Страница 11 из 42
— Ну?
— Ты бы еще объявление в газету дал, — продолжал бушевать он.
— А что — дельная мысль, — согласился я. — Пропали документы, прошу вернуть за вознаграждение, которое вас приятно удивит.
— Нашел я этого типа, — выдал Афтондил. — Документы есть, а денег нет. Десять тысяч с тебя, дорогой.
— Какие десять! Ты что — охренел? Я тебе должен пять шестьсот.
— Ай-ай-ай! Что ты за человек? Почему такой жадный? Почему слово не держишь? Пять шестьсот? Хорошо, давай свои пять шестьсот. Через час годится?
Еще со школы знаю — люди делятся на флегматиков и холериков. Все отличие в темпераменте и способности быстро соображать. Я, вероятно, флегматик, хотя веду себя порой как раз как холерик — бываю слишком импульсивным. Однако в любом случае понял — кажется, я сел в лужу. Кто бы мог подумать, что Афтондил найдет документы столь стремительно? Сколько прошло времени? А деньги мне откуда взять? Пять шестьсот в долларах. Конечно, для одного сумма незначительная — ему всего и требуется, как подойти к столу и выдвинуть ящик. А у меня — ни то, что денег, так и стола никогда не было.
— Через час не получится, и через два не получится — только завтра. Я сегодня ужасно занят — цейтнот. И что за шухер? Чего ты так переполошился?
— Документы ищут еще какие-то люди, — сообщил Афтондил, — как думаешь, может, мне им отдать? Премиальные неплохие обещают.
— Думаю, тебе оторвут голову — не будь жадным, Афтондил. Десять тысяч плюс пять шестьсот — получается неплохая зарплата.
— Ай-ай-ай! Не веришь? Афтондил решил обмануть… нехорошо, не по-товарищески. Нет у него денег! Слышишь? И никаких денег в потфеле не было. Когда завтра?
— Я позвоню.
— Только потом не говори, что у тебя сел мобильник, — пригрозил Афтондил.
Ну и дела! Чего, спрашивается, я вздумал поиграть в сыщика? Пять шестьсот — не шутка. И где мне их взять? Обратиться к Элле Сергеевне? Если она легко рассталась с десятью тысячами… попросить еще пять с половиной, а затем ей документы и продать еще штук за пять? Афтондилу верить нельзя, и Эллочке нельзя, нынче никому нельзя верить. Пива что ли купить?
Результаты прогресса на лицо. Сегодня пиво можно купить всюду. Иногда у меня складывается впечатление, что наша страна — большая пивная бочка. Пьют все и всегда, только я не пью или крайне редко.
— Привет, — сказал я. — Какую работу ты мне нашла?
— Скворцов, ты — ничтожество. Если провести всероссийский конкурс ничтожеств, ты займешь первое место, — ответила моя бывшая.
— Не льсти, насчет первого места не знаю, хотя в тройку призеров войду. Мне нужны деньги.
— Ему нужны деньги! А как же прекрасный коллектив, отзывчивые люди, достойная зарплата? Или тебя перестали уважать? Могу поспорить — сидишь в каком-нибудь притоне и пьешь пиво. Я права? Скворцов, только честно — я права?
Она была права.
— А как же Николай Васильевич? Спроси у него, он же хороший мужик.
Вот стерва! Все помнит. Я забыл, а она помнит. И через сто лет вспомнит — память у нее, дай бог каждому — ведьма.
— И сколько тебе нужно денег?
— Пять с половиной тысяч в долларах.
— А почему не в евро? — ее иронии, казалось, не будет конца и края.
— Спроси у своего мужика… как его?
— Скворцов, ты даже не можешь запомнить, как зовут моего мужа! Ты вообще ничего не помнишь. Ты никогда не назвал меня по имени. Ты — эгоист. Нет у меня для тебя денег, Скворцов.
Врет. Я отлично знаю, когда она врет, а когда говорит правду. Сейчас она наглым образом врет. Издевается и меня воспитывает. Еще что ли пива купить? И тут у меня вдруг разболелся нос, словно меня вновь двинули! Чертовщина какая! А чертовщина и была — через окно я увидел громилу. Он стоял на переходе. Как хорошо, что я не заказал еще пива — в противном случае пришлось бы его бросить. Из пивной я вылетел вовремя — зажегся зеленый. Вот так удача! Все развертывается в рамках детектива, — пришла в голову мысль. Быть филером мне как-то приходилось по службе — ничего особенного в этом занятии нет. Все мы когда-то непроизвольно выслеживали. И вдруг другая мысль — более тревожная. Я, кажется, забыл в пивной телефон! Точно. Он остался лежать на столе — царский подарок для забулдыги. Через десять минут его продадут и пропьют — я бы точно пропил. Поэтому типа я возненавидел вдвойне — у меня возникло желание в первой же подворотне проломить ему голову. Подойти и без всяких объяснений двинуть чем-нибудь тяжелым, как в свое время он поступил со мной. И телефон забрать. А что это даст? Кроме мимолетного удовлетворения — ничего. Однако и вести беседу с такими кретинами глупо.
Я продвигался как туча — мрачный и решительный, впрочем, не упуская громилу из вида. Он ни разу не оглянулся — все правильно. Как часто мы смотрим назад? Мы и в впереди себя ничего не замечаем, погруженные в свои мысли.
Что я имею? Кроме неприятностей и проблем — ничего. Мне дали в нос и украли какие-то документы — я не имею о них ни малейшего представления. Пропали деньги или их не было — еще один вопрос. Дурит меня Афтондил, а вместе с ним и Элла Сергеевна — я не знаю. Откуда мне взять пять с половиной штук, и что делать с громилой? На телефон мне плевать — он мне не нужен. Как мне позвонит Афтондил? Я сам ему позвоню из автомата — не проблема. Вот только что мне делать с громилой?
Через тридцать минут я сидел в каком-то дворе и курил. Громила зашел в парадную. Рисковать и бегать по этажам я почему-то не отважился — это только в кино можно безопасно определить, в какую квартиру зашел интересующий тебя объект. Погода, похоже, начинала портиться — небо затянуло. Мокнуть под дождем в мои планы не входило, я был вынужден войти в ту же самую парадную. Где-то наверху хлопнула дверь — я был уверен, сейчас нос к носу столкнусь с ним. Он что-то насвистывал — какой-то мотив и совсем недурно. Ты не должен думать, — слышу я, — ты должен бить. На мне мокрое от пота кимоно — тяжелое и неудобное. Сейчас меня будут бить — это называется рукопашный бой. Дважды в неделю — во вторник и в четверг с шестнадцати до семнадцати. Когда-то должен наступить и мой черед. Бью ногой туда, куда мужчину бить не полагается, затем в нос рукой — думаю, наставник мой был бы доволен. Громила валится, что-то падает. Портфель! Хватаю и бегу, что есть сил. Уже знакомый дворик. Вижу каких-то детей — они играют. Теперь я детей не вижу. Еще пару минут и голова моя взорвется. Выхожу на проспект, шагаю в троллейбус. Двери закрываются.
Дома я первым делом сходил в туалет, приспичило еще в троллейбусе — давно не пил пива. Диван меня принял, как старого знакомого — распахнул свои объятия и не скрипнул. Лежу и смотрю. Что может быть в нем — в этом чужом портфеле? Грязные носки и такая же грязная рубашка? Пачка сигарет, записная книжка или замусоленный кошелек? А вдруг там деньги — десять штук, перехваченные резинкой? И на каждой купюре — американская знаменитость, а на обратной стороне — «мы верим в бога». А вот верит ли Он в нас?
С богом у меня отношения непростые. Где-то в квартире должна быть… нет, не икона, а крохотная деревянная фигурка Будды. Не знаю, как она появилась. Я знаю, что Будда в отличие от Христа не спустился с небес. Конкретное историческое лицо, древний философ, основатель не менее древней религии. Когда я беру в руку фигурку, иногда мне кажется, что Будда улыбается. Конечно, вздор. Как он может улыбаться? Никаких жертвоприношений, истязаний, ритуалов и великих сановников — для своего времени революционное учение. Вновь звонит телефон, и я знаю — кто. Это она, спорю на что угодно, звонит моя бывшая. Впервые думаю — брать трубку или не брать? Пустые разговоры мне уже надоели. Слушать язвительные замечания и советы встать на путь исправления — тем более.
— Да? — говорю я, когда телефон не может угомониться несколько минут.
— Сколько тебе нужно денег?
Вероятно, в мире что-то произошло. В Рио-де-Жанейро все же выпал снег. Прекратили качать нефть — она теперь никому не нужна. Новым президентом Соединенных Штатов избрали выходца из бывшего Советского Союза. И главное — наконец я стал лауреатом национальной премии в области литературы.