Страница 4 из 19
– Что смотришь? Мы ее пели с твоим дедом в молодости.
Так я узнала, что у бабушки Лины хороший слух и голос (в то время ей было шестьдесят четыре года). А про то, что она в молодости была не только красавица, но и певунья, рассказывала дочь Адама, Мавра Адамовна Вебер-Маркова, когда мы с мамой жили у нее в Красноярске.
Брат на брата
В новой семье дети появились не сразу. Только через пять лет, в 1910 году, родится моя тетя Клава, в 1912 – дядя Шура, в 1914 – моя мама, Мария Николаевна. Летом 1917 года родилась Аля, Алечка – так ее звали всю жизнь. Моя прабабушка очень любила своих внуков, детей Коли и Лины. Они жили под одной крышей, она их растила, воспитывала. Дети Адама не жили с бабушкой, и к ним она относилась спокойно, а этих любила всем сердцем и прощала все шалости.
Война 1914 года разлучила Лину с мужем, а Екатерину Ивановну с сыном.
Николая Вебера и Егора Зуева призвали в армию. Они вместе воевали, были ранены, но остались в живых и вернулись домой, зараженные большевистскими идеями, привезя с собой в разобранном виде винтовки. Еще в 1909 году в Петербурге они посещали кружки противников царизма, а теперь организовали большевистскую ячейку в Каратузском. Прабабушка Екатерина негодовала:
– Какой такой партия, зачем польшевик, кто такой?
Лина же, с ее мятежным характером, понимала мужа и брата, поддерживала их. В массе же казаки были против преобразований, оставшись верными государю. Огромная семья распалась на два лагеря. Близкие люди в одночасье стали врагами.
Не стану описывать в подробностях, что происходило тогда в Сибири. Власть переходила от белых к красным и наоборот, а страдали непричастные к этой борьбе люди – старики, дети и просто обыватели, не понимавшие, зачем все это. Часть сестер Лины и их мужей оказалась по одну сторону баррикад, другая часть – по другую. Прабабушка была в ужасе: «Люти пелены объелся!» Сына и невестку она уговаривала «не сфясатьса» ни с кем, а сидеть дома с «репятишка». Когда образовался полк белоказаков, большевики организовали партизанский отряд и скрылись в лесу. С отрядом в качестве руководителей ушли Егор и Николай, муж Степаниды Ивановны Алексей, младшая сестра Лины – Капитолина.
Права была Екатерина Ивановна, говоря, что люди белены объелись. Родственники творили друг с другом такое, что не могло присниться в страшном сне. Предавали, убивали – брата, сестру, отца, мать…
Однажды, когда верх одержали белые и Николай не успел уйти в лес, Лина спрятала его в стоге сена на подворье. Прибежала двоюродная племянница и сказала: ее мать, двоюродная сестра Лины, донесла казакам, что «в доме Веберов сейчас Капа Зуева и Николай».
К счастью, Капитолина ушла раньше. Вслед за девочкой ворвались белые с шашками наголо. Кинулись в дом, обыскали двор, а двоюродная сестра Лины подошла к ним и сказала:
– А вы в сене поищите.
Солдаты побежали на подворье, стали протыкать шашками копны сена. Когда подошли к стогу, где был спрятан Николай, Лина вздрогнула и побледнела.
– Поджигайте, он там! – завопила доносчица. На глазах матери и жены солдаты подожгли стог и ушли вместе с ликующей доносчицей. Женщины кинулись разгребать горящее сено, но Николая в стогу не оказалось. Как выяснилось позже, он успел уползти с подворья и скрыться, а потом уйти в отряд.
Через некоторое время красные отбили село. Лина доносчицу не выдала, но наедине сказала:
– Запомни, я твоя должница.
Конечно, моя бабушка ничего не сделала двоюродной сестре, но навсегда вычеркнула из своей жизни ее и всех ее близких.
В 1918 году красные на некоторых участках отдали позиции белой армии и белоказакам. Опять большевики ушли в леса. Опять в дом за речкой пришли белые, опять допрашивали Лину:
– Где муж? Брат? Сестра?
В доме – седая, раньше времени постаревшая Екатерина Ивановна с маленькой Алечкой на руках, еще трое малолетних детей в страхе жмутся друг к другу. Лину трясет за плечи белый офицер:
– Говори, где твой муж?
Лина молчит. Она не плачет, смотрит куда-то мимо офицера сухими остановившимися глазами, лицо белое как мел. Екатерина Ивановна, отдав Алечку Клаве, бросается офицеру в ноги, хватает его за полы шинели, неистово кричит:
– Упей меня, упей, не трокай тефка, у ней четыре репенки, он такой молотой, я старый! Тепе нато упить, упей меня! Не трокай тефка!
Офицер пытается отбиваться, но она с такой страшной силой держит его ноги, что он понимает – старуха отпустит его только мертвая, и нет такой силы, которая могла бы ей помешать. Лина так и стоит в оцепенении, не шевелясь и не говоря ни слова.
Офицер, потрясенный этой сценой, начал уговаривать женщину, обещая, что не станет убивать ее невестку. Но когда бедная Екатерина Ивановна отпустила его, он схватил Лину, выволок во двор, поставил в повозку, на которой приехал, и сунул в руки вожжи. Сам вскочил в повозку, уткнул Лине в спину ствол револьвера и скомандовал:
– Вези в отряд, не то пристрелю!
Лина сама не знала, сколько часов и где возила его, стоя в повозке. Затекли ноги, вожжи впились в ладони, глаза пересохли и ничего не видели. Обратно к дому она подъехала почти без сознания. Офицер выбросил ее на дорогу, как мешок, и уехал. После этого Лина долгое время почти не разговаривала. Она была как мертвая, хотя пила, ела, двигалась. Ей казалось, что любые чувства покинули ее навсегда.
Вскоре, после очередного задания, погибла Капитолина. Ее выследили и убили на опушке леса, когда она возвращалась в отряд.
Партизанское движение набирало силу. Войско Щетинкина объединило разрозненные группы. Отряд каратузских партизан пошел на соединение со Щетинкиным. Под деревней Городок их поджидала засада из белоказаков и банды уголовников, бежавших с рудников и из тюрем. Была настоящая суровая сибирская зима. Отряд остановился на отдых, люди разожгли костры, расслабились, и в этот момент казаки и бандиты напали, застав партизан, уверенных, что находятся в полной безопасности, врасплох. Никто даже не успел схватить оружие, людей расстреливали в упор. После побоища бандиты раздели трупы, собрали вещи, оружие и ушли. Выжить удалось только дяде Алеше – мужу тети Степаниды. Раненый, он потерял сознание, его приняли за мертвого, раздели, разули и бросили. Счастье, что дядя Алеша пришел в себя. Он увидел эту ужасную картину – погибший отряд. Услышал вдалеке лай собак и пошел на звук. Босой, замерзающий, добрел до какого-то хутора. Хозяин его принял, спрятал в бане, накормил, замотал тряпками обмороженные руки и ноги, дал валенки, старенький тулуп, еду и указал дорогу. Дядя Алеша дошел до знакомого поселка и отыскал там родственника, который привез его в Каратузское. Тогда все и узнали о гибели отряда.
Моей маме было тогда четыре года, а бабушке Лине – тридцать. Горе шло за этой семьей по пятам.
Осиротевшая семья
Екатерина Ивановна, потеряв любимого сына, совсем увяла. Казалось, у нее кончились силы для борьбы с жестокими ударами судьбы. Она или бесцельно бродила по дому, безучастная и глухая ко всему, или просто сидела не шевелясь, а по щекам ее непрерывно текли слезы. Она забывала есть, ей хотелось умереть поскорее. Даже внуки, которые все время были рядом и тормошили бабушку, не вызывали у нее никакой реакции. Екатерина Ивановна стала с катастрофической быстротой терять зрение и вскоре ослепла совсем.
Дом был свой, родной, обласканный ее руками до самого малого уголка, поэтому, даже слепая, она уверенно передвигалась по нему. Одна незадача – внуки. Они не понимали, что их любимая бабушка уже не может быть прежней – твердой, деятельной, сильной и веселой. Они и сами баловались, и старались по-своему развлечь ее, но детские шутки бывают очень жестокими. На выдумки была горазда маленькая Маня – моя мама. Каждый день она придумывала новые штучки, пользуясь слепотой своей милой бабули. Найдя в чулане старые отцовские сапоги, Маня брала их в руки и, гремя каблуками, передвигала по полу. Остальная ребятня наблюдала за бабушкой, которая, прислушиваясь, спрашивала: