Страница 1303 из 1411
Он посмотрел прямо на меня и произнёс:
— Множество, множество Мантий надевают — или снимают — в ночь на Хэллоуин, чародей.
— Ты имеешь ввиду маски? — нахмурился я.
— Маски, Мантии, — ответил Крингл. — Какая разница?
А затем подмигнул мне.
На краткую долю секунды тени, которые отбрасывали башня и домик в свете наступающего утра позади нас, казалось, стеклись вместе. Глаз, которым он моргнул, исчез за полоской тени и чем-то, похожим на широкий шрам. Его лицо стало более худощавым, и на это мгновение я увидел таящиеся в Крингле волчьи черты Ваддерунга.
Я сел прямо, уставившись на него.
Крингл закончил моргать, беспечно повернулся и пошагал вниз по холму, напевая себе под нос «К нам едет Санта-Клаус» урчащим басом.
Я так и продолжал сидеть, уставившись ему вслед.
— Сукин сын. — проворчал я про себя.
Я поднялся и обернулся армейским одеялом перед тем, как зайти в домик. Я почувствовал запах кофе и супа, а мой живот изъявил сильную потребность в обеих этих жидкостях.
В очаге горел огонь, возле которого стояла моя кофейная кружка. Над огнём кипел и котелок с супом. Он наверняка варился из запаса супов-полуфабрикатов, но я достаточно проголодался, чтобы не привередничать. И, похоже, все разделяли моё мнение в этом вопросе.
Храпящего Томаса устроили на одной из раскладушек. Жюстина устроилась позади него, уткнувшись лицом ему в спину. Оба хотя бы вымыли лица и руки. Мак дремал на другой кушетке, голый по пояс, его грудь и живот очевидно отмывали от грязи — а также от крови, чтобы вылечить раны.
Сариссы не было. Молли не было. Хвата не было. Я был уверен, что они ушли вместе.
Кэррин сидела возле очага, уставившись в огонь и держа в руках чашку кофе. Рядом с ней сидел Мыш. Когда я вошёл, он посмотрел на меня и завилял хвостом.
— Это ты оставила одеяло? — тихо спросил я.
— Как только мы развели огонь, — ответила она. — Я полагаю, что уже могу сходить за твоим пыльником.
— Сейчас я бы смотрелся в нем как эксгибиционист, — пошутил я.
Она слегка улыбнулась и передала мне две кружки. Я посмотрел в них. В одной был кофе, в другой суп-полуфабрикат. Затем она вручила мне походную вилку к супу.
— Я понимаю, что это немного, — сказала она.
— Не беспокойся, — ответил я и сел напротив неё, чтобы уделить должное внимание обеим кружкам. Тепло от супа и кофе разлилось по желудку, и я впервые почувствовал себя человеком за… какое-то время. У меня всё болело. Не то чтобы это было приятно, но это были честно заработанные раны.
— Господи, Дрезден, — сказала Кэррин. — Ты мог хотя бы руки помыть.
Она взяла салфетку и наклонилась, чтобы оттереть мои руки. Мой желудок запротестовал против перерыва в принятии пищи, но я отставил кружки в сторону и позволил ей за мной ухаживать.
Она терпеливо очистила мои руки, потратив пару салфеток.
— Теперь наклонись, — велела она.
Я так и сделал.
Она взяла чистую салфетку и вытерла мне лицо, медленно и осторожно, чтобы не потревожить царапины и порезы. Было немного больно, когда она очищала одну из них, но в итоге я почувствовал себя лучше. Иногда правильные для тебя в долгой перспективе вещи немного ранят, когда ты впервые с ними сталкиваешься.
— Ну вот, — сказала она секунду спустя. — Теперь ты почти похож на человека…
Она осеклась и опустила взгляд.
— Я имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду, — произнёс я.
— Ага.
Огонь в очаге потрескивал.
— А что с Маком? — спросил я.
Кэррин взглянула на него.
— Мэб, — ответила она. — Она просто зашла сюда несколько минут назад и посмотрела на него. Затем, перед тем как кто-то успел что-то сделать, она сорвала с него повязку, влезла пальцами в рану и достала пулю. И бросила её ему прямо на грудь.
— Значит, теперь он цел, — отметил я.
— Ага. Рана начала затягиваться через минуту после того, как она ушла. Но помнишь, как его потрепало тогда в баре? Почему его раны и теперь не исцелились до вмешательства Мэб?
Я потряс головой:
— Может быть, потому, что он был в сознании.
— Он действительно отказался от обезболивающего. Мне тогда это показалось странным, — пробормотала Кэррин. — Что он такое?
Я пожал плечами:
— Спроси его.
— Я так и сделала, — сказала она мне. — Как раз перед тем, как он отключился.
— И что он сказал?
— Он сказал: «Я извне».
Я хмыкнул.
— Как ты думаешь, что это значит? — спросила меня Кэррин.
Я обдумал это:
— Возможно, это значит, что он извне.
— И мы вот так это оставим? — спросила она.
— Он хочет именно этого, — сказал я. — Думаешь, нам надо начать его пытать?
— Ты прав, — ответила она и вздохнула. — Наверное, вместо этого лучше дадим ему отдохнуть.
— Наверное, нам следует позволить ему и дальше варить пиво, — сказал я. — А как Томас?
— Проснулся. Поел, — она нахмурилась и уточнила:
— Ел суп. Спит уже пару часов. Эта костяная штуковина чуть не порвала его на клочки.
— Всегда есть кто-то больше тебя, — произнёс я.
Она вперила в меня взгляд.
— Для кого-то это более справедливо, чем для остальных, — уточнил я.
Она закатила глаза.
— Ну, — сказал я минуту спустя.
— Ну, — сказала она.
— Эмм. Нам нужно поговорить?
— Насчёт чего?
Мыш оглядел нас по очереди и с надеждой завилял хвостом.
— Тихо ты, — сказал я и почесал ему уши. — Тебя одолел плохой костяной парень? Черити слишком тебя раскормила? Эта схватка, должно быть, напоминала поединок Скуби-Ду с Привидением Скуби-Печенья.
Мыш радостно и беззаботно улыбнулся, всё ещё виляя хвостом.
— Не наседай так не него, — сказала Кэррин. — Всегда есть кто-то больше тебя.
Она встряхнула головой и произнесла:
— Вау, да мы просто как дети. Цепляемся за любой повод, чтобы не говорить об этом прямо сейчас.
Мой суп слегка булькнул в чашке.
— Эмм, — сказал я. — Ага, — и сглотнул. — Мы… мы поцеловались.
— Есть даже песня про то, что это значит, — сказала Кэррин.
— Ага. Только я не пою.
Она сделала паузу, словно её суп тоже внезапно начал вытворять в кружке выкрутасы.
Затем она продолжила, очень осторожно:
— Есть определённые факторы…
— Вроде Кинкейда, — сказал я без тепла, но и без обиды.
— Кинкейд не относится к этим факторам, — возразила она. — Больше не относится.
— Ох, — сказал я, немного удивлённый.
— Дело в тебе, Гарри.
— Я почему-то был глубоко уверен, что окажусь одним из этих факторов.
— Ага, — произнесла Кэррин. — Только… не против тебя.
Она взяла меня за руки:
— Я увидела в тебе за прошедший день нечто, что… меня обеспокоило.
— Обеспокоило.
— Испугало до чёртиков, — спокойно уточнила она. — Твоя Зимняя Мантия. Ты не меняешься. Ты уже изменился.
Я немного похолодел:
— Что ты имеешь в виду? Сегодня ночью? Чёрт возьми, Кэррин, когда мы не уделывали монстров и не калечили кого-нибудь?
— Мы всегда это делали, — сказала она. — Но раньше тебя это всегда пугало. Ты всё равно делал то, что должно, но тебе было страшно. И это было вполне естественно.
— Ну и? — спросил я. — Чем сегодняшняя ночь отличалась от предыдущей?
— Тем, как твой волшебный посох упирался в меня сзади, — криво ухмыльнулась она.
— Ох, — сказал я. — Ты серьёзно?
— Ага, женщины такое замечают.
А я вот не заметил.
Я сглотнул.
— Это просто… Кэррин, эта штука почти никогда не поступает опрометчиво. И никогда ничего не решает за меня.
— Никогда не понимала, почему мужики так делают, — сказала она.
— Делают что?
— Говорят о своих гениталиях так, будто они какое-то отдельное существо. Что-то вроде управляющего разумом паразита, — она встряхнула головой. — Это просто ты, Гарри. Всё это ты. И часть тебя, которой чертовски нравилось происходящее.
— И это плохо? — спросил я.