Страница 92 из 326
— А Розенбаума могёт? — задумчиво спрашивает папа.
За Розенбаума у нас другой жених ответственный. Тот, который настоящий. И споет, и станцует, и даже внешне едва ли отличим.
— В следующий раз подготовим, — обещаю торжественно и тонко намекаю: — Надеюсь, не собираетесь держать гостей на пороге?
— Не собираемся, но на еду особо не налегай, — делает приглашающий жест.
— Почему?! — восклицаю с неподдельным удивлением.
— Потому что нечего разъедаться рядом с таким мужиком, — пожимает плечами. — Забудь уже про тортики и копченую колбасу.
— Я похудела на пять килограмм, — впору оскорбиться.
— Я не заметил, — недоумевающе разводит руками.
— Дориану нравятся живые женщины…
— С толстой задницей и целлюлитом? — издевается дальше.
— Толстую задницу нельзя впихнуть в джинсы размера S! — бросаюсь на него с кулаками.
— Шучу-шучу, — обезоруживает в моей же манере, обнимает мягко, прижимает крепко и рассеянно чмокает в макушку.
— Спасибо за теплый прием, пап, — борюсь с подступающими слезами, пытаюсь проглотить ком в горле. — Сейчас отскребу свою самооценку от пола и скажу что-нибудь внятное.
— Лучше обратись к жениху, а то бедняга топчется на месте, — нежно гладит по спине.
— My family is glad to see you, dear, (Моя семья рада тебя видеть, дорогой,) — оглашаю по стандарту.
— Nice to meet you, (Приятно познакомиться,) — заверяет Дорик и, судя по шуму, начинает извлекать подарки, привезенные из дьюти-фри. — It is a great honour for me. (Большая честь для меня.)
Семейный ужин протекает судорожно. Вроде действую по инструкции, а эмоций недостаточно. Тональность нарушена, жесты мимо кассы. Во время репетиций получалось на порядок убедительнее.
«Там же был фон Вейганд», — проскальзывает крамольная мысль.
О’кей, постараемся войти обратно в образ. Щелкнем пальцами, взмахнем волшебной палочкой.
Раз, два, три.
Проклятый гад рядом, довольно ухмыляется, восседает между госпожой Подольской и господином Уилсоном. Демон-искуситель умело разыгрывает партию, пожинает плоды коварного замысла. Мятежный ангел с печатью порока на высеченном из камня лице преследует очередную жертву, загоняет в угол и упивается агонией…
Стоп, приглушим краски.
Фон Вейганд просто расположился поблизости, откровенно тащится, наблюдая за любопытным процессом.
Легче? Немного. Если не разбираться с пристрастием, углубляясь в суть, то почти не больно. Почти нормально, почти не холодно, почти не скребет под ребрами. Но «почти» не считается.
Мы с Дориком повествуем о трогательной истории нашего знакомства и о совместных планах на будущее, о перипетиях романтических отношений и о том, как дошли до столь серьезного решения как брак. Отрабатываем программу по высшему разряду, выступаем с толком и с расстановкой, проникновенно и задушевно, срываем бурю оваций.
Согласно традициям жанра мама и бабушка ударяются в истерику, папа молча хмурится.
Еле удерживаюсь от желания прекратить фарс. Всякая новая пауза — искушение. Всякая неосторожная фраза со стороны подбивает на отчаянный шаг. Встать бы и признаться, исповедаться искренне и без фальши.
Но цена правды слишком высока.
Собственное спокойствие против благополучия родных? Вопрос даже не стоит, не обсуждается. Здесь нет повторных дублей, рисковать нельзя. Приходится смириться и подавить внутренний бунт, вдохновенно ломать новый акт комедии.
Обращаюсь к Дориану, улыбаюсь Дориану. Представляю другого. Мой персональный ад, мою личную неизбежность. Мою преступную слабость, мой смертоносный яд. Ощущаю насмешливо изогнутые губы на взмокшей коже, ощущаю властные прикосновения на враз напрягшемся теле.
Господи, от этого наваждения не скрыться и не сбежать.
Проблема не в том, что я не могу перемотать назад. Проблема в том, что я не хочу перематывать.
Если надо блистать, блесну. Если надо пасть на колени, паду. Если надо солгать, солгу.
Где же грань?
Где последний предел?
Где пугающая черта невозврата?
Давно в прошлом, давно миновала.
Если надо убить… убью?
На что решусь ради него? Ни ради пагубной зависимости, ни ради безумной любви. А именно ради него. Фон Вейганда или Валленберга? Нет. Просто моего Александра.
Хоть в райские кущи, хоть в жерло вулкана, хоть на край света. Везде ступлю, следуя за этим напыщенным ублюдком. Он никогда от меня не избавится. Пускай даже не мечтает, ему не добиться пощады.
Обручальные кольца без надобности, обойдемся наручниками. Добровольно приковать себя к чудовищу — прекрасная идея. Познать цвета боли и страсти, палитру запретных наслаждений на стальном острие жестокой реальности.
— Не отпущу тебя с ним, — тихо произносит мама.
Поверь, разрешение не потребуется.
— Действительно собралась за него замуж? — дрогнувшим голосом уточняет бабушка.
К сожалению, мое мнение никого не волнует.
— Странный жених, — с подозрением роняет папа.
А при знакомстве с настоящим прототипом и вовсе крыша едет.
— Поясни ему доходчиво: хоть раз обидит, хоть слезинку твою допустит, хоть тон повысит, ноги быстро выдерну. Не посмотрю, что бодибилдер, — изучает будущего зятя тяжелым взором и прибавляет: — КМС по боксу просто так не присваивают.
— What did he say? (Что он сказал?) — загорается интересом Дорик.
— He said that if you hurt his beloved daughter he would shoot you down and bury in the yard, right in front of the house. And nobody would ever find your grave, (Сказал, что если обидишь его любимую дочь, он пристрелит тебя и похоронит в огороде, прямо перед домом. И никто никогда не найдет твою могилу,) — передаю смысл в слегка вольной форме.
Почему не развлечься? Все переводчики делают это.
— I will not hurt you, (Я не причиню тебя вреда,) — заявляет ответственно, улыбается, совсем не проявляет признаков испуга.
Конечно, кто с фон Вейгандом общался, тот уже ничего не боится.
— И как вас угораздило со свадьбой? — сетует папа. — К чему такая спешка? Повстречались бы, подержались бы за ручки, походили бы на пионерском расстоянии. Куда торопиться?
Осознание ударяет словно молотом, обдает кипятком, пронзает рассудок, будто молния, рассекает уютный мир напополам. Строго на черное и белое, стирая унылые оттенки серого.
«Вот дерьмо», — офигевает скептик внутри.
Как раньше не догадалась?!
«Идиотка, самоуверенная дура, тупица», — шепчет пораженно.
Дориана очень долго искали, специальную папку организовали, полное досье собрали, отдельный сценарий подготовили. Дело не одного дня, и даже не двух. Все гораздо сложнее. Никакой спешки: декорации заказаны заранее, дубли оговорены предварительно.
«И ты попалась», — подводит итог.
Составляй бизнес-план, проявляй настырность и уговаривай, добивайся финансирования любыми путями. Предлагай зад с бантиком, ставь восковую подпись, продавайся дьяволу. Закладывай собственную плоть и кровь.
Пальцы невольно сжимаются в кулак, ногти впиваются в нежную кожу.
«Проклятое пари», — фыркает удрученно.
Нельзя закричать, нельзя взорваться. Нужно сохранять спокойствие. Спокойствие и только спокойствие.
Я думала, что действую самостоятельно, что совершаю важные ходы, что разыгрываю партию на равных. А в реальности каждый шаг оказался четко выверен, просчитан наперед.
Наивная марионетка во власти опытного кукловода.
— Отойду, — резко поднимаюсь из-за стола. — Скоро вернусь.
Закрываюсь в туалете, прислоняюсь к двери, стараясь не рухнуть на кафельный пол. Дрожу не от ярости, а от тошнотворного бессилия. От ничтожности и безнадежности.
Знаете, что чувствует курица-гриль, которую насаживают на вертел? На гигантский ментальный вертел?
Я знаю.
«Синяя или красная?» — внутренний голос предлагает заветные таблетки.
— Гони обе и про водку не забудь, — умываюсь, восстанавливаю хрупкий баланс, упираюсь руками о прохладную поверхность раковины и пристально вглядываюсь в зеркало.