Вспомни обо мне (ЛП)

— Давай повернем налево, а потом поднимемся по Гаррис и сделаем широкую петлю, — сказал он.

— Звучит неплохо, — я включил поворотник и подождал, пока проедут несколько машин, прежде чем повернуть. Олли терпеливо сидел рядом со мной, позволяя мне не торопиться, вместо того чтобы указывать на все упущенные возможности. В этом отношении он был идеальным человеком, который сможет вернуть меня за руль, и в тот момент я поблагодарил себя, что не был упрямой задницей и не сидел взаперти в своей квартире.

«Спасибо, мама…»

Пятичасовое движение на дорогах поутихло, и это означало, что пока мы будем ехать, вокруг не будет много машин. Сидя снова за рулем, я не чувствовал себя странно, как предполагал, и я был удивлен, обнаружив, что присутствие Олли отвлекало меня от мыслей о том, что если в меня врежется грузовик.

Было очень тихо, и в этом не было ничего хорошего, потому что мои безумные мысли преследовали меня.

— Ты не хочешь включить радио? — спросил я.

— Нет, нам, вероятно, не стоит отвлекаться.

«Да, ты итак достаточно отвлекаешь».

— Черт. Я так надеялся услышать караоке Олли.

— Господи, — он рассмеялся. — Если я не один в машине, мне понадобится около десяти «Маргарит», прежде чем ты услышишь, как я пою.

— Скажи, что это не так.

— Все в порядке. Это не просто слова, которые я говорю. Мне кажется, я так же плохо пою, как и играю на пианино.

— Блин, — сказал я, притворяясь, что съеживаюсь. — Это немного пугает.

— Эй, разве это не противоречит какому-то кодексу учителей, говорить ученику, что он отстой?

— Я никогда не говорил, что ты отстой. Я всего лишь сказал, что твоя игра ужасна.

— Тогда я обвиняю учителя, — съехидничал Олли и покачал головой. — После одного урока я рассчитывал стать супер-профессионалом. Я хочу вернуть свои деньги.

Рассмеявшись, я опустил солнцезащитный козырек, чтобы солнце не слепило меня, и удивился тому, насколько легко и просто было быть с ним. Я не чувствовал никакого давления или напряжения, исходящего от него, — вместо этого я просто наслаждался его компанией. Но мне хотелось узнать больше. Я хотел знать, что происходит с ним изо дня в день, и я хотел, чтобы он знал, что может поговорить со мной, если понадобится. Это было частью того, чтобы «узнать тебя снова», не так ли?

— Почему был тяжелый день на работе? — спросил я.

— Нет, ты не захочешь об этом слышать.

— Я бы не спрашивал, если бы не хотел.

Он прикусил губу и кивнул.

— Иногда это просто тяжелая работа. Что мне нравится — никогда не бывает двух одинаковых дней, и ты никогда не знаешь, во что ввязываешься, когда тебя вызывают, — он посмотрел в окно. — Не у всех бывает счастливый конец.

— Не представляю, как ты это делаешь, — мое сердце сжалось от горечи в его голосе. — Как у тебя получается не нести все это с собой домой?

— О, я понимаю, о чем ты, — сказал он. — У большинства людей, с которыми я работаю, есть дети, жены или партнеры, к которым они возвращаются домой. У меня нет никаких способов отвлечься, чтобы не прокручивать в голове то, что я называю «мог бы — должен был». Я много думаю о пациентах, которые проходят через это, о том, как у них дела, или о том, что я мог бы сделать по-другому. Это немного давит на меня, — он натянуто улыбнулся мне. — А теперь, держу пари, ты думаешь, что это слишком тяжелый ответ.

— Нет. Я подумал, что нужно быть особенным человеком, чтобы справляться с такой работой, как твоя.

— Я ценю твои слова, — его улыбка стала шире.

— Это правда. Я никогда бы не смог работать там, где жизнь людей была бы в моих руках.

— Ты удивишься, если обнаружишь, что способен на такое, о чем и не подозревал. Посмотри на себя и на все, через что ты прошел. Это было нелегко, но ты стараешься. Правильно? Держу пари, раньше это казалось невозможным. Восстанавливаешься и водишь машину, — сказал он, посмеиваясь.

Решение снова сесть за руль было правильным. Это не настолько страшно, как я ожидал. Управление машиной было гладким, как будто езда на велосипеде в первый раз после долгой зимы. Я не был таким «заржавевшим», как думал, и это придало мне храбрости.

— Олли? Я думаю... я хотел бы вернуться, — сказал я.

— Не проблема. Я могу сменить тебя, если хочешь. Просто остановись, когда будет свободно, — сказал он, потянувшись, чтобы отстегнуть ремень безопасности.

— Нет, я имею в виду... туда, где это произошло.

— Оу, ты уверен? — спросил Олли, приподнимая брови.

— Я предпочел бы первый раз это сделать, когда буду с тобой, чем в одиночку, — я взглянул на него. — Это нормально?

— Это более чем нормально, — сказал он. Его вотум доверия заставил меня улыбнуться, и я повернул машину в направлении центра города.

Но чем ближе мы подъезжали к тому месту, где все это произошло, тем больше моя самоуверенность исчезала. Когда я повернул к Мерсеру, руки у меня сильно дрожали.

— Ты отлично справляешься, Рид, — сказал он, его ободрение было именно тем, что мне необходимо было услышать, когда мы ехали по Мерсер, подъезжая к перекрестку на Томас, где тем январским утром меня ослепил грузовик.

Когда мы подъехали к перекрестку, светофор загорелся красным, и я притормозил, крепко сжимая руль. Никто из нас не произнес ни слова, пока мы сидели и ждали, когда поменяется свет. Когда загорелся зеленый, я еще несколько секунд оставался на месте, оглядываясь по сторонам в поисках тех, кто, возможно, решит не обращать внимания на красный свет. Затем я осторожно проехал перекресток, как раз рядом с тем местом, где была сбита моя машина, и как только я миновал его, то выдохнул сдерживаемый в себе воздух.

— Ты сделал это, — сказал Олли, улыбаясь мне, и я не мог не улыбнуться в ответ. Кому-то другому это могло показаться таким мизерным шагом, но мне только что пришлось столкнуться лицом к лицу с одним из своих страхов, и облегчение, которое я почувствовал, было огромным. Я думал, что мне придется потрудиться, чтобы вновь вернуться сюда, но я сделал это. Я действительно, черт возьми, сделал это. И хотя, вероятно, пройдет еще какое-то время, прежде чем я снова сяду за руль, по крайней мере, мне больше не придется бояться панической атаки на дороге.

— Черт, — сказал я, мое сердце все еще колотилось, когда я припарковал машину на стоянке около банка.

— Ты в порядке?

— Да, в порядке. Это был своего рода небольшой стресс, — я потянулся к кнопке кондиционера одновременно с Олли, и когда его рука коснулась моей, по коже побежали мурашки. Но на этот раз я не вздрогнул. Он заметил.

Включив кондиционер чуть сильнее, он откинулся на спинку сиденья и повернулся ко мне. И затем, словно проверяя воду, он сказал:

— Мне нравится красный цвет на тебе.

Похоже, я не зря потратил время на сборы, особенно когда взгляд Олли остановился на линии моего подбородка. Даже не прикасаясь к нему, я вздрогнул, задаваясь вопросом, было ли его воспоминание, которое заставило меня отложить бритву, тем же самым, что заставило его язык пробежаться по нижней губе.

— Не знаю, какие у тебя планы, — сказал он, поднимая на меня глаза, — но на этой неделе я должен использовать часть своего отпуска, чтобы он не пропал, так что дай мне знать, если захочешь сделать это снова.

Когда-то он возил меня в одно из своих любимых мест, у меня мелькнула мысль.

— Значит, завтра ты весь день свободен?

— Если ты этого хочешь, то свободен.

— Мне хочется, чтобы это было так.

— Тогда я в полном твоем распоряжении.

— Отлично, — мои щеки вспыхнули под его пристальным взглядом. Я покраснел. Этот человек заставил меня покраснеть.

Когда Олли заговорил снова, его голос был низким и хриплым.

— Ты хочешь идти дальше? — спросил он, и не нужно быть провидцем, чтобы понять, что он хотел, чтобы я прочитал между строк: «Ты хочешь продолжать идти со мной?»

— Да, — ответил я. — Определенно, я хочу этого.