Страница 72 из 326
— Поэтому — да, внесем ясность.
Неожиданно отпускает на волю, позволяет отдышаться и притягивает обратно. Согревает лаской, губами чертит влажную линию от ключицы к виску.
— Я ценю сообразительность, поэтому за догадки очень близкие к истине прощаю все остальное. Здесь откровения о работе официально заканчиваются. Хоть раз сунешься на запретную территорию, отучу твой зад от самодеятельности.
Грубо толкает к себе на колени, поворачивает, будто куклу, заставляет распластаться на животе, застыть в отличной позиции для порки.
— И это не фигура речи.
Больно шлепает ниже поясницы. Мужественно терплю, стиснув зубы.
— Никаких расследований, никаких встреч с Кэролайн Блэквелл, никаких контактов с Гаем Мортоном.
Еще несколько выразительных шлепков.
— Я оставлю тебе наличные и, возможно, пересмотрю график прогулок.
— Спасибо, господин, — не удерживаюсь от язвительного комментария.
— Разрешу заниматься любимым делом.
Легкие поглаживания настораживают похлеще ударов.
— В смысле? — внутренне напрягаюсь.
— Трепать языком.
Странно прозвучало, вроде «а ты смешной, убью тебя последним».
— Хотела узнать правду, будет правда, — обещает торжественно. — Расскажу о личном, о том, что прежде никому не рассказывал.
Ну, намечается прогресс.
— Не обольщайся, — словно читает мысли. — После такого признания даже на том свете от меня не скроешься.
Какой побег? Смиренно обязана поддерживать имидж полной дуры…
— А! — вырывается дикий вопль.
Тяжелая рука снова и снова приземляется на беззащитную попу, карает с нескрываемым удовольствием.
— За что? — обиженно восклицаю. — Простил ведь!
— Профилактика, — невозмутимо поясняет фон Вейганд.
***
Как выглядит идеальное свидание?
Безупречно сервированный стол, ажурные салфетки, изысканные блюда на любой вкус и цвет, вышколенные официанты на подхвате.
Ох, нет.
Початая бутылка алкоголя, крыша небоскреба, огни ночного города, ощущение, будто тебе принадлежит весь мир.
Уже лучше, хотя бы оригинально.
А, вообще, не принципиально где.
В фешенебельном ресторане или в рядовой забегаловке, дегустируя Dom Perignon Vintage 1921 года или балуясь дешевым портвейном в картонной упаковке, препарируя лобстеров или уплетая жареную картошку.
Важно другое.
The one who makes you feel complete.
Да, именно тот, с кем чувствуешь себя цельным, делает свидание идеальным.
Обезумевший пульс, взмокшие виски, сбившиеся дыхание. Кайф без наркотиков. Кайф от одного присутствия рядом. От переменчивых нот в тембре любимого голоса, от мириадов оттенков в горящем взгляде.
— Enjoy your vision, (Наслаждайтесь зрелищем,) — раздается напутствие из динамиков.
Ладно, приватная капсула London Eye тоже сойдет.
Сияние подсветки обрамляет захватывающий вид на знаменитые архитектурные объекты. Сперва выплывают скромные силуэты небоскребов и купол собора Святого Петра, позже пространство украшают Биг-Бен и Вестминстерский дворец. Касаешься стекла, словно ласкаешь драгоценную россыпь, следуешь манящему зову, впадаешь в гипнотический транс.
По окружности кабины расположены специальные поручни, пол непрозрачный, слегка нарушает иллюзию невесомости. В центре возвышается лавочка, накрыт миниатюрный столик — два бокала, испанское вино, скромные закуски. Бонусом прибавим телевизор и высокоскоростной доступ в Интернет.
Не замечаю декорации, окунаюсь в магию ночи, восхищаюсь сверкающим великолепием.
— Нравится? — спрашивает фон Вейганд.
— Конечно! — замираю не в силах отвести взор от сказочного мерцания. — Зацени мост по ту сторону борта. Новехонький, а его же в щепки разнесло при съемках «Гарри Поттера»! Вот и доверяй людям, опять фальсификация…
— У нас есть полчаса, — напоминает елейным тоном, поясняет: — Срок, за который колесо совершает оборот.
Мягкий хлопок пробки. Краткий миг, и пьянящий нектар получает заветную свободу, с игривым звуком бьется о хрустальную поверхность. Наливать посетителям — обязанность специально обученного дворецкого. Однако мы скромно отказались от помощи, предпочли прокатиться тет-а-тет, предварительно доплатив круглую сумму за нарушение правил.
— Нам по карману заказать несколько оборотов? — интересуюсь невинно.
— Мне не по карману столько откровенности, — отвечает насмешливо.
Подходит совсем близко, останавливается за спиной.
— Главное — начать, — оборачиваюсь и принимаю протянутый бокал.
— Некоторые двери нельзя открывать, — заявляет мрачно.
— Можно, — слабо улыбаюсь: — Только не для всех.
Пьем без тоста и до дна. Не договариваемся, тем не менее, синхронно и слаженно, будто по команде. А потом наступает пауза.
Не тороплю события, стараюсь не помешать ни словом, ни жестом.
— Хорошо, приступим, — сухо соглашается фон Вейганд, отрывисто излагает основные тезисы биографии: — У меня было счастливое детство. Море, солнце, природа. Обычный дом в маленьком городке, обычная семья, мать работала швеей, отец — преподавателем в местной школе, обычные друзья и развлечения наподобие футбола.
Как же так?! Родился вовсе не в сокровищнице Валленбергов. Не упивался абсолютной вседозволенностью, не привыкал к слепящей роскоши с пеленок.
— Бабушку узнал лет в двенадцать, дед приехал еще позже. Постепенно стала известна правда, — полные губы складываются в кривой усмешке. — Я желал разбогатеть, достичь успеха, обеспечить родителей по достоинству. Разве мог подозревать, что почти владею миллиардным состоянием?
Подняться по карьерной лестнице от среднестатистического подростка до наследника целой империи… Внезапно, не спорю.
— Отец был умен, но никогда не стремился к власти, не собирался управлять компанией. Для него офис выглядел клеткой. Музыка оставалась единственной настоящей страстью.
Он относит пустые бокалы на стол, возвращается ко мне. Смотрит мимо, избегает прямого контакта, не встречается взглядом. Обхватывает меня за талию, грубо поворачивает лицом к стеклу. Резко подталкивает вперед, точно намеревается впечатать в прозрачную стену. Замираю, судорожно цепляюсь за поручень. Вздрагиваю, когда горячие ладони накрывают мои леденеющие пальцы.
— Что будет, если отнять у человека самое дорогое? — нависает грозно, будто коршун над добычей. — Обрезать крылья?
Не обнимает, не прижимается крепче. Здесь нет ничего интимного. И все же мы никогда не находились в такой близости.
— Отец чуть не покончил с собой. Здесь. В Лондоне. Напился после очередного совещания, бродил по городу с заряженным револьвером в кармане. Оружие купил сразу, когда ему сообщили, что нет шансов спасти руку и можно навсегда забыть о фортепиано. Но он был сильным. Справился, нашел новую цель, преодолел отчаяние.
Потерять дар небес, талант от Бога. После этого не каждый сумеет обрести мужество и смело шествовать дальше. Выкарабкаться из ямы, наполненной болезненной жалостью к себе прежнему. Наплевать на горечь поражения. Подняться с колен, уперто продолжить путь. Доказать, что теперешний ты достоин не меньшего восхищения.
— По чистой случайности, лишь спустя годы он узнал, кому обязан увечьем. Кто оплатил его перерезанные сухожилия. Сначала отказывался верить, потом направился к деду с тем самым револьвером. Впрочем, ничего ужасного не произошло. Отец уехал, скрывался в разных странах, менял имена, в итоге поселился на территории Испании под фамилией фон Вейганд. Полюбил мою будущую мать, счастливо сочетался браком.
Значит, предпочел исчезнуть. Не простил, однако и возмездия не требовал.
— Говорят, трудно спустить курок, — короткий смешок заставляет съежиться. — Нет, гораздо труднее удержаться от выстрела.
На поверхности стекла размытыми бликами отражается пугающий облик зверя. Жадно вглядываюсь в бездну, сливаюсь с тьмой. Не решаюсь задать вопрос, не осмеливаюсь.
— Хочешь спросить — спрашивай, — бросает небрежно.
Сомневаюсь, что мне нужен ответ.