Страница 10 из 13
Это моя самая большая просьба. Потому что ей нужно учиться, а когда мы с Вами зальёмся в Америку, то оттуда совсем будет невозможно помочь ей…
Дайте денег сестре. Возьмите у Мариенгофа адреса и много новых книг» (глава 9).
Для непосвященных. По возвращении Есенин узнает, что его сестре, несмотря на многочисленные просьбы, Мариенгоф не передал ни копейки, присваивая всю выручку от магазина в собственный карман. Именно этот отказ Мариенгофа от помощи сестре Есенина послужил причиной последующего разрыва дружеских отношений. У В.С. Пашининой [6] на эту тему читаем: «Напомню, что во всех письмах из-за границы Есенин просил Анатолия помочь материально Кате, которая жила и училась в Москве и была на иждивении Сергея. Помочь ей сам не мог по условиям того времени. Очень беспокоился о сестре. Но ни разу Мариенгоф не откликнулся на просьбу друга. После отъезда Сергея ей перестали давать и ту долю, которая причиталась от «Стойла Пегаса». Собственно говоря, ещё и по этой причине началось между ними охлаждение» (часть IV, глава 7).
Но только ли до денег был жаден Анатолий Мариенгоф? Вообще, вся глава 7 части IV работы В.С. Пашининой [6] содержит подробнейший анализ «Романа без вранья» Мариенгофа, где Есенин несёт на себе все возможные «грехи мира», мол, де, и склочен он был, и жаден, и честолюбив до неприличия, и как друг – дерьмо. Настоятельно рекомендуется для прочтения взыскательных читателей! Показательно и резюме В.С. Пашининой к данной к главе [6]: «Наделенный от природы редчайшим поэтическим даром, Есенин обладал не менее редким обаянием, умением дружить, быстро сближаться с людьми, всегда быть верным в дружбе. Со всеми своими женами, законными и незаконными, он умел поддерживать добрые отношения. Аристократ телом и духом, Есенин, которого знала вся Москва, да что там Москва – вся Россия, рубаха-парень, широкая натура, на деньги которого мог выпить любой примазавшийся новоиспеченный друг, – Есенин в «Романе без вранья» предстал как самый настоящий сквалыга, сутенер, пьянь кабацкая, ни родителей не почитает, ни друзей в грош не ставит. Жалкое, отвратительное зрелище!
Это было неслыханное предательство! «Нож в спину». И что вдвойне усугубляет вину Мариенгофа, написал он это не при жизни Есенина – эту гнусность он водрузил на есенинскую могилу – в 1927 году. А исправленный и дополненный вариант вышел в 1965 году.
Все, знавшие Есенина, дружно осудили этот опус, но он создавался для тех, кто не знал Есенина лично, кто мог поверить и принять за правду любую мерзость – ведь писал же лучший друг Есенина!».
Одним словом, друзья у Сергея Александровича «по его Сатурну в Скорпионе» были ещё те – в народе говорят: «Таких друзей иметь – врагов не надо». Не случайно, видимо, вспоминал А.К. Воронский, как Есенин в Баку рыдал у него на коленях: «У меня ничего не осталось. Мне страшно. Нет ни друзей, ни близких. Я никого и ничего не люблю».
XII дом. Дом т.н. «социальной изоляции», «курирующий»:
– длительные заболевания, что, как правило, связано с помещением в стационар длительного содержания;
– привлечение к уголовной ответственности с отбыванием наказания, связанным с изоляцией от общества (СИЗО и исправительные учреждения: колонии и тюрьмы);
– осознанный уход из социума в монарстыри или ашрамы;
– плен;
– иные длительные заточения.
С XII-м же домом метафизически связаны негативные психические влияния в виде депрессий, психических расстройств и методы оккультной агрессии: сглаз, порча, наговор, приворот, прочее, трудно идентифицируемые и «высасывающие» энергетическую силу.
Применимо к Есенину соединение Сатурна с Меркурием в квадратуре к Юпитеру, управителю Асцендента, вероятнее всего, «включению» XII дома в жизни натива когда-нибудь да поспособствует. И любое заточение такого характера будет вызывать у натива просто-таки животный страх. Слово Рюрику Ивневу [10]: «Еще до отъезда Есенина на Кавказ я навестил его в больнице на Полянке. Это было своеобразное лечебное заведение, скорее похожее на пансионат. У Есенина была своя комната – большая, светлая, с четырьмя окнами. Опять встреча, поцелуи, расспросы. На вид Есенин был совершенно здоров.
Во время разговора мы сидели у окна. Вдруг Есенин перебил меня на полуслове и, перейдя на шёпот, как-то странно оглядываясь по сторонам, сказал:
– Перейдём отсюда скорей. Здесь опасно, понимаешь? Мы здесь слишком на виду, у окна…
Я удивленно посмотрел на Есенина, ничего не понимая. Он, не замечая моего изумленного взгляда, отвёл меня в другой угол комнаты, подальше от окна.
– Ну вот, – сказал он, сразу повеселев, – здесь мы в полной безопасности.
– Но какая же может быть опасность? – спросил я.
– О, ты ещё всего не знаешь. У меня столько врагов. Увидели бы в окно и запустили бы камнем. Ну и в тебя могли бы попасть. А я не хочу, чтобы ты из-за меня пострадал.
Теперь я уже понял, что у него что-то вроде мании преследования, и перевел разговор на другую тему…
Потом он вдруг, без всякой видимой причины, опять впал в какое-то нервное состояние, опустив голову, задумался и проговорил сдавленным голосом:
– Всё-таки сколько у меня врагов! И что им от меня надо? Откуда берется эта злоба? Ну, скажи, разве я такой человек, которого надо ненавидеть?».
Из места своего последнего заточения – клиники Ганнушкина – Есенин, в сущности, на свою беду попросту сбежал в питерский «Англетер», не пролечившись и календарного месяца. А долечиться ох как стоило…
По свидетельству Пашининой В.С. [6]: «26 ноября 1925 года в клинике Есенина принимал Петр Михайлович Зиновьев. Дочь его Наташа, тогда подруга Ивана Приблудного, спросила отца, как чувствует себя Есенин. Отец ответил: «Ведь он не лечится, а просто отдыхает».
Тогда же, посетив Есенина в больнице и найдя его в отличном состоянии, Анна Абрамовна Берзинь заглянула по приглашению врача в его кабинет, Аронсон спросил:
– Ну и как вы его находите?
– Просто прелестным, он давно таким не был. Вы напрасно меня пугаете, Александр Яковлевич.
Он грустно покачал головой:
– Зачем же мне вас пугать, я просто предупреждаю вас, чтобы вы не обольщались несбыточными надеждами.
– Я не понимаю, что вы хотите сказать?
– То, что Сергей Александрович неизлечимо болен, и нет никакой надежды на то, что он поправится.
– Вы с ума сошли, – вырвалось у меня. – Если у вас все такие безнадежные больные, то вам просто нечего будет делать.
– Я говорю всё это, понимая, как это серьёзно, не надейтесь ни на что…
– Вы хотите сказать, что Сергей Александрович недолговечен?
– Да, – кратко ответил он.
– А если мы насильно заставим его лечиться?
– Это тоже не достигнет цели…
– Что же, он не проживёт и пяти лет?
– Нет.
– И трех лет не проживёт?
– Конечно, нет!
– А год?
– И года не проживёт!
– Как же это? Я не понимаю…
– Вы успокойтесь, идите домой, а завтра поговорим ещё раз».
Далее Валентина Семёновна, правда, обескураживает: «Какой следует вывод? Аронсон знал, что приговор Есенину уже вынесли, возможно, собирались сделать это в психушке, но Сергей на следующий день сбежал». Ну, конечно, о «приговоре» Есенину уже ведь пол-Москвы знает, не меньше… Если даже лечащий доктор, Аронсон, (а это даже не Зиновьев или Ганнушкин) о нём говорит…
А может, не стоит видеть в известных психиатрах канонических «коновалов»? Может, и Ганнушкин, и Зиновьев, и Аронсон, просто-напросто, реальные профессионалы, безошибочно определившие критическое состояние есенинской психики?..
Слово Матвею Ройзману [1111]: «Ко мне пришёл домой врач А.Я. Аронсон. Он был взволнован, озабочен, но говорил, осторожно подбирая слова. За эти дни он обошёл все места, где, по мнению родственников, друзей и знакомых Есенина, мог он находиться… Есенин ушёл из санатория клиники самовольно, а это может привести к большой беде. Я спросил, чем, собственно, болен Сергей. Доктор объяснил: что профессор Ганнушкин поставил точный, проверенный на больном диагноз: Есенин страдает ярко выраженной меланхолией.
11
Ройзман М.Д. Всё, что помню о Есенине. – М.: Советская Россия, 1973.