Страница 10 из 169
Конечно, между своими принципами и будущем Ники я безоговорочно выберу второе. Она и так, бедная, натерпелась, хорошего ничего в жизни не видела, хоть учиться нормально поступит, уедет отсюда – нечего в этой дыре ловить, уж я-то знаю. Натяну я её Игорёше отлично, но, видит Бог, с живого не слезу, будет отрабатывать!
Поднялась на второй этаж, и бесшумно прошла мимо кабинета теоретической механики. Остановилась, прислушиваясь к звукам за дверью. Там сейчас у Ники пара.
«И не только у Ники», - шепнул внутренний голос и даже не по себе стало. О чём я думаю вообще? Вернее, о ком!
Это всё стресс. Определённо. Смена обстановки, новые, не самые радужные впечатления... Наслоилось одно на другое, вот и лезет в голову всякая чушь.
Соглашусь, пожалуй, на приглашение Тимура прогуляться сегодня вечером, мне абсолютно точно нужно проветриться.
Поставив тяжёлые пакеты с продуктами на рассохшийся дощатый пол возле двери, открыла сумку в поисках ключей.
Помада, кошелёк, блокнот, ручки, паспорт… Чёрт ногу сломит, когда же я там порядок наведу. Хотя, у меня в голове не меньший хаос, что уж о сумке говорить...
Отыскав заветную связку, тихо вошла в длинный и узкий как кишка коридор.
В нос сразу же ударил ставший привычным запах тушёной капусты, прогорклого масла и застарелой плесени. Над головой болтались высохшие ещё позавчера тряпки тёти Нюси. Когда же она их снимет, наконец? Пройти невозможно.
У стены, на разложенной сушилке, занимающей половину прохода, разноцветной гирляндой висели крошечные детские вещички, вперемешку с сероватыми лифчиками Дины – соседки из восьмой.
Протискиваясь между дверью туалета и сушилкой, задела сумкой поставленные друг на друга металлические тазы. Те с неимоверным грохотом полетели на протёртый линолеум. Тут же за стеной раздался обиженный детский плач.
Павлика разбудила, ну что ж я неуклюжая такая!
- Привет, Янусь, - прохрипел Толик, потягивая папироску у открытого окна маленькой, захламленной донельзя кухни.
Классическая картина дня – старый скрипучий табурет, Толик, закинувший ногу на ногу, в дешёвых трико с лампасами и растянутой майке-«алкоголичке», пачка «Примы» на подоконнике. Впрочем, вечером была точно такая такая же картина, только рядом с папиросами стояла чекушка мутного самогона и гранёный стакан.
- Привет, Толик, я, похоже, Павлика разбудила…
- А, Динка опять уложит, - Толик беспечно махнул рукой, и снова флегматично уставился в окно.
Когда я только приехала сюда месяц назад, то была шокирована и Толиком, и этой коммуналкой, и невыносимыми условиями, в каких вынуждены были проживать моя мать и сестра. Всё крошечное, грязное, липкое, вонючее… Кухня кишела тараканами, на стенах душевой плесень с палец, из уборной разило как из привокзального сортира.
Ровно неделю я до кровавых мозолей отмывала своё вынужденное жилище. Извела четыре бутылки хлорки, три баллона дихлофоса, выкинула десять мешков мусора. Переклеила обои в коридоре, заменила сантехнику за свой счёт. Иначе невозможно было просто смотреть на это, не то, что пользоваться!
Коммуналка немного преобразилась, но всё равно осталась такой же крошечной и вонючей, но я хотя бы была рада, что можно спокойно браться за дверные ручки не боясь вляпаться во что-нибудь жирное.
Первое время я через великую силу, преодолевая невыносимую брезгливость, пользовалась общими с соседями удобствами . Убеждала себя, что это временно, что так живут многие, но каждый раз накатывал ужас, стоило только присмотреться к тому же Толику. И с этим человеком я делю кухню, уборную, душ...
Понадобилась огромная работа над собой, чтобы начать смотреть на всё немного проще. Пришлось привыкнуть и к новым вынужденным соседям.
Как я негодовала, и даже плакала от обиды, когда однажды вернулась домой, а новые обои в коридоре заляпаны клубничным вареньем. Сладкая тягучая масса стекала по стенам, ягоды валялись на полу среди мелких осколков...
Дина рыдала в голос, сидя за столом на кухне, маленький описанный Павлик хныкал у неё на коленях, а Толик вот так же, как и сейчас, сидел у окна и смолил "Приму"...
Оказалось, "молодые" поругались, и в пылу гнева Дина разбила банку варенья о стену.
Я пытаясь вразумить соседку, что от таких «толиков» нужно избавляться ещё на уровне флирта, и уж точно не пускать подобный контингент в свою жизнь. Бывший зэк, тощее тело в синюшных наколках и ужасного вида шрамах. Выбритая голова, злые, подозрительные глаза. Сидит целыми днями дома - ему видите ли «западло» работать как всем нормальным людям, «братки» не поймут. Не положено. А сидеть на шее у молодой девочки, разрывающейся на дом, маленького ребёнка и две работы - не западло.
И эта хороша: «я его люблю, у нас сын!». Бедный ребёнок целыми днями ходит по рукам соседей, пока Дина одну половину дня продаёт на рынке рыбу, а вторую половину - намывает полы в администрации.
А ссоры эти их: темпераментная татарка орёт – стены сотрясаются. Толик молчит обычно, но если его завести – не остановишь! Мат, тюремные жаргоны… Слышимость такая, будто на ухо кричат – перегородки картонные.
В итоге полночи ссорятся, полночи песни блатные под гитару на кухне распевают.
Ненавижу шансон, ненавижу эту коммуналку! Обязательно уеду отсюда, просто нужно немного потерпеть. Вот накоплю ещё денег, чтобы хватило на первый взнос за дом, и уеду. И мать с Никой заберу, куда я без них…
Побыстрее миновав неприятного соседа, открыла дверь нашей «квартиры» и тихо вошла. Никого.
- Ма-ам, ты дома?