Страница 6 из 42
Водитель предпринимает очередной маневр. Нынче все ездят, как угорелые — еще одна примета времени. Бьет по тормозам и останавливается там, где нельзя останавливаться. Запрещающий знак возникает, едва ли не перед носом. С удивлением поворачиваю голову.
— Сигареты куплю, — бросает он и включает аварийку.
Жду, лениво поглядывая, как он бежит к киоску. В определенном смысле счастливый человек. Сам себе хозяин и подчиненный. Одно время я тоже подумывал взять в аренду машину и начать «бомбить». Однако понял, это не мое. А ломать себя — занятие скверное.
— Привет, — слышу я и вижу перед собой лицо, напоминающее человеческое. Откуда они берутся? Это надо сильно постараться, чтобы вытравить из себя все, что в принципе и делает человека человеком. Одна извилина — это о них. Круглая и большая голова, посаженная на огромный кусок окорока, — тоже о них.
— Занято, — отвечаю я, — такси занято.
— Я не помешаю, — говорит детина.
3
От похмелья я маялся давно и по глупости. Слишком хорошее настроение и обильный стол. А еще интересный разговор или, лучше сказать, дискуссия. По молодости водился за мной грех — любил поспорить. Хотя сам предмет спора не имел особого значения, куда приятней наблюдать за процессом, как ваш оппонент справляется с поставленной задачей и отражает нападение. Отдаленно это напоминает шахматный поединок. Так слово за слово я и набрался, о чем лишь понял только с утра. Господи, как у меня болела голова! Она трещала, и любая приходящая мысль вызывала страшные мучения.
Далекие и неприятные воспоминания меня посетили вновь, когда я открыл глаза. Открыл и тут же закрыл — белый свет был мне не мил. Он меня не раздражал — вызывал адскую боль. Вижу глубокий колодец — в него я и падаю. Долго, мучительно, без шансов на спасение. Жду окончания затянувшейся пытки и не могу дождаться…
— Что ты делаешь? — говорит мне кто-то. — Что ты делаешь! Разве так можно? Смотри еще раз. Внимательно смотри, потом будет поздно. Потом ты будешь покойник. Наверно, я покойник — мне на все наплевать.
Мы стоим друг перед другом. На мне мокрое от пота кимоно, нужно перехватить пояс — он слез куда-то в сторону, однако нет времени. Сейчас меня будут бить. Меня уже давно бьют — это называется рукопашный бой. Бьют меня дважды в неделю — во вторник и в четверг с шестнадцати до семнадцати. Бьют больно и в разные места. В прошлый раз меня ударили туда, куда мужчин бить не полагается. Ударили ногой — я едва не написал заявление об уходе.
— Дима, — говорит мне наставник, который по непонятной причине требует, чтобы его называли сенсей. — Ты не должен думать, ты должен бить. Смотри.
Он встает в стойку и начинает лупить моего коллегу. Тот, хотя и отбивается, получается это у него неважно. Через минуту он летит на пол.
— Понял?
Я понимаю, что никогда не заставлю себя бить человека без причины.
— Понял, — говорю я. Иначе он забьет меня до смерти…
Контуры лица размытые. Где-то я его видел. Определенно видел, вот только где?
— Очухался? Ну и славно, — мне суют бутылку с минералкой. Вода теплая и протухшая — я тут же сплевываю. Гадость.
— Повздорили? С кем не бывает. Со мной еще не такое случалось. Нос-то цел?
Оказывается, меня двинули в нос. Память неохотно возвращается. Смотрю на бутылку с минералкой, а где же портфель? Портфеля-то и нет! Он исчез!
— Едем? — спрашивает водитель.
Мне дурно. Мне противно. Я раздавлен и унижен. Но и махать кулаками после драки… раньше нужно было махать. Куда я теперь? И какие документы пропали? Нужно в милицию. Срочно. Сейчас. Какая милиция? — смеется внутренний голос. — Ты на себя глянь!
И тут понимаю, в какую лужу я сел. Прихожу к бывшим коллегам — жалкий, смешной, с разбитым носом. Помогите! Украли портфель. Что за портфель? А черт знает! Попросили передать. Кто попросил? Элла Сергеевна? А кто такая Элла Сергеевна? Ну, как вам сказать… начальник. Придется составить протокол…Позор. Самый настоящий позор! Да ну его… этот портфель. Документы? Любые документы можно восстановить. Да, хлопотно, да, требуется время, но восстановить их можно.
Элла Сергеевна появилась только в конце рабочего дня. Улыбнулась, однако тут же и нахмурилась. Вероятно, не понравился мой нос. Могу себе представить, как она обрадуется новости.
— Отвезли?
— Документы украли, — сообщил я.
— Как?
— Портфель с документами украли по дороге. Какие-то бандиты. Ударили и портфель забрали.
— Пройдем ко мне.
И вот я вновь сижу в кабинете. Какой по счету раз? Если не ошибаюсь, уже второй, а если учесть мои глупые фантазии, получается четвертый.
— Расскажите, как все произошло.
Если честно, я ожидал истерики. Однако все вышло довольно пристойно, если, конечно, данное слово здесь уместно. Еще мне не понравилось, как внимательно она слушала. Не перебивала, вопросов не задавала, сидела и слушала. У меня даже возникла мысль, а не она ли все это спланировала? Вот только ради чего? Признаюсь, были и другие мысли.
— На первый взгляд досадное недоразумение, — подвела промежуточный итог она и вытащила сигарету. И не следа волнения. Щелкнула зажигалка, глубокая затяжка, и Элла Сергеевна на мгновение пропала — как в прямом, так и в переносном смысле. Облако дыма и отстраненный взгляд. — А вы как думаете?
Хороший вопрос. Как думаю? Последний раз меня спрашивали шесть лет тому назад. А многие советовали вообще не думать, а исполнять. Проще получается. Я посмотрел на свои ботинки — они мне нравились. Прежде у меня приличной обуви не было — таскал казенную. И не в последнюю очередь в целях экономии. Несколько старомодные, что из того? Какая разница, в чем месить городскую грязь? Я молчал — неплохой тактический ход, часто себя прежде оправдавший. Подсознательно я ожидал, что Элла Сергеевна продолжит первой, так, впрочем, и получилось.
— Дело в том, что кроме документов в портфеле была и некая сумма денег, — сказала она.
Ну вот, подтвердилась еще одна моя мысль.
— Вариантов немного, — ответил я, намеренно не сказав «версия». Существуют слова, которых я избегаю — мне от них становится дурно. Итак, о вариантах. Первый — досадное недоразумение, — произнес я. — Второй — ваш партнер или кому я там должен был отвезти портфель. И третий — недоразумение спланировали вы.
— Или портфель стащил Дмитрий Анатольевич, — после некоторой паузы добавила она.
— Невозможно. Слишком мало времени. Чтобы провернуть подобное дельце, требуется время, а его как раз у меня и не было. Сами-то подумайте.
— Таксист?
— Вполне возможно. Хотя рискованно. Большая сумма?
— Могла быть большой. В последний момент, я вдруг передумала. Десять тысяч.
Ого! Речь, как я понимаю, идет не о рублях. Забавно. С некоторых пор десять тысяч долларов перестали считать за деньги. Как я все же отстал от жизни! Какие-то шесть лет назад десять тысяч вызывали у обывателя тихое уважение.
— Глупо вышло. И вины вашей здесь нет, — неожиданно покаялась Элла Сергеевна и даже как-то смягчилась — я это почувствовал и по взгляду, что она на меня бросила, и по тому, как затушила сигарету. — Будем считать произошедшее недоразумением. Никакой огласки — лишние пересуды и сплетни. Нанесенный вам ущерб я компенсирую. Вы сильно пострадали?
Торговаться и выпрашивать не имело смысла. Алла Сергеевна и без того поступила благородно — выдала мне наличными премию. Мой, хоть и помятый, нос явно того не заслуживал. Деньги я взял без тени смущения, как и согласился на пару отгулов — поправить здоровье и компенсировать ущерб, полученный на производстве. Вполне законно и без лишних проволочек. И все же мне было интересно. Элла Сергеевна раскрылась с неожиданной стороны.
Я вновь лежал на диване, щелкал пультом и размышлял. Ничего удивительного — если вы набрались терпения и читаете эти сроки, вам придется смериться с тем, что я еще не один раз заберусь на свой любимый диван. Я его обожаю, мы с ним сроднились. Несмотря на почтенный возраст, он не скрипит, вполне комфортный и лежать на нем одно удовольствие. Вот, скажем, у Эллы Сергеевны диван поновей будет, а не столь удобный. И сидят на нем все, кому не лень, — посторонние люди. Получается, диван казенный, а здесь — мой личный. Прежде мой диван сутками стоял без работы — никакого преувеличения. Спать приходилось, один бог знает, где и как. Теперь я компенсирую утраченное, следуя афоризму старого и мудрого дедушки Черчилля. Именно он сказал — если имеется возможность не стоять, обязательно садись. А там, где можешь прилечь, без колебаний ложись.