Введение в самопознание

Царство абсолютной субъективности и есть место пребывания Я. Термин “пребывать”, правда, не очень точен, поскольку предполагает статический взгляд на Я. Но Я есть вечное движение и становление. Оно есть нуль в статическом состоянии и бесконечность в процессе движения. Я – динамично. Его можно уподобить сфере, не имеющей периферии. Я в этом случае есть пустота (шуньята). Но оно также и центр данной сферы, который может быть найден в любой ее точке. Я есть точка абсолютной субъективности, которая может выражать чувства неподвижности и спокойствия. Но поскольку эта точка может быть помещена везде, где мы захотим, – в бесконечно разнообразные места, – она, в сущности, и не является точкой. <…> Этот, казалось бы, невозможный парадокс становится возможен, когда мы покидаем направление движения науки и обращаемся к Дзен. Дзен, по существу, оказывается творцом этого парадокса.

Таким образом, поскольку Я проходит все градации от нуля до бесконечности, и наоборот, в этом движении попросту нет места для объекта науки. Как абсолютная субъективность, Я разрушает все наши попытки объективно его сфокусировать. Я – неуловимо, несхватываемо, и мы бессильны экспериментировать над ним научным образом. Мы не можем проникнуть в него при помощи любого объективно сконструированного средства. Никакой научный гений здесь не властен, ибо такова природа вещей» (Там же, с. 40–41).

Чудесное обоснование. Разве что за одним «но». Сам Судзуки пока и на шаг не подошел к субъективности. Каким тончайшим чутьем, свойственным восточному человеку, он уловил, что подавать свою науку на Западе надо в точности под видом научного изложения?! Впрочем, с каждым человеком надо говорить на его языке.

«Ученые, включая теологов и философов, стремятся быть объективными и избежать любых форм субъективности. Они глубоко убеждены, что суждение истинно, только когда его можно объективно оценить или проверить, а не только субъективно, личностно пережить. Они забывают, что личность неизбежно живет именно личностно-субъективной, а не концептуализированной или онаученной жизнью. Однако, как бы ни старались мы дать точную, объективную философскую дефиницию жизни, это будет определением жизни как объекта, а не определением личностно-субъективной жизни. Именно такая жизнь и является предметом научного анализа. Объективность и субъективность – здесь вообще не проблемы. Но то, что по-настоящему затрагивает наши души – так это самопознание собственных жизней: где и как мы живем. Личность, познавшая себя, отнюдь не склонна теоретизировать, не пишет книг, не дает другим навязчивых советов; она всегда живет своей уникальной, свободной и творческой жизнью. Здесь Я знает себя изнутри, но никогда не со стороны» (Там же, с. 44).

Однако, та личность, которой был Судзуки, писала книги и давала советы. Что это значит? Что он не познал себя? Восточные люди любят приписывать себе исключительность, которой не обладают. И еще больше любят быть учителями и Великими учителями… Тут их хлебом не корми!

Или же бывают случаи, когда познавший себя должен учить других? Это тоже можно понять. Но в таком случае, надо признать, что в книгах Судзуки, как и у других восточных мастеров, изрядная часть написанного нужна лишь для воздействия на умы и не отражает действительности. Даже той действительности, которой живет сам мастер. Живут и думают они одним образом, а пишут так, как надо, чтобы состоялось «правильное» воздействие. Иными словами, возможно, Судзуки не пишет о самопознании в Буддизме, а пишет о самопознании в Буддизме для западного читателя?

Далее Судзуки на примере двух дзенских притч пытается показать, в чем буддийский подход отличается от научного.

«Дзёсю Дзюсин (778–897) был однажды спрошен монахом: “Что представляет собой мое Я?” Дзёсю ответил: “Закончил ли ты есть утреннюю кашу?” – “Да, я закончил”. Тогда Дзёсю сказал: “Если так, мой свою чашку”.

Еда есть процесс, мытье чашки есть процесс, но Дзен интересуется не ими, а самим деятелем. Именно едок и мойщик совершают акты еды и мытья, и покуда деятель не захвачен ими целиком, нельзя говорить о действии. Кем является тот, кто сознает действие, и кем является тот, кто сообщает нам об акте самосознания? Кем являетесь вы, сообщающий о факте не только самому себе, но и другим? “Я”, “ты”, “она”, “это” – все данные местоимения служат для выражения нечто, стоящего за ними. Что же представляет собой указанное нечто?

Другой монах спросил Дзёсю: “Что есть мое Я?” Дзёсю ответил: “Видишь ли ты цитрусовое дерево во дворе?”

Не на созерцание, а на созерцателя указал здесь мастер Дзен. Если Личность есть ось духовной спирали, никогда не объективируемая и не фактуализируемая, то она вечно пребывает, а Дзен призывает нас поймать ее голыми руками и гордо предъявить мастеру это самое необъективируемое и недостижимое нечто» (Там же, с. 45–46).

Про Будду рассказывают, что он отказывался отвечать на многие вопросы, например, что такое Бог. Просто молчал в ответ. Есть вещи, про которые нельзя сказать словами. Думаю, что Я – относится к их числу. Это нельзя сказать, но это можно почувствовать или этим можно стать.

В любом случае, Дзёсю использует тот же прием, он не отвечает на вопрос, он молчит о том, что такое Я. Но он дает ответ. Заставив болтающего о Я видеть то, что задает вопросы, ест, моет чашки, смотрит на дерево, Дзёсю дает почувствовать то, что в нас действует.

Является ли наш внутренний деятель нашим Я? Вопрос пока без ответа. Вполне возможно, что это тоже лишь оболочка, вроде вопрошающего Я. Но это уже направление и, возможно, движение к ответу. Именно ощущение движения и направления движения позволяют Судзуки далее говорить о «глубине проникновения в Я». Глубина – это иное имя для направленного движения.

«Хокедзи спросил Басё До-ити (ум. в 788 г.): “Кто тот человек, который одиноко стоит в окружении десяти тысяч вещей (дхарма)?” Басе промолвил: “Я отвечу тебе, если ты выпьешь Реку Запада одним глотком”.

Данные слова демонстрируют глубину проникновения в то, что именуется Я или Личность» (Там же, с. 46).

Это еще один пример молчания в ответ на вопрос, не могущий иметь словесного ответа. По сути, Басё говорит: ты получишь ответ, когда достигнешь просветления. Это совершенно в традиции Дзена. Сам Судзуки в другой книге приводит короткий отрывок из трактата «Передача Светильника», повторяющий ответ Басё:

«Ученик: “В чем суть буддизма?”

Мастер: “Пока не постигните, не поймете”» (Судзуки Т., Наука Дзен – Ум Дзен, с. 45).

Поэтому «я отвечу тебе» можно понимать как: Я дам тебе просветление, если ты одним внезапным скачком (внезапный Дзен) преодолеешь свое бытовое мышление.

Это значит, что Басё в тот миг ощущает себя Буддой, способным поделиться своей природой. Но просветление и есть искомый ответ. Значит, никакого ответа в словах и не будет. Просто придет просветление (безмолвный Дзен).

Зачем же Басё отвечает на вопрос в словах словами?

А он и не отвечает, потому что никакого вопроса нет! Всмотритесь сами: Хокедзи говорит какие-то слова. Их нельзя считать вопросом «кто Я», потому что такой вопрос не задается в словах. Нельзя задать в словах вопрос, на который бы нельзя было бы ответить в словах же. В тех случаях, когда ответ приходит, он приходит без слов. Значит, и вопрос либо задавался одновременно со словами и без слов, по-настоящему. Либо не задавался вообще, а значит, и не требовал ответа. Потому что, когда Вопрос задается лишь в словах, он вовсе не задается. Просто произносятся слова. Так сказать, риторически, бессмысленно. Следовательно, когда мы читаем про Дзенские диалоги, где один спрашивает другого: кто я? – там или совсем нет вопроса, или же вопрос скрыт, и он не тот, что выражен в словах.

Что спросил Хокедзи? Что ответил Басё? Не знаю, что они говорили между собой, но нам они сказали, что для настоящих ответов надо выйти на иной уровень общения, где даже слово может стать толчком для изменения состояния сознания. И Хокедзи, безусловно, к чему-то подталкивает Басё, а Басё дарит другу такую же помощь. Думаю, нечто подобное делал и Судзуки. Он тоже постоянно и упорно подталкивал к какому-то действию. Например, к сомнению в нем, в Судзуки, потому что сомневающийся в ком-то должен хотя бы приглядеться к тому, в ком сомневается, хотя бы направить на него свое внимание. Как еще заставить окружающих заметить то состояние, в котором пребываешь?