Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 65



Впрочем, последняя характеристика была для наполеоновских генералов необходимым качеством. Среди них, как и среди любых других людей, встречались пьяницы, льстецы, казнокрады… но не встречалось трусов. Чтобы перечислить подвиги и примеры безумной отваги высших офицеров Великой Армии, не хватит и десятка таких томов, зато примеров трусости нет практически вообще. За все время Империи из описаний тысяч сражений и боев, в которых принимали участие упомянутые более чем тысяча двести генералов, можно отметить лишь шесть официальных документов, а конкретно – судебных дел, где указывается на трусость или подозрение на таковую.

Это дела генералов Дюпона, Лежандра, Моро (Жана-Клода), Монне де Лорбо, Дюмулена и Грэндоржа. В первых четырех случаях речь идет о капитуляции без достаточных оснований. Все указанные лица, вероятно, проявили слабость, безответственность, непонимание стратегического значения вверенной им группировки… Но, пожалуй, это не трусость в прямом смысле этого слова. Что касается, например, Дюпона, об этом вообще не может идти речи. Этот генерал покрыл себя неувядаемой славой в бою под Хаслахом 11 октября 1805 года, когда он с шестью тысячами солдат остановил двадцатипятитысячную австрийскую армию. Особенно он отличился в боях под Галле, Грабау, Браунсбергом и в сражении при Фридланде в 1807 году.

Байленская катастрофа[219] произошла, конечно, не потому что он устрашился физической опасности, а по многим другим причинам. Генерал надеялся на то, что испанцы исполнят условия капитуляции, согласно которым они должны были на английских кораблях репатриировать всех французских солдат. Сыграло роль и сребролюбие Дюпона, который надеялся сохранить обозы с награбленным в Кордове. Последнее вряд ли является характеристикой высоких моральных качеств этого военачальника, но все же это не трусость. Сам Наполеон вспоминал на Святой Елене: «Мы потеряли Пиренейский полуостров из-за того, что Дюпон хотел спасти свои фургоны»[220].

Что касается пятого в списке – Дюмулена, то его провинность состояла в том, что он слишком активно добивался отпуска, видимо, спеша вернуться из Испании к своей супруге – баварской графине, которую он похитил из родительского дома. В результате начальник Дюмулена генерал Декан написал докладную, где он обвинил своего подчиненного в трусости (точнее «pusillanimité» – нечто среднее между трусостью и малодушием). Дюмулен был уволен, но в 1813 году он снова на службе, где достойно прошел все перипетии тяжелой кампании в Германии. Сражался под Люценом, Вейсенфельсом, Лейпцигом. Случай с этим военачальником скорее относится к области проблем служебных взаимоотношений, чем к малодушию на поле боя.

Фактически единственным за всю историю войн Империи документально засвидетельствованным примером робости высшего офицера на поле боя является бегство генерала Грэндоржа в лодке с поля боя под Дюрренштейном 11 ноября 1805 года. И все же даже в данном случае, несмотря на всю очевидность проступка, его нельзя оценить иначе как минутную слабость: Грэндорж в течение своей карьеры два раза получал повышения прямо на поле боя, был ранен пять раз и геройски погиб от смертельной раны, полученной в битве при Бусако 27 сентября 1810 года. Так что даже этот эпизод – исключение в жизни самого виновного, полностью смывшего кровью свое бесчестье.

Мы подробно остановились на этих случаях, чтобы показать, насколько редкими были даже такие далеко не самые позорные проявления моральной слабости. Ну, а примеров отваги было не перечесть. Вот несколько весьма характерных эпизодов.

Во время осады Сарагосы маршал Ланн находился всегда под ураганным огнем неприятеля, неоднократно лично руководил отчаянными атаками. 31 января 1809 года он со штабом отправился осмотреть осадные работы. Окончив свой визит, Ланн вернулся обратно не по траншее, а по открытой местности на дистанции половины ружейного выстрела от врага. Но маршал не ограничился этим: он поднялся на небольшое возвышение поблизости от испанских позиций, чтобы еще лучше разглядеть неприятельские укрепления. Тотчас же вражеские стрелки принялись осыпать маршала и его свиту градом пуль. В течение нескольких мгновений один из его офицеров был ранен, у некоторых пули пробили шляпы или зацепили униформу. Большая часть свиты Ланна предпочла спуститься в окоп, сам же маршал продолжал диктовать распоряжения оставшемуся с ним офицеру, так же спокойно, как если бы он находился в тиши своего кабинета. «Лишь закончив это, он не торопясь опустился в траншею»[221], – рассказывал очевидец.

В своем раззолоченном мундире словно нарочно выставлял себя напоказ неприятелю маршал Мюрат. «Господа, не надо, чтобы вы оставались здесь: вы служите слишком хорошей мишенью», – произнес он, обращаясь как-то в разгар боя к своим офицерам, находившимся, как и он, под перекрестным огнем неприятеля. «Его безразличие к опасности было доведено до высшего уровня», – писал о нем будущий маршал II Империи, а тогда младший офицер Кастеллан[222].

В битве при Бородине дивизия Фриана несла ужасающие потери под ураганным огнем русских орудий и градом пуль. Один из полковников, видя половину своей части, скошенной картечью, дал приказ отступать. Мюрат бросился к нему с криком: «Что вы делаете?!» Офицер показал на груды трупов своих солдат: «Вы видите: здесь находиться невозможно!» «Да?! Ну а я то нахожусь!» – воскликнул Мюрат в ответ. Взглянув с изумлением на маршала, полковник произнес: «Да, это так» и, повернувшись к солдатам, крикнул: «Кругом марш! Вперед, на смерть!»[223].

А. Аверьянов. Маршал Ней ведет пехоту в атаку на Фридланд, 14 июня 1807 г.

Героическое поведение маршала Нея во время отступления из России стало легендой. С ружьем в руках, собирая вокруг себя всех тех, кто еще держался на ногах, маршал провел все тяжкие дни и ночи отступления в арьергарде, ободряя замерзающих голодных солдат, с боями пробиваясь сквозь тысячи опасностей и лишений. «…Присутствия маршала Нея было достаточно, чтобы нас успокоить, – пишет офицер из его корпуса об одном из самых тяжелых моментов отхода, – не зная о том, что он хочет сделать, что он может сделать, мы были уверены, что он сможет сделать что-нибудь. Его уверенность равнялась лишь его отваге. Чем больше была опасность, тем более быстрыми были его решения, он более не сомневался в успехе. В этот тяжкий момент его лицо не выражало ни нерешительности, ни беспокойства»[224].

В 1807 году в битве под Гейльсбергом знаменитый командир легкой кавалерии генерал Лассаль соперничал в отваге со своим начальником Мюратом. Окруженный со всех сторон русскими кавалеристами, Мюрат был близок к тому, чтобы погибнуть в жестокой сече, как вдруг ряды окружавших маршала кавалеристов развалились, и какой-то страшный рубака, нанося удары направо и налево, прорвался к нему. Это был Лассаль, который спас своего командира в самый критический момент. «Спасибо!» – успел лишь крикнуть Мюрат, и они вместе с Лассалем снова бросились в вихрь схватки, а еще через несколько минут Лассаль, попавший в опасную ситуацию, сам был спасен своим командиром. Вообще легендарный Лассаль, настоящий символ гусара, был одним из самых бесстрашных кавалеристов своего времени. В самые безумные конные атаки он водил своих легких кавалеристов, часто не вынимая трубки из зубов и лишь в самый последний момент выхватывая саблю из ножен. 26 декабря 1806 года под Голыминым за проявленную в бою нерешительность Лассаль решил наказать свою бригаду. Он поставил гусар напротив неприятельских батарей, которые с короткой дистанции осыпали французских кавалеристов градом ядер и гранат, нанося им ужасающие потери. Сам генерал, как ни в чем не бывало, покуривая трубку, стоял в самом опасном месте перед фронтом своих войск.

219



В июле 1808 г. Дюпон был отправлен во главе десятитысячного корпуса на юг Испании с целью замирить восставшую Андалузию. Однако остановленный неподалеку от города Байлен превосходящими силами испанцев (около 30 тысяч человек), атакованный с фронта и тыла, он капитулировал на условиях репатриации его корпуса во Францию на английских кораблях. Дюпон вынудил также сдаться шедшие ему на помощь части генерала Веделя. В общем под Байленом попало в плен 17 534 французских солдат и офицеров. Испанцы вероломно нарушили условия капитуляции и заточили сдавшихся пленных в страшную тюрьму, устроенную из старых корпусов кораблей, находившихся на плаву в бухте Кадиса.

220

Gourgaud G. Journal de Sainte-Hélène (1815–1818). R, 1947, t. 2, p. 60.

221

Lejeune L.-F. Mémoires du général Lejeune. R, 1895, t. 1, p. 176–177.

222

Castellane V-E. Journal du maréchal de Castellane (1804–1862). R, 1895–1897, t. 1, p. 134, 142.

223

Dupont M. Murat. R, 1980, p. 257.

224

Montesquiou duc de Fézensac R.-E.-R-J. Souvenirs militaires de 1804 à 1814. R, 1863, p. 287–288.