Страница 94 из 326
— Зато я вижу, — вырывается на волю истерический смешок. — Ты ведь знаешь мою тягу ко всяким переделкам, приключениям и неприятностям. Ну, так вот. Я всегда могу на него рассчитывать. Он выручит и поможет, поддержит и защитит.
Он — не Дориан.
— Конечно, мы ссоримся, спорим, расходимся во взглядах на некоторые вещи. Это вполне нормально, естественный процесс, — уже не лгу и не играю. — Главное, что потом миримся и решаем любой конфликт.
Выпуская пар в камере пыток.
— Я действительно люблю его, я даже обидеться на него не способна, я ни за что не держу зла, — скреплено единым дыханием. — Хотя характер у него отнюдь не сахарный. Только на первый взгляд милый парень, а в реальности крови попьет с превеликим удовольствием.
Причем в буквальном смысле, звериными укусами, похлеще оборотней и вампиров.
— Если скажут пояснить ситуацию словами, обрисовать, что конкретно цепляет, что держит на коротком поводке, — сбиваюсь и медлю, возвращая зыбкий контроль. — Честно, понятия не имею.
Урезонь пульс, не паникуй, расслабься. Нельзя сболтнуть лишнее.
— Но только, — снова запинаюсь. — Между нами химия. Попали, в общем. Он принадлежит мне, я — ему.
— Странно, — сурово поджимает губы.
— Типа? — брови ползут вверх, выражая натуральное удивление.
— Будто ты говоришь не о Дориане, — маму не обманешь. — О другом человеке.
— Действительно странно, — хихикаю, изображаю недоумение. — О ком же еще?
— Не знаю, — изучает внимательным взором, словно тестирует на полиграфе.
— Уверяю, в последнее время без умолка трещу про Дориана, — надеюсь, прокатит. — Других мужчин на горизонте нет.
Беседа смещается к организационным моментам свадьбы, становится менее напряженной, однако я допускаю непростительный промах.
— Надо Маше помочь, с бизнесом, она там придумала чего-то, денег нашла, — резво пускаюсь в дебри дотошных подробностей, чересчур живо повествую о планах, про которые моя подруга пока ни сном, ни духом не ведает.
— Ты с большим энтузиазмом отзываешься о Машином бизнесе, чем о собственном браке, — мигом подмечает мама.
Ох, это легко объяснить. Бизнес-то мой, а жених ничейный.
— Обычные страхи взрослой жизни! — всплеснуть руками, усмехнуться. — Придется стирать носки, варить борщи. А потом… потом я не смогу к вам часто приезжать.
Раньше мечтала покинуть пределы отчего дома, теперь же тянуло развалиться на диване и ждать, пока фон Вейганд самолично явится за ценным имуществом.
— Ох, Лорик, как тебя отпускать? — отвлекающий маневр срабатывает, она заключает меня в крепких объятьях.
Черт.
В горле ком, глаза опять на мокром месте. Лгу. Снова, опять, в очередной раз. Близким людям, ради высшего блага, во имя безопасности, чтобы защитить от правды.
Но…
От этого нифига не легче. Вообще, ни капли не проще расхлебывать заварившуюся кашу. Не избавляюсь от обжигающего льда внутри, не прогоняю мучительную тяжесть в судорожно вздымающейся груди.
Ложь есть ложь. Жизнь больнее всего бьет того, кто солгал. Даже если причина праведная, а тягучее осознание накатывает не сразу.
***
Поздним вечером мы с Дориком удаляемся на съемную квартиру. Две спальни — вполне подходящая площадь для мирного и раздельного сосуществования. Общий душ, общая кухня, общий зал — с этим не поспорить, вполне приемлемый компромисс. Может от Андрея я бы и тут постаралась максимально откреститься и дистанцироваться, но мистер Уилсон не особо напрягает.
Сидим в гостиной, смотрим телевизор с выключенным звуком, лениво релаксируем после удачного дебюта.
— I should give you a massage, (Я должен сделать тебе массаж,) — вдруг нарушает тишину амбал.
Чего? Послышалось, да?
— Do you want to stay alive? (Хочешь остаться в живых?) — интересуюсь на полном серьезе, не подкалываю. — I mean I doubt that massage is allowed. (В смысле сомневаюсь, что массаж разрешен.)
— I received no instruction as to it, (Не получал никаких инструкций относительно этого,) — заявляет небрежным тоном.
— And now you are going to massage me, (И сейчас собираешься массажировать меня,) — роняю пульт, машинально стараюсь отползти назад вместе с креслом.
— It is up to you, (Как пожелаешь,) — бросает невозмутимо. — You decide. (Решай.)
Начинаю усиленно сомневаться в его гействе.
— You look nervous, (Выглядишь нервной,) — озвучивает очевидный вывод.
Ну, трудно расслабиться, когда внушительных габаритов шкаф лезет с приставаниями.
Не смей посягать на мою давно поруганную честь, дьявольское отродье!
Руки прочь от советской власти.
— And what if baron Wallenberg finds out? (Что если барон Валленберг узнает?) — намекаю вкрадчиво.
— He already knows, (Он уже знает,) — раздается убийственный ответ.
— Sorry — but how? (Прости — но как?) — паникую, испуганно оглядываюсь по сторонам.
Подозреваю, фон Вейганд слишком привязан к постельным игрушкам, чтобы далеко их отпускать. И где же он притаился? В шкафу с зеркальными дверцами или за мрачной гардиной?
Выходи, милый, не стесняйся.
— Cameras are installed in all the rooms besides bathroom, (Камеры установлены во всех комнатах кроме ванной,) — поясняет невинно и, замечая прострацию на физиономии собеседницы, добавляет: — I see you had no idea about it. Anyway I received no instructions as to cameras so… (Вижу, ты понятия не имеешь об этом. В любом случае, я не получал никаких инструкций относительно камер, поэтому…)
Приятно, если на свете живут люди, способные удивлять до потери речи. Очень часто, практически регулярно, все больше и больше. Пока тебя напрочь не перекосит от столь чудесных неожиданностей.
— Что за дерьмо здесь происходит?! — поток эмоций захлестывает. — Слышишь, а?!
Вскакиваю, устремляюсь в центр комнаты, лихорадочно оглядываюсь.
— Где твои долбанные камеры? Где?! — голос срывается, продолжаю сквозь хрип: — Кто дал тебе право устраивать этот греб*ный цирк? Поиграем как в Бангкоке, устроим зрелищное шоу за стеклом, взорвем эфиры… это перебор, это слишком… Ты окончательно чокнулся, да?..
Трель мобильного прерывает излияния раненой души, вынуждает подобраться и приготовиться к опасной битве. Принимаю вызов, смело признаюсь.
— Ненавижу.
— Соскучился, — парирует фон Вейганд и, судя по тону, нагло ухмыляется.
— Нас снимают, — не вопрос, скупое уточнение.
— Не исключено, — издевается мерзавец. — Повернись чуть вправо, подними голову выше и пошли воздушный поцелуй.
Смиренно исполняю приказ за исключением единственного пункта. Вместо поцелуя демонстрирую неприличный жест.
А что? Почему бы не воспользоваться удачной возможностью? Особенно, учитывая географическое расстояние. Когда еще спустят с рук такое возмутительное хамство?
— И почему же в туалете камер не поставил? — злобно шиплю.
— Не хочу смущать Дориана, — нарочно выбивает из колеи.
— А меня? Меня, значит, можно и нужно смущать? — впадаю в истерию. — Где успел применить шпионские штучки? Во всех гостиницах, где мы останавливались? В особняке? В квартире моих родителей?
— В твоей квартире, — и суть обнажается лишь после прибавки: — В твоей киевской квартире.
Приземляюсь на ламинат, подкошенным деревом падаю вниз, но уперто отказываюсь терять сознание.
— И… и что ты видел? — слабею всем телом, немею и трепещу в тревожном предвкушении ответа.
— Видел, как ты чуть не трахнула своего Стаса после нашей встречи на благотворительной вечеринке, — произносит нарочито равнодушно, будто рассуждает о самых заурядных вещах. — Видел бандитов, видел, как звонила мне раз за разом в надежде получить денег.
Ярость и стыд переплетаются, затягивают в пугающую воронку. Краска заливает щеки, пальцы дрожат, еле удается удержать телефон.
— Господи, — срывается против воли.
— Не совсем, — недобрый знак.
Похоже на сон, на жуткий ночной кошмар истерзанного разума. Надо бы пошутить на счет Hellraiser, впрочем, на стеб абсолютно не прет.