Только слова

— Однако, Ваше Величество, Аркенстон принадлежит вам по праву! — возразила я.

— О, вы очень прелестная юная леди, — Трейн глухо усмехнулся, — но неужели вы думаете, что теперь мой сын беспрекословно смирится с пропажей камня из сокровищницы? Он будет считать, что мне просто заморочили голову… И все же в своего родного отца он вряд ли будет стрелять. Даже под влиянием драконовой болезни.

Времени было мало, а иначе я бы спросила про Гэндальфа и про то, как Трейн устроился в лагере.

— Нам следует убедить Торина открыть ворота Эребора, чтобы во время битвы мы могли использовать пещеры как лазарет, — сказал Трандуил на прощание, — и уж точно не опасались того, чтобы стрелы вонзались нам в спины.

Мы сбежали в Гору, когда до побудки Бомбура оставалось всего ничего, и в полночь, когда гном разбудил следующего караульного, завалились спать. Правда, перед сном Бильбо прошептал: «Знаешь, Ниэнор, чего бы мне хотелось? Сейчас съесть бы яичницу с беконом…» — и тем самым обрек меня на истинные муки.

Гонцы из лагеря не медлили, и ранним утром, когда я пускала слюни и воображала, как в уютной норке у хоббита мы пожарим снившуюся мне яичницу, уже раздались звуки труб. Я вздрогнула, по спине побежали мурашки: эльфы и люди вернулись с Аркенстоном, а я совсем забыла все рассказать Кили! Пришлось, не расчесываясь, бросаться на его поиски по всему Эребору.

Когда я нашла братьев, было слишком поздно для долгих вступлений.

— Кили! Кили, пожалуйста, послушай! — у меня не было времени объясняться с Фили, чтобы тот оставил нас с Кили наедине, поэтому я заговорила сразу же, как влетела в комнату. — Ты… только ты можешь повлиять на Торина. Я думала об этом уже давно, с начала нашего похода, и… Ох, черт, любви под силу одолеть драконову болезнь, но не всякой. У тебя должно получиться! Убеди Торина не закрываться в пещерах! Только не сейчас, — я облизала губы, — а когда… когда мы уйдем.

— О чем вы, леди? — ожидаемо спросил Кили. — Вы, правда, думаете, что одно мое слово — и… И куда вы уйдете?..

Его голос напомнил мне о Трейне, который спрашивал у меня примерно то же. И они оба смотрели на меня, как на предельно наивную барышню, прожившую все это время в идеальном мире и в розовых очках.

— Да! — воскликнула я, не отвечая на его вопросы. — Неужели ты не видел? Торин послушает тебя, как… успокоится. Кили, Фили… грядет война. Эльфы и люди — ваши союзники! Нужно будет превратить Эребор в лазарет и укрыть там раненых! Кили, пообещай мне!

Я встряхнула его за плечи, но ответа добилась не сразу.

Мы с Кили и Фили вышли на балкон, под которым стояла делегация во главе с Бардом, Трандуилом и… Трейном, который уже скинул с головы капюшон. На мгновение мне показалось, что все обошлось, — ровно до того, как Торин, перекошенный от злости, повернулся ко мне:

— Ты! Только ты могла провернуть такое! Вздумала лишить меня не только камня, но и всего королевства?! Будьте вы прокляты вместе с жалким хоббитом!

Я сделала шаг в бок, к стене, и замерла. Все пошло не по плану, несмотря на то, что Трейн вроде как изначально не верил в успех переговоров… Неужели все так плохо? Почему Торин никак не реагировал на своего отца, которого считал умершим?! Или жажда золота затуманила его разум настолько, что он уже не различал гномов, которых видел перед собой?

Хотя нет, он говорил о королевстве — значит, понимал, кто стоял у стен Эребора… И все равно ничего не изменилось. Мой план, мой единственный план летел псу под хвост — и я могла надеяться только на Кили и Фили. Чем дольше у армии людей, гномов и эльфов не будет защиты крепости, тем большие потери все они понесут…

— Мистер Бэггинс признался, что это он отдал им Аркенстон, — Торин усмехнулся, — но такое крысиное отродье, как хоббит, не додумался бы до этого сам. Почему ты молчишь, Ниэнор?!

Гномы, высыпавшие на балкон, молчали. С губ Балина не сходила грустная полуулыбка, Бофур ободряюще кивнул мне, а Кили и Фили — единственные, кто хотел что-то сказать, — умолкли, одернутые Двалином.

Я стояла истуканом, чувствовала спиной холодный камень и думала, что вот секунда — и Торин, не моргнув и глазом, толкнет меня вниз. Рот открывался и закрывался без моего на то желания. Трейн не зря говорил о том, что я приношу жертву, участвуя в передаче Аркенстона… Все-таки мне было не сравниться с народами, в которых все живут целыми столетиями.

— Ниэнор здесь ни при чем! — между нами встал Бильбо. — Я один был в лагере! Только я!

Я покачала головой и подняла иллюзорный белый флаг. Надежда, которую мне дало возвращение Трейна, разбилась о суровую реальность, где драконова болезнь въедалась в мозг сильнее, чем я предполагала.

— Я доверился тебе, и чем ты мне отплатила?.. — Король под Горой был наполнен гневом, который, как волны в ледяной воде океанов, плескался в его глазах. — Спускайся сама, иначе сброшу.

Взгляд Торина не позволил мне усомниться в его словах: действительно, если я не послушаюсь, Король поможет мне быстрее достичь земли. И, наверное, даже не пожалеет — а вслед за мной полетит Бильбо, самый храбрый маленький хоббит во всей Хоббитании.

— Какая жалость, — издевательски протянул Трандуил, когда мы с мистером Бэггинсом оказались на земле, — но… вы ведь попытались.

Я бы фыркнула ему в лицо, если бы фырканье в лица эльфийским королям не было чревато получением травм от их грозных светловолосых детишек. Мне было стыдно, что Торин отчитал нас перед всем отрядом — да еще и перед Трандуилом! Я предчувствовала, что из короля Лихолесья выльется много ироничных шуток про всю эту ситуацию.

— Дай нам свой ответ! — прокричал Бард. — Ты выбираешь мир… или войну?

Стоя между ним и Трандуилом, поддерживаемая жилистой рукой Трейна, опустившейся мне на плечо, я смотрела, как Торин вглядывался в далекий горизонт. Я потерялась окончательно и бесповоротно… Без чьих-либо советов и подсказок, даже зная конец истории, я ничего не изменила.

— Я выбираю войну, — ответил Король под Горой.

Мы не успели дойти до лагеря, как сбоку появилась армия Дейна. То, что пришедшие гномы слились с эльфами и защитниками Озерного Города, не принесло ничего хорошего: судя по крикам, раздавшимся с балкона, Торин и некоторые из компании приняли Дейна за предателя, который собирался присоединиться к дележке награбленного из Эребора и вовсе не хотел им помогать.

Трандуил и Леголас, своей кислой миной портивший мне и без этого отвратительное настроение, проглотили горькую пилюлю в виде сотрудничества с таким количеством гномов, но за них, пока к Дейну не вышел Трейн, в основном говорили Бард и Гэндальф. Я не высовывалась: в политических союзах я была, очевидно, очень плоха.

— Ниэнор! — из палатки высунулась рыжая макушка Тауриэль. — Бильбо! Давайте сюда! Гэндальф считает, что у нас есть немного времени.

В палатке эльфийка, державшая руки за спиной, протянула их вперед и отдала мне кинжал — тот, что давным-давно подарили мне Кили и Фили. Мы обнялись… Земля задрожала. Времени у нас не было вовсе.

Гэндальф силой утащил нас на возвышенность, ближе к Одинокой Горе, и как бы ни упиралась Тауриэль, волшебник и слушать ничего не хотел.

Первый натиск орков объединенная армия выдержала, а после него, несмотря на то, что на этот раз эльфы и гномы Дейна не понесли потерь из-за беспричинной стычки друг с другом, враг получил численное превосходство. Воины Озерного города до этого, конечно, тренировались под началом эльфов, им выдали длинные мечи, а не вилы, но мужчины, желающие сохранить свой дом, не могли противостоять обученным оркам, готовившимся к войне с самого появления на свет.

То тут, то там мелькали волколаки. В начале битвы они от неожиданности стали нападать на своих же седоков, но потом оркам все-таки удалось привести их в чувства. Расчет Азога был верен — если бы гномы и эльфы переубивали друг друга, то занять Эребор было делом пары часов…

Орки оттесняли противников к Горе, и я до крови кусала губы: Торин не думал появляться на поле боя. Эльфов загнали к сторожевому посту, где мы в свое время узнали о смерти Смога, и вынуждены были отступить защищавшие восточную часть долины Озерные жители. В воздухе свистели стрелы и стальные мечи.