Страница 121 из 169
Роман Алексеевич, закрывшись в своём кабинете, отодвинул опустевшую, уже третью за это утро чашку крепкого кофе.
Откинувшись на спинку кожаного кресла, чуть ослабил узел галстука и, прикрыв глаза, принялся массировать виски.
Ну и ночка у него сегодня выдалась – до самого утра глаз не сомкнул, теперь голова раскалывалась, да так, будто сами черти ворочали внутри черепной коробки раскалённой кочергой.
Дала им дочь вчера жа́ру, переполошила всю семью. У него, как заместителя главы администрации, с такой нервной работой и так здоровье плохое: давление, сердечко шалит, а вчера и вовсе чуть не остановилось. Кто бы мог подумать, что его ребёнок такое выкинет! Вот только же Карина малышкой была, в песочнице куличики лепила, а теперь у неё видите ли любовь, и к кому – форменному шалопаю, который её мало того, что напоил до невменяемого состояния, так ещё и едва не обесчестил. Если она сейчас такое творит, то что будет потом…
Думал он, что средний отпрыск ему крови попьёт со своими выходками, а теперь уже начал сомневаться. Судя по поступкам доченьки, та брата своего ещё догонит и переплюнет. А сын вот наоборот, удивил. Не ожидал Роман Алексеевич, что Ян такой не по годам взрослый. Всё считал, что тот только с друзьями пиво пить горазд, да ночами по дискотекам шляться, а он молодец, всё в свои руки взял: и сестру нашёл, ещё и мерзавцу этому малолетнему по морде съездил. Даже гордость взяла Набиева-старшего за сына. Может, не такая уж и безнадёжная смена растёт?
- Роман Алексеевич, тут к вам посетительница, - приоткрыв дверь, в кабинет робко заглянула Тонечка, его новая секретарша.
Молодая, щёчки румяные, грудь – налитые яблочки. Эх, был бы он на десяток лет моложе, да меньше килограмм на пятьдесят, то бы…
- Никого не принимаю сегодня, - рявкнул он, и Тонечка вздрогнула, затряслась как осиновый лист.
Нравилось ему, что подчинённые его боятся, был такой грешок. Если боятся – значит уважают. Ведь с людьми как – чуть поводок спустишь, они совсем с привязи сорвутся и на шею запрыгнут. Порядок должен быть во всем! Жаль только, что с его домашними эта схема не работала.
- Я ей сказала, что не приёмный день сегодня, но она настаивает, не уходит... - робко проблеяла секретарша.
- Ну и пусть сидит хоть весь день, не принимаю – значит не принимаю! – грозно отрезал он, и ударил пухлой ладонью о дубовую столешницу.
Тоня понимающе кивнула и скрылась с глаз долой.
Ну что за люди пошли? Им, значит, надо, вынь да полож! И плевать, что у человека мигрень! И это он ещё не высшая ступень, что будет, когда весь город станет под его началом? Перед тем, как баллотироваться, надо в Ессентуки съездить, здоровье поправить. А то не ровен - час не выдержит моторчик политической гонки.
Еле слышно пошкрябав дверь, в кабинет снова заглянула Тоня:
- Роман Алексеевич…
- Ну что опять?
- Она говорит, что дело особой важности. На счёт вашей дочери.
Роман Алексеевич так и застыл с бутылкой "Боржоми" в руках. В груди неприятно кольнуло. Карина! Что ещё она натворила? Она же должна дома сейчас с Нонной сидеть, утром не смогла с постели подняться – похмелье, пришлось прогулять школу.
Господи, его шестнадцатилетний ребёнок страдает от похмелья. Какой позор на его голову! А тут ещё тётку эту принесло…
- Пусть заходит, - махнул рукой, предчувствуя нехорошее.
Через минуту в кабинет вошла женщина неопределенного возраста, в платье с аляпистыми маками. Рыжеватые с проседью волосы зачёсаны в неряшливую «дулю», под глазами мешки, а на скуле желтеющий фингал, который она неумело прикрыла будто случайно выпавшим засаленным локоном. На алкашку похожа, - резюмировал Роман Алексеевич, и брезгливо скривился. Но тут же одумался и взял себя в руки. Такие люди тоже его будущий электорат, а народ хочет доброго и отзывчивого главу.
- Здравствуйте, секретарь передала, что вы по поводу моей дочери пришли? – будущий мэр выдавил вымученную улыбку.
- Угу-у, - протянула тётка, с интересом озираясь по сторонам.
- Так что с Кариной?
- Какой Кариной? – захлопала глазами посетительница, явно не понимая о ком речь.
- Моей дочерью. Вы же пришли поговорить о ней? – теряя терпение, пока ещё вежливо уточнил он.
- Нет, - замотала головой. – Не знаю никакую Карину. Я по поводу Янки пришла.
Теперь пришла очередь Романа Алексеевича удивляться. Что за Янка? О ком она? Сумасшедший дом какой-то!
- Янка – это дочка моя старшая, - пояснила она, обнажая неприятные жёлтые пеньки. - Ну и твоя тоже, получается.
Она точно «того». Теперь сомнений никаких.
Роман Алексеевич с опаской покосился на её старую сумку с ободранными кожзамовскими ремешками. Надо скорее её отсюда выпроваживать, а то, не ровен час, вынет какую-нибудь гранату или дымовую шашку, а то и ножом пырнёт. Мало ли, что у этой чокнутой на уме!
- Простите, но я не понимаю о чём вы, поэтому попрошу вас покинуть мой кабинет, - твёрдо отчеканил он, хватаясь за телефонную трубку. Нужно набрать пост охраны, пусть выпроводят эту шизофреничку.
- Ну ты даёшь, совсем, что ли, не узнал? – хихикнула тётка, жеманно поправив причёску. – Это же я, Галя. Галя Иванникова.
Какая Галя? Может, и были в его жизни Гали, но точно не такие убогие. Он себе цену всегда знал и женщин выбирал видных, породистых. А эта, судя по лицу, какой год не просыхает.
- Да ты не тушуйся, я тебя тоже не сразу узнала. Вот, - она открыла сумку, и Набиева-старшего чуть удар не хватил. Но вместо гранаты она извлекла смятую газету. - Фото твоё тут увидела. Нашёлся, пропащий. Я уж думала, с концами сгинул. Ан нет, земля она круглая.