Серебро и Золото

"Не подумавши, брякнул, ну надо же!"

- Виктор, Альберт! - между тем распоряжался барон. - Вы меня крайне обяжете!

Но оба конюха - и Альберт, и Виктор - уже были в деле. Им, собственно, и не требовались ничьи распоряжения, они свое дело знали и так. Впрочем, Беата, Грета, Дамаль и Людо оседлывали лошадей сами. Наблюдали за чужой работой только генерал, и Елизавета с Клотильдой. Генерал отошел в сторону, разговаривая о чем-то с управляющим, и девушки оказались предоставлены самим себе.

- Ты хорошо ездишь верхом? - озабоченно поинтересовалась Тилли Шенк, и очки в тонкой металлической оправе немедленно съехали на кончик носа. - Я к тому, что меня только в манеже по кругу возили...

- Но правила-то ты знаешь? - забеспокоилась Елизавета.

- Это насчет, "Держать плечи развёрнуто и прямо, не сгибаться в талии"? - насупилась Тильда. - "Балансировать на правом бедре и не сжимать луки седла коленями", ты об этом? - едва не задохнулась она.

- Да! - остановила начавшую впадать в панику подругу Елизавета. - Правила помнишь, ума хватает, поедешь, как миленькая!

- "Как миленькая", я из седла вывалюсь, и шею сломаю! - почти с гневом возразила Тилли. - Я... Она... А мне... И что теперь?

Как часто бывало с Тильдой, стоило ей расстроиться, как слова покидали свою хозяйку. Но Елизавета понимала теперь не только Тилли красноречивую, но и Тильду горемычную, косноязычную, несчастную.

- Я маленькая, - вопила душа Тильды, - а лошадь большая, и падать с нее высоко и больно. Но и не ехать нельзя, если все собрались вервольфов ловить. И что мне теперь делать?

- Фюрстина! - возмутилась Елизавета. - А как же традиции? А как же Галич-Мерь?

- И что с того? - сверкнули изумрудами зеленые глаза Тильды ван дер Шенк. - Я в этой Мери в жизни не была, не знаю даже, как она выглядит, и языка их не знаю! Я вообще, может быть, норнанка по крови или алеманка, а там славяне живут, вот!

- Твоя кровь не молчит! - твердо ответила Елизавета, повторив собственные слова Тильды. - А к слову, норн ты знаешь?

- Знаю, - очки вернулись на место, и зеленое пламя, словно бы, погасло. - И на алеманском говорю и читаю.

- На каком диалекте? - живо заинтересовалась Елизавета, сразу же забывшая о чуть не вспыхнувшей из-за пустяка ссоре.

- На альгойском , а что?

- Здравствуй, сестра! - сказала, тогда, Елизавета и радостно улыбнулась навстречу удивленному взгляду поверх очков. - Как поживаешь? Что нового в наших местах?

- Звучит знакомо, - призналась Тильда, - но это не мой диалект, хотя я тебя и понимаю. Почти.

- Это форарльбергский ! Мы соседи! - Воскликнула Елизавета и тут же начала декламировать стишок, который услышала как-то в детстве от одного из слуг тети Жозефины. - Wässerle, so kli und klar, ma ment, as kü

- Вау! - обалдело ответила Тилли, тоже, вероятно, забывшая, о чем только что шел спор, и про страхи свои запамятовавшая. - Я тебя почти поняла. Там про вишневую водку, ведь так, и про то, как она в голову ударила. Я права?

- Ну, где-то так, - улыбнулась Елизавета, довольная так, словно, и в самом деле, встретила земляка.

- Барышни! - они и не заметили за разговором, что лошади оседланы, и вся компания дожидается их одних.

- Позволь, Лиза, я помогу тебе подняться в седло, - прозвучало несколько старомодно, но Людо умел превратить любую банальность во что-то такое, отчего перехватывало дыхание, и жар начинал подниматься откуда-то снизу куда-то вверх.

"Ох!" - воскликнула мысленно Лиза, но сильные руки уже подхватили ее вместе со всеми ее юбками, жакетами и меховыми шапками аля ногайский хан и вознесли, доставив прямиком в седло.

- Фрёкен Шенк! - Томас фон дер Тиц, никогда и никому не уступал в галантности, тем более, своему лучшему другу, и еще тем более, если речь шла о девочке Тилли. Елизавета отметила это краем сознания, целиком захваченного переживанием момента. Но все-таки заметила, увидела и поняла, что не у нее одной кружится голова. У фрёкен ван дер Шенк от звуков ее имени, произнесенных приятным "лирико-драмматическим" баритоном , на скулах выступил румянец. Но, может быть, все дело в морозе.

"Так и есть, - вздохнула мысленно Елизавета, устраиваясь в седле, - все дело в морозе, не так ли?"

Правую ногу на верхнюю луку седла, левое бедро вперед. Сместить вес вправо, на правое бедро... Сидеть в седле, словно дышать - все получалось у нее как бы само собой, и лошадка ее, Астарта, - расписанный под далматинца кнабсдруппер - приняла ее сразу же, без возражений и сомнений. Лошади ведь умны и чутки, и понимают своих наездников гораздо лучше, чем те лошадей.

"Умница! - похвалила Астарту Лиза. - Красавица и умница!"

Лошадь чуть повела головой, словно соглашаясь, и тихонько фыркнула, возвращая комплимент.

"А как там Тилли?!" - испугалась вдруг Елизавета, но с фрёкен Шенк все было в порядке, и даже лучше.

Оказавшись в седле, Тилли вспомнила, должно быть, сколько поколений ее предков женского пола скакали по горам и долам, сидя в таких же самых седлах. Спина выпрямлена, подбородок поднят вверх...

"Фюрстина! И да, я права, кровь не молчит! Однако и помощь не помешает. Маленький подарок любящего сердца..."

Елизавета чуть развернула Астарту, послала на пару-другую шагов вперед, поравнялась с игреневой лошадкой Тилли, и, как бы невзначай, провела ладошкой без перчатки по лошадиной морде. Нежно, невесомо, со смыслом.

"Она хорошая девочка, - "шепнула" Лиза Верити . - Правда, правда! - "улыбнулась" она, обыгрывая кличку лошади. - Истинная правда! Помоги ей, - попросила она. - Не урони!"

Лошадка подняла морду, взглянула искоса на Елизавету и опустила голову, принимая просьбу, как есть - то есть, без комментариев.

- А оружие? - спросил ни к кому, казалось, конкретно не обращаясь, барон фон дер Вёгл. - Мы же на охоту собрались. На оборотня! Или вы забыли?"

- Мне не надо, - сразу же ответила Елизавета.

У нее на поясе висел в кожаных ножнах кинжал Людо, а что могло быть лучше старой стали и древнего серебра, если ненароком повстречал вервольфа?

"Только еще более древняя сталь и такое же темное от времени серебро..."

***

Как ни странно, только всадники выехали из замка, как распогодилось. Верховой ветер унес на юг тяжелые глыбы туч, снег заискрился под солнцем, и мир вокруг замка ожил, заиграл самыми, что ни на есть, рождественскими красками: белый снег и бирюзовый лед, темная зелень лесов, бурые и красные скалы, лазоревые небеса.

Лошади шли легко, пар вырывался с дыханием и таял в морозном воздухе. Дышали люди, дышали лошади. Дамаль гикнул вдруг и запел, его голос птицей поднялся в небо, вернулся эхом, заиграл и заискрился, как солнечные лучи в кристаллах снега.

- А были они охотники, по делу ехали в лес... - тянул Дамаль.

- А в лесу зима, холод и снег! - подхватила напев низким с хрипотцой голосом Беата.

- А в лесу волки ходят, и медведь шатун не спит! - вплела в песню и свой голос Грета, а голос у нее оказался звучный и сильный, словно смычок прошелся по виолончельным струнам.

- А им и всего-то дела, что дичи набить на стол...

- Но волки собрались в стаю...

- Но волки собрались в стаю...

- Вожак их суровый вел!

Кони весело шли по дороге, взметая копытами снег. Ветер утих. В прозрачном, вкусном воздухе звуки старинной баллады играли в догонялки с солнечными зайчиками.

"Как хорошо! - восхитилась Елизавета. - Так бы и ехала, ехала..."

Но дорога кончилась раньше, чем песня. То ли дорога оказалась коротка, то ли баллады в иные времена писали длинные. Не успели выехать из замка, - так, во всяком случае, показалось Елизавете, - а уже въезжали в городок. А там свои песни, своя музыка, веселые крики и гомон ребятишек, ватагами, словно воробьи, снимавшихся с одного места и враз оказывавшихся в другом.