Владивостокские рассказы (сборник)

В следующий раз он долго сопел, всё чего-то не решался сказать и вдруг выпалил:

– Я шибко-шибко хитрый!

– Как это хитрый? – глядя на простодушного Рындвая спросил Николай.

В узких глазах того действительно светилась какая-то хитринка.

– Однако, я в тундре ходи туда, ходи сюда, смотри следы. Смотри чужих людей.

– А зачем ты розыском занимаешься?

– Однако, начальник велел.

– Какой начальник?

– Пограничный начальник, шибко хороший человек.

Николай был несколько раз на пограничной заставе и знал этого капитана, которого уважали чукчи на многие сотни километров вокруг.

– Понятно, значит ты дружинник?

– Однако, говорю, шибко умный Рындвай, – похвалил себя алеут.

– Отец тоже давно ходи туда-сюда, тогда другой был начальник. Чукча начальник. Один чукча пограничный начальник на всей Чукотке, один чукча начальник на весь СССР, сейчас был бы один во всей России.

– И где же он сейчас?

– Умер во Владивостоке.

– Как во Владивостоке?

– Однако, поехал учиться. Там во Владивостоке есть город-сад.

– Сад-город, – поправил Николай.

– Однако, он, – продолжил Рындвай, – пошёл посмотреть на нарты, они, однако, по железным полозьям ездят.

– Это железная дорога, – пояснил Николай.

– Так, однако, – охотно согласился Рындвай.

– Однако, его той железной нартой и убило.

– Попал под поезд?

– Нартой убило.

Помолчали.

– Тоже шибко хороший человек. Мой отец ездил в гости к родне на Аляску и привёз американский винчестер, начальник узнал, шибко ругался, а винчестер не отобрал. Вот он! – достал оружие Рындвай.

– Как это на Аляску ездил к родне? Это же через границу?

– Шибко пурга была, ничего не видно. Тогда и ездил.

– Так его могли за нарушение границы и контрабанду оружия и в тюрьму посадить?

– Однако, так. Шибко хороший был начальник. Отец много нерп убил из этого ружья.

«Да, здесь на Чукотке свои обычаи и даже законы понимаются по-своему», – подумал тогда Николай.

В одну из зим его оставили присматривать за лагерем геологов. В зимнее время изыскания не проводились, и вся геологическая партия разъезжалась в отпуска. Было дико скучно. Он поехал на собаках в чукотский посёлок в гости к Рындваю. Посредине пути встретилась оленья упряжка. На ней чукча с женой.

Остановились. Разговорились. Николай расторопно разжёг бензиновый примус, утрамбовал в чайнике снег, достал из вещ мешка галеты и сахар.

Сели. От супругов вместе с паром морозного дыхания долетал горьковатый запах дорогих духов. Заметив недоумение Николая, чукча добродушно пояснил:

– Одеколон, однако, пили, пудру ели.

Покопавшись под шкурами, брошенными на нарту, он извлек коробку дорогих французских духов и с нескрываемой гордостью открыл её, озарив лицо отблеском красного шёлка. Один флакон был уже пуст.

– Пить в тундре, да еще зимой? – вырвалось у Николая как изумление.

Чукча улыбнулся:

– Однако я Кеулькут, что по-чукотски – «меня нет дома». Плохой дух приходит. Ждёт-ждёт, а я Кеулькут.

Вскипел чай. Попили. Погрызли галеты. Уже разъехались, как Николай услышал – окликают. Остановились. Чукча говорит:

– Мы в тундре ребёнка потеряли. Пусть лежит. Скоро домой обратно поедем.

Брать будем.

– А сколько ему?

– Маленький совсем.

– Так замёрзнет же! – возмутился Николай.

– Нет. Он тоже Кеулькут.

Об этой встрече Николай рассказал Рындваю.

– Я тоже хочу быть Кеулькут, – решительно заявил алеут.

Николай даже растерялся:

– Куда же ты хочешь?

– На материк, однако.

– Но ты же был и в Певеке, и в Анадыре, и даже в Петропавловске-Камчатском.

– Однако, хочу посмотреть большой город, большие дома. Как нарты по железным полозьям ездят, – твёрдо стоял на своём алеут.

– Ну, тогда, как поеду в отпуск во Владивосток, так и ты со мной собирайся.

И подумал:

«А ведь действительно человек никогда не видел нормальных улиц, высоких многоэтажных домов, никогда не видел поездов и железной дороги».

И вот теперь Рындвай стоял на автобусной остановке Владивостока.

– Смотри-ка, алеут на улице Алеутской, – заметил Николай.

– У нас во Владивостоке есть знаменитый поэт. Он в стихотворении о Владивостоке написал: «Алеуты не живут на Алеутской».

– Померли, однако?

– Да нет, улица названа в честь шхуны «Алеут», которая имела порт приписки «Владивосток» и долго плавала в Беринговом и Охотском морях.

– Жалко, однако.

– Ну что, начнём осмотр Владивостока!

Тут же на остановке зашли в торговый центр «Клевер хаус». У Рындвая от изобилия товаров даже расширились глаза. По эскалатору поднялись на верхний этаж. Рындвай с подозрением долго смотрел на двигающиеся ступеньки. Потом впрыгнул на эскалатор сразу двумя ногами Николай, глядя на это, только усмехнулся. Выпили кофе.

– Ну как?

– Я ещё на этой лесенке прокачусь.

Прокатились.

– Теперь пойдём напротив, в другой торговый центр.

– Родина, – почти по слогам прочитал Рындвай.

– Почему, однако, Родина?

– Здесь раньше был кинотеатр с таким названием.

Рындвай рванул было вперёд, но Николай его попридержал.

– Улицу надо переходить, когда зажигается на светофоре зелёный свет.

– Как глаз у волка ночью?

– Похоже.

Рындвай снова хотел спрямить путь.

– Не торопись. Сначала надо перейти одну улицу, потом на зелёный светофор другую.

– Зачем так много?

– Сейчас во Владивостоке так, чтобы перейти через улицу, надо перейти через три.

В торговом центре «Родина» Рындвай был повергнут в шок.

– Как сверкает, сильнее Северного сияния, – аж зажмурился алеут.

И действительно, под мощным электрическим светом блестело золото, переливались в витринах драгоценности.

– Это магазин для богатых, сейчас всё для богатых, – пояснил изумлённому Рындваю Николай.

С чувством глубокого изумления вышел тот из краеведческого музея. Подошли к железнодорожному вокзалу, постояли на виадуке.

– Вот, однако, железные полозья, – восхитился алеут.

В железнодорожном вокзале он обошёл все закутки. Поскрёб ногтем кафель на стенах:

– Шибко красиво.

После осмотра морского вокзала постояли на пирсе, посмотрели на боевые корабли и на пассажирские морские суда.

– Если бы не конец навигации, то отправил бы я тебя морем до самого Анадыря, – сказал Николай, – А так опять полетишь на самолёте.

– Однако, страшно, когда выше облаков.

– Так ты же летал на Камчатку, да и на вертолётах летал над тундрой.

– Однако, страшно, – повторил алеут.

К вечеру вернулись на Семёновскую, отсюда автобусы расходятся в разные стороны.

– Шибко-шибко ноги устали, – пожаловался Рындвай.

– Как это так, ты же по тундре за нартами можешь целый день бежать?

– Тундра легко, город – ноги устают.

– Не зря говорят, что каждому своё.

Прежде чем сесть в автобус, Николай решил купить сигареты.

– Пойдём в «Клевер хаус».

– Я здесь буду, однако, душно там.

– Стой здесь и никуда не уходи!

Николай пошёл за сигаретами. Купил. Вернулся. Рындвая не было.

– Не мог он никуда уехать, Рындвай человек дисциплинированный.

Обошёл всю остановку, заглянул в автобусы. Рындвая не было.

– Вот здесь человек стоял, на чукчу похожий, не видели? – расспрашивал он отъезжавших пассажиров.

Все пожимали плечами. Помогла продавщица, торговавшая беляшами и пянсе:

– Тут полицейский наряд китайца забрал и увёз с собой.

– Куда увёз?

– Не знаю.

К полуночи Николай нашёл Рындвая во Фрунзенском райотделе полиции. Тот сидел в обезьяннике и не мигая смотрел в потолок.

Николай обратился к дежурному:

– За что его забрали?

– Проживает во Владивостоке без регистрации.

– Какая регистрация, он гражданин России, да и проживает в гостинице.

– Не может быть китаец гражданином России!

– Вы что, документы не смотрели, это не китаец, в паспорте чёрным по белому написано – алеут.