Давай никому не скажем

Так пролетели пять лет,  подходил к концу последний год моей учёбы, уже не за горами маячило получение красного диплома и перспективная работа переводчиком, как вдруг мне звонит Ника и говорит, что дом забрали «какие-то люди» и они с матерью были вынуждены снять комнату в коммуналке.

Внутри меня всё рухнуло на тот момент. Я здесь, а Вероника там, с пьющей матерью, ещё и без жилья… Ещё свежи были воспоминания моего детства, в той старой халупе с шуршащими за стеной крысами.

Оказалось всё до банального просто: мать влезла в какую-то авантюру, набрала долгов, выплатить которые была не в состоянии. Ушлые и не чистые на руку кредиторы быстро раздобыли откуда-то расписку «матери», о том, что она готова покрыть долги домом. Взамен пообещали, что тогда они будут в расчёте, то больше никогда не появятся в их с Никой жизни. Обещание они сдержали - исчезли, оставив мать и сестру на улице. 

Произошедшее шокировало, но выбора, кроме как смириться и принять как данность  реальное положение вещей, у меня не было.

Я начала с утроенной силой брать новых учеников, откладывая каждую копейку, и забивая на учёбу. К счастью, мне всё-таки удалось окончить институт с красным дипломом, и буквально сразу же посчастливилось устроиться в элитную частную школу преподавателем английского. Я бы в жизни никогда туда не попала, если бы не помощь благодарной клиентки, с чьей дочерью я занималась. Муж клиентки был директором этой школы, и благодаря им двоим я проложила себе тропинку к счастливому и безбедному будущему.

Я строила грандиозные планы, как накоплю приличную сумму, куплю собственное жильё и затем заберу к себе Нику. Как помогу ей поступить в институт, как хорошо мы заживём, а потом… потом мои мечты в одночасье рухнули.

Я снова здесь, в клетушке с тараканами, без огромных денег, прекрасных перспектив и веры в счастливое будущее.

- Ника, это ты? – мать отворила дверь, буквально вваливаясь в комнату. – Ой, Яночка, ты уже дома. 

Я заметила, как она внутренне сжалась, стараясь сделать вид, что трезва. Если на сестру ей было  всё равно, то меня она побаивалась. Осознавала, что с моим появлением в доме появилась новая приличная мебель и в холодильнике нормальная еда, и если я вдруг разозлюсь и уеду обратно, то они снова заживут впроголодь. Знала бы она, что никуда я не уеду, даже если очень захочу…

- Я-то дома. А ты где была? – вздохнула, снимая тесные туфли.

Ноги опухшие, в мозолях. Сэкономила, называется. Нет, так дело не пойдёт. Если за неделю не разносятся, придётся снова лезть в и так похудевшую заначку, и покупать новые.

Подняла покупки и отдала матери. Та трясущимися руками неловко перехватила пакеты, и продукты посыпались на пол. 

- Да я… по работе ходила, по делам… - сочиняя на ходу, мать принялась поднимать выпавшие пачки и коробки. – Ой, апельсины-то зачем, дорого же.

- Нике витамины нужны. Синяя вся, волосы лезут.

Да кому я говорю, как будто ей есть до младшей дочери хоть какое-то дело.

- Колбаска, «Монастырская», моя любимая, - глаза заблестели, но увидев моё угрюмое лицо, быстро добавила: - Нике… пусть в школу с собой бутерброды берёт, завтракает…

Дай ей волю, на закуску всё пустит друзьям-собутыльникам. Тот же Толик первый в очередь встанет, не постесняется. 

- Убери всё в холодильник, я к себе. 

«К себе». Коробка семь метров, с зарешеченным окном. Словно тюрьма. Господи, что это за жизнь-то такая.