Душевный архитектор

— Значит, бой с Наруто Узумаки и в самом деле так на него повлиял.

— Если бы он просто подтолкнул его к новым размышлениям, то Гаара так резко бы не менялся. У него уже была вспаханная почва, — пояснила Вару, снова позволяя себе обрасти завистью к возможностям Конохи. Она чуть не лишилась друга и стала калекой, так и не добившись своего, и после такого Наруто воспринимался как серьезный соперник, с которым было бы неплохо поговорить по душам.

— Он стал более встревоженным, — сказала Темари тихо, и, уловив в ее голосе беспокойство, Кейджи все же убедилась в том, что при ней Гаара прилагает большие усилия, чтобы выглядеть безэмоциональным. Похоже, он плохо понимал, что, убегая и отрицая, не сможет решить свою проблему.

— Гаара боится, что не сможет контролировать себя и никогда не изменится.

— А что думаешь ты? У него есть шанс?

Вару задумалась, скорее пытаясь сообразить, что будет лучше сказать Темари, чем проанализировать положение Гаары еще раз. Она знала о рисках и о возможностях изначально, в каком-то смысле добровольно идя на смерть, но утешать куноичи ложными надеждами не стоило. Тем более что наивность никогда не была слабостью Темари.

— Есть, но небольшой. Он слишком сильно травмирован, чтобы восстановиться полностью. Такое детство оставляет след на всю жизнь, и от него невозможно избавиться. И кроме того, — Вару коснулась пальцем виска, серьезно глядя на гостью. — Шукаку значительно усугубляет дело. Может, Гаара и справится со своей ненавистью и перестанет так халатно относиться к жизням других, но тогда демон попросту изведет его.

Темари вздохнула, опустив взгляд. Младший брат и для их семьи был сильной травмой, и пусть она могла справиться со своим страхом к нему, так сильно повлиять на себя все равно слишком сложно. Для этого нужно время, но даже Вару сомневалась, смогут ли они избавиться от прошлого окончательно.

— Ты ведь и в самом деле можешь ему помочь? — спросила Темари, не скрывая своих сомнений, и Кейджи не стала настаивать на положительном результате, зная, что в процессе может стать бесполезной куда раньше.

— Вероятно, что да, но без тебя и Канкуро ничего не выйдет. Гааре необходима семья.

Темари понимающе кивнула, и на этой ноте они стали сообщниками в столь нелегком деле.

***

Лезть в душу приходилось не только Гааре, но и им всем тоже. Им всем нужно было что-то менять в себе, перекраивать имеющееся полотно затвердевшего страха в нечто иное. Но даже с инструментами и знаниями Вару прилагала столько усилий лишь на себя одну, что предполагать неудачу становилось все более правильным.

Оставшись одна, Кейджи позволила себе зашипеть от боли. Давление на самообладание было столь сильным, что хотелось выть, и, потянувшись за коробочкой с мазью на тумбе и случайно смахнув ее на пол, Вару с силой сжала руку в кулак и ощутила острую потребность закричать и сломать что-нибудь. Желательно с громким треском.

Ее боль и отчаяние трепетно собрали и высыпали в сосуд. Лишь завидев красные волосы, Кейджи отвернулась, боясь, что облик Гаары жестоко разобьет ее без возможности на новое рождение. Он поднял коробочку и, открыв ее, сел на кровать, пребывая в такой растерянности, что не мог вымолвить ни слова. Потому что Вару сопротивлялась ему в первый раз. Потому что до этого момента казалась более дружелюбной.

Едва коснувшись пальцами покрытых шрамами тонких ног, когда-то переломанных сильным давлением песка, Гаара провел короткую линию, словно пытаясь измерить глубину страха. К его удовлетворению, Кейджи не дрогнула, но спустя мгновение он ощутил нечто другое, совершенно незнакомое ему. Вару едва сдерживала себя, кривя губы от отвращения. Почему-то эти чувства пересилили страх: они выползли из нее фантомными щупальцами, отталкивая джинчурики от себя, пытаясь прогнать его.

Не понимая, Гаара поднял на нее свой обрамленный черными кругами взгляд, и тогда Кейджи поняла, что в этот момент может потерять все окончательно. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться, на всякий случай сосредоточившись на боли, а не на скользящих по изуродованной коже пальцах. Однако от мысли, что одним резким движением эти руки снова сломают ей кости, Вару не смогла избавиться. И даже когда она сомкнула веки, лик демона не исчезал, а обретал свою безумную, отвратительную форму.

— Тебе все ещё больно?

Этот голос, преисполненный детским интересом и тонким ароматом вины, заставил бывшую шиноби открыть глаза и расстаться с ужасным образом. Физическая боль потихоньку отступала, а для другой попросту не осталось сил.

— Уже нет.

Все оказалось еще труднее, чем она предполагала.

Комментарий к Глава II - Брезгуешь

Много болтовни, но это необходимо, чтобы дальнейшие события имели смысл.

Надеюсь, сцена с мазью не вышла слишком интимной, все же она необходима для того, чтобы показать истинное отношение Вару к Гааре. Я решила не перебарщивать с описанием отвращения, но если вы все равно видите зачатки хороших отношений между этими двумя, то сообщите. Исправлю.

========== Глава III - Болевой порог ==========

Надгробие с годами все больше уходило в песок. Теперь нельзя прочесть ни имя, ни дату смерти, и вряд ли незнающий, стоя рядом с обломком желтого камня, поймет, что прямо под ним покоятся останки шиноби Сунагакурэ. Вару представляла себе неразложившееся тело отца: он равнодушно смотрел на нее сквозь песок и, как всегда, не торопился дать совет. Этот образ под давлением реализма прогибался и становился обглоданным скелетом в лохмотьях темной прогнившей плоти. И даже так он продолжал смотреть на нее пустыми глазницами, как строгий непоколебимый судья. Воспоминания прижгли старые шрамы, но Кейджи лишь улыбнулась этому чувству, проведя ладонью по лодыжке.

— Ты испытывал меня на прочность, зная, что в этой жизни я встречу нечто, что будет еще хуже тебя?

Горячий ветер мазнул по лицу, пригнав облако колючей пыли. Это можно было бы счесть за ответ, однако Вару слишком хорошо знала отца. Он бы промолчал, смерив ее наигранно безразличным взглядом. Его бы это ввело в замешательство, но отец не подал бы виду.

— Нет, о таком ты не задумывался, — бывшая шиноби усмехнулась, но непрошенная слеза все равно скатилась по щеке, обжигая и разъедая доспехи из натренированного самоконтроля. — Смешно. Ведь ты в конечном счете оказался прав, отец.

Кости на ногах напомнили о своих повреждениях, словно в попытке пристыдить, избавить от прошлых амбиций. Вару стерла кислоту горечи с лица, снова и снова мысленно говоря себе, что она уже справилась. Уже нет никакого смысла оплакивать то, что она сама принесла в жертву. Это был ее выбор.

— Но знаешь, мне плевать на твои ожидания.

Сосредоточив чакру в ногах, Кейджи поднялась, пару минут еще смотря на ушедшую в песок могилу и не чувствуя ни грамма скорби. Конечно, она просто внушала себе, потому что так было проще. Вару сделает все ради намеченной цели, даже если в итоге, не выдержав, сама сойдет с ума. Она снова усмехнулась, подмечая, что яблоко от яблони упало совсем недалеко. В конце концов ей все равно расти на той же почве, переплетаясь корнями со старым мертвым деревом. Она будет жить в тени, пока не перерастет его.

Увечья лишили ее возможности нормально передвигаться, и, почти доходя до дома, Вару тратила последние капли чакры, стараясь распределить ее так, чтобы беспомощно не упасть на улице. Она добралась до двери, стремительно слабея, и отворила ее, злобно захлопывая за собой. Всего один шаг, и вот ноги пронзила терпимая, но неожиданная боль. Колени подогнулись, и Кейджи тяжело рухнула на пол, ударившись подбородком. Она зашипела, вскипая от гнева на свою никчемность, и подтянулась, руками и коленями помогая себе взобраться на инвалидное кресло.

Идея выйти на улицу перестала казаться разумной только сейчас, но Вару знала, что попросту не могла себе в этом отказать. Ей было необходимо чувство полноценности хотя бы на короткое время, пусть даже из-за этого восстановление сильно затянется. Ее будни теперь представляли из себя это: противный скрип колес, прописанные процедуры, постоянные попытки что-то сделать с ногами самой и младший отпрыск семейства Сабаку но. Просто очередной тяжелый период в жизни, и Кейджи делала то, что должна была, чтобы не загнуться раньше положенного срока.