинство. Старый военачальник, несколько удивившись, ответил утвердительно. «В таком случае я даю Вам фунт шоколада из Данцига, ибо, раз Вы его завоевали, должен же он Вам хоть что-нибудь принести», – и император, улыбаясь, вручил ничего не понимающему Лефевру пакет в форме плитки… Когда через несколько часов, уже по возвращении к себе, Лефевр удосужился развернуть «шоколад», он увидел триста тысячефранковых ассигнаций…
Подобные «сладкие» блюда генералитет получал в изобилии. Уже утвержденные суммы регулярного жалования были весьма основательными: 10 000 франков в год у бригадного, 15 000 франков – у дивизионного и 40 000 – у маршала. К этим суммам необходимо добавить различные дополнительные выплаты: квартирные, на лошадей, на фураж и т. д., которые генералитет, так же как и офицеры, получал в ходе кампаний. Эти суммы в год составляли не менее 2500 франков у бригадного и 3750 – у дивизионного генерала.
Однако все эти цифры не отражают реального материального положения высших офицеров. Сверх названных доходов император распределил среди своих генералов и маршалов 16 071 871 франков различных годовых выплат! Эти выплаты были оформлены в виде 1261 дотации в пользу 824 лиц (т. е. некоторые имели одновременно две и более дотаций). Таким образом, если разделить указанную сумму в шестнадцать миллионов франков на число высших офицеров Империи (1252), мы получим ориентировочную усредненную сумму дополнительного годового дохода военачальника Наполеона: она составляет 12 837 франков. Однако эта цифра, конечно, мало о чем говорит. Во-первых, мы подчеркиваем, что это лишь ориентировочная сумма (ведь 1252 высших офицеров не существовали одновременно: кто-то еще не был произведен, кто-то погиб и т. д.), во-вторых, дополнительные доходы были распределены крайне неравномерно. Император поощрял прежде всего тех, кто выделялся талантом и отвагой, кто реально водил полки в огонь. Те же, кто скромно и прилежно, но не рискуя своей жизнью и не испытывая лишений войны, командовал в тылу, должны были ограничиться и без того высоким жалованьем. «У меня вызывает отвращение награждать их так же, как тех, кто проливает кровь»[227], – говорил Наполеон. Эта мысль императора находила вполне реальное подтверждение в том, как распределялось денежное вознаграждение.
Размеры и количество отдельных дотаций высших офицеров.
[228]
Из приведенной таблицы видно, что наибольшее число дотаций – это дотации суммой от 4 до 20 тысяч франков. Сложив эту ренту с годовым жалованьем генералов, мы получим сумму дохода, наиболее распространенного среди наполеоновского генералитета: порядка двадцати тысяч франков в год.
Однако, элита высшего офицерства имела просто ошеломляющие денежные вознаграждения. Как мы уже отметили, некоторые из императорских военачальников имели по несколько рент одновременно. Бертье, например, получал сразу восемь из указанных 1261 дотации, Кларк – семь, Дюрок, Даву и Коленкур – по шесть каждый, Ней – пять (среди них указанная рента в 800 000), и т. д.
В результате верховное командование Великой Армии имело феноменальные доходы:
Бертье – 1 254 945 франков в год;
Ней – 1 028 973;
Даву – 910 000;
Массена – 683 375, и т. д.
Для того чтобы понять, насколько велики были эти суммы, достаточно отметить, что ежегодный доход фабрик самого богатого капиталиста Франции той эпохи – Оберкампфа – составлял около полутора миллиона франков в год. Учитывая, что значительную часть этих средств Оберкампф вкладывал в расширение производств, годовая сумма для его личного потребления и накопления была наверняка меньшей, во всяком случае, не большей, чем годовая рента Бертье, Нея или Даву. Другими словами, шпага принесла маршалам империи доход, равный доходу сверхгиганта бизнеса этой эпохи! Сын бочара Ней самоотверженностью на поле боя даже в чисто материальном отношении заработал больше, чем многие капиталисты годами эксплуатации своих фабрик, финансовыми махинациями или игрой на бирже.
Что касается доходов лучших дивизионных генералов, то, хотя они и были несколько скромнее указанных маршальских рент, но также превышали прибыли многих банкиров и заводчиков.
Годовые доходы дивизионных генералов (сверх жалованья)
Крупнейший из всех современных исследователей эпохи Империи Жан Тюлар подчеркивает, что наполеоновское государство не было военной диктатурой, и в этом нельзя не согласиться с ним. Однако, продолжая свою мысль, Тюлар отмечает, что фактически единственным критерием принадлежности к нотаблям (знатным людям), тем, которые согласно Кодексу Наполеона имели право входить в коллегии выборщиков и быть избираемыми на высшие государственные посты, являлось материальное положение. Отсюда Тюлар делает вывод о том, что наполеоновская Империя – это, в первую очередь, царство нотаблей, иначе говоря, буржуазии. «Кодекс (Наполеона) был задуман прежде всего для собственника»[229], – пишет Тюлар.
Без сомнения, патриарх наполеоновских исследований в значительной степени прав. Однако Тюлар оставил без должного внимания приведенные выше цифры. Хотя он отмечает, что даже в Париже принадлежность к нотаблям обеспечивалась (в зависимости от квартала) двенадцатью— пятнадцатью тысячами франков годового дохода, в редких случаях – тридцатью пятью – сорока тысячами. В провинции же вообще в среднем было достаточно пяти тысяч франков в год, а в отдельных районах даже и трех. Следовательно, генералитет, вне зависимости от места жительства, мог смело рассматривать себя принадлежащим к верхушке нотаблей с любой точки зрения, в том числе, и с материальной; что же касается провинциалов, то для них уже и гвардейский капитан считался знатью. Принимая же во внимание доминирование в ментальности наполеоновского общества воинских ценностей – то, о чем уже говорилось в предыдущей главе – высшее офицерство, «знать войны», была поистине квинтэссенцией общества Первой Империи.
Конечно, необходимо сделать ряд серьезных оговорок. Никто не устанавливал, да и невозможно в реальности ни при каких условиях установить строгое соответствие между мерой отваги, самопожертвования, талантов с одной стороны и социальным рангом с другой. Предполагать возможность этого – значит впадать в идеализм, от которого был далек император. Размеры наград, пожалований и рент нередко больше определялись родственными связями или вовремя сказанным комплиментом, чем истинными заслугами. Иначе как объяснить, что Себастиани, в общем, не самый лучший из генералов, имел ренту в два раза больше, чем несравненный командир легкой кавалерии Лассаль? Ясно также, что пожалование маршальских жезлов многим из бывших дивизионных генералов Республики было продиктовано политическими и клановыми соображениями.
Но с другой стороны было бы чудовищной аберрацией, взглядом жалкого пигмея на гигантов, свести знать Империи, и прежде всего ее воинскую аристократию, лишь к альковным похождениям и политическим дрязгам. Политика, родственные связи и т. п. вносили свои коррективы, но от этого не изменялось основное, то, что составляло корень элиты наполеоновского общества: воинская доблесть, самопожертвование, кровь, пролитая за отечество.
Это вполне сознавали эти новые вельможи. Как-то старый знакомый посетил маршала Лефевра, ставшего герцогом, богачом и владельцем великолепного замка. Зависть к успеху слишком ясно выразилась на лице визитера. Тогда Лефевр предложил ему отдать все богатства, но при одном условии: посетитель должен испытать всю меру опасности, которую маршал испытал в своей жизни. «Мы выйдем в сад, я выстрелю в тебя шестьдесят раз из ружья, и после этого, если я тебя не убью, – все это твое»[230]. Как легко можно догадаться, старый приятель Лефевра не высказал бурного энтузиазма по поводу возможности обогащения подобным образом.
227
Gourgaud G. Mémoires pour servir à l’histoire de France, sous Napoléon… R, 1823, t. 1, p. 213.
228
Six G. Op. cit., p. 250.
229
Tulard J. Napoléon ou Le mythe du sauveur. R, 1977, p. 316.
230
Rémusat C.-E.-J. de. Mémoires (1802–1808). R, 1879–1880, t. 3, p. 155.