Кровавое вино

Я думаю, не надо рассказывать, как одна миниатюрная худенькая девушка пыталась дотащить до постели взрослого мужчину без сознания? Скажу только, что попытка не увенчалась успехом, и тогда я попыталась привести его в чувства.

Легкое похлопывание по щекам и тихое:

— Профессор Горрис… Профессор, очнитесь, миленький. Профессор, вам нужно в постель.

А в ответ лишь невнятное мычание.

— Профессор… Александр, вы должны помочь мне. Я не смогу вас дотащить до постели, если вы мне в этом не поможете.

И вот, он открыл мутные полные боли глаза.

— Так, профессор, это уже хорошо. Вы меня слышите? — В ответ неуверенный кивок, а в глазах нет узнавания, и это плохо. — Это я, Эмма, вы меня сегодня спасли от монстра.

Он приглядывается, и да, узнал, только радости ему это не принесло.

Я стояла перед ним на коленях, придерживая, или даже скорее обнимая его голову, закрывая, наверное, даже тусклый свет от собственного шарика. Я понимаю, что он ждал кого угодно, только не меня, но видимо судьба у нас с ним такая.

— Вы пошевелиться можете?

Не успел он ответить мне, как его тело скрутило от дичайшей боли. Он делал вдохи через раз, не стонал, не кричал, но от этого картина, представшая передо мной, казалась вообще жуткой.

Как-то к нам в мир с Земли попал парень. Слабенький, худой, тщедушный, он болел чем-то таким, чего у нас никогда не было, да и заразным не являлось. И вот, после того, как его протаскали по всем больницам империи, и так и не смогли помочь, парня направили к нам в академию, дабы дать ученым эскулапам поэкспериментировать на нем в волю.

Нас, тогда еще студентов первого курса, назначали ему в сиделки, так как бедный парень из-за своей болезни был истощен, бледен, лыс и немощен. Мы его купали, кормили и ухаживали, как могли. Кто-то смеялся, что лучшего пособия по человеческому скелету нет, кто-то стыдливо отводил глаза. А кто-то прибегал и вне назначенного времени, только чтобы помочь, облегчить страдания.

И ведь, не смотря на болезнь, он был очень веселым и открытым парнем. Травил байки, рассказывал шутки и анекдоты. Был очень интересным собеседником с открытой душой и сердцем. Моя первая влюбленность. Его боли становились все сильнее, в определенные моменты его выгибало так, что он приподнимался над койкой и бился в агонии, в другие он сжимался в комочек и боялся сделать вдох. Я никогда не видела, чтобы человек так страдал. Мне казалось тогда, что я умираю вместе с ним, а он смотрел на меня своими добрыми глазами и улыбался до последнего вздоха.

Сейчас эта картинка вновь ожила перед глазами, и сердце защемило от боли и тоски. Я не дам умереть еще одному человеку на своих руках.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем профессора отпустило. Он почти сразу попытался подняться, но после таких спазмов это было просто невозможно, я знаю.

— Стойте… — прошептала я. — Не надо, мы с вами поступим по-другому.

Неужели после всего этого в человеке может жить еще заинтересованность? Видимо, да, так как профессор заинтересовался.

— Как я понимаю, время между спазмами примерно минут десять. Ровно столько прошло с того момента, как я услышала ваш стон и ворвалась сюда.

Мой учитель кивнул, или даже скорее попытался, но мышцы шеи напряглись. Его голова лежала у меня на коленях, а я неосознанно гладила его по волосам. Мне просто так было спокойней.

— И я не могу вас оставить одного, лежащим на полу, и позвать на помощь.

Снова кивок, хотя это был не вопрос.

— Помощь лучше вообще не звать?

Кивок. Вот только интересно почему…

— Это, конечно, не мое дело, но от этого будут зависеть мои дальнейшие действия. Кто-то хочет вашей смерти?

И тихий ответ, на пределе сил:

— Да…

Это многое объясняло. К примеру, нелюдимость профессора, его угрюмость и дурной нрав. У такого точно должны быть враги, куда бы он ни пошел. И поэтому не стоило лишний раз дразнить быка красной тряпкой. Я не смогу себе простить, если этот несносный тип умрет из-за меня.

— Хорошо, я поняла. Вы должны были уже немного отдохнуть от приступа. Но спешить не стоит, и пытаться подняться самостоятельно тем более не выйдет. Я хочу в вас влить немного силы, она подействует как адреналин в крови. Вам резко станет легче, но предупреждаю, это ненадолго, ровно чтобы дойти до постели и лечь.

Профессор уверенно кивнул, в глазах появилась решимость, и уже не шепотом:

— Согласен.

— Я не договорила. Такие манипуляции не проходят бесследно, и вас, скорее всего, скрутит очередной приступ, как только вы дойдете до кровати. И он будет намного сильней, чем те, что были у вас до сих пор.

На что больной лишь качнул головой:

— Выдержу.

Ну что ж, это был его выбор. Влить силу через руки, что продолжали обнимать его голову, не составило никакого труда, а потом время побежало вскачь, и у нас были считанные секунды. Подскочить, потянуть профессора на себя, помогая ему подняться. Довести до постели и уложить. И вот, когда я начала снимать ботинки, его вновь скрутило.

Это был первый раз, когда я столкнулась с таким страшным ядом. Но что я знала точно, так это то, что противоядие от него существовало. Надо было только найти.

Тело профессора было выгнуто дугой над постелью, руки сжаты в кулаки, но ни звука, ни крика. Хотя я уверена, что это невыносимо больно, и мужчине не было бы постыдно кричать, но профессор не сдавался, сохраняя собственное достоинство. Приступ все продолжался, когда я додумалась поискать что-нибудь успокоительное и обезболивающее в его покоях. И хотя рыться в чужих вещах некрасиво, это было крайне необходимо, поэтому я пошла в обход. Минут семь — и аптечка была найдена, а рядом с аптечкой — странные склянки и баночки с какими-то зельями, на всякий случай прихватила и их, вернувшись к постели больного.

Приступ все длился, и меня уже начало порядком потряхивать от вида мучающегося человека. Казалось, еще немного — и тело расслабится… навсегда… Как его сердце могло такое выдержать, мне абсолютно неизвестно, но вот еще секунда — и со вздохом облегчения тело опускается на постель, и профессор Горрис начинает дышать медленно и размеренно.

Где-то в доме тикали часы. Я это точно знаю, ведь их стук отдавался набатом в полнейшей тишине, но я даже предположить не могла, сколько времени мы просидели, не двигаясь и не произнеся ни слова.

Казалось, я дала ему достаточно времени отдохнуть.

— Профессор… — мужчина на кровати вздрогнул, и взгляд зеленых глаз переместился с потолка на меня. — Я принесла лекарства из вашей аптечки. Скажите, там есть хоть что-то, что могло бы вам помочь?

Его удивленный взгляд переместился с меня на кучу склянок на прикроватной тумбочке, и, по-моему, до него только сейчас, очень медленно, начала доходить вся ситуация. Секунда — и левая рука потянулась к тумбочке, но сил у него все еще было мало, поэтому, не пройдя и половины пути, рука обессилено упала на постель. Я подскочила к нему в бессознательной попытке помочь, да вот только все те приемы, которые я отрабатывала не раз на больных в госпитале, на нем бы не прошли. Замешкавшись на несколько секунд, пересела со стула на кровать. Машинально потянулась и погладила его по волосам, но когда осознала, в смущении убрала руку и попыталась смотреть куда угодно, только не на него.

— Вы говорить можете?

— Я попробую, — раздался в ответ хриплый и тихий голос.

— Это уже хорошо. Я принесла все, что нашла в вашем шкафу. Мое мнение, что вам сейчас нужно обезболивающее и успокоительное. Но вы, профессор, учите нас, что противоядие можно достать откуда угодно, может у вас есть что-то, что могло бы вам помочь?

Кивок, и взгляд снова на пузырьки на тумбочке.

— Там должен быть флакон с сиреневой жидкостью. Его нужно смешать с тем, что вы мне хотели дать.

Не тратя больше времени на разговоры, я побежала искать в этом доме кухню. А в ней — хоть какую-то посуду, в которой можно было бы смешать все три флакона, и надеяться, что это действительно поможет.