Страница 39 из 326
— Сильвия успела многое рассказать? — спрашивает фон Вейганд, увлекая меня за собой, прочь от пар, которые вновь возобновляют танец.
— Не знаю. Наверное, не очень многое, — оживаю рядом с ним, обретаю силу духа. — Про то, что ты спишь со всеми подряд, никогда не станешь хранить верность. Про то, что вы крепко связаны и не сможете развестись. Про историю с запиской, что было специально подстроено, и Мортон не простит случившегося… ну, то, что ты ударил… и… про шпиона, который, надеюсь, остался жив.
— Надейся, моя маленькая, — смеется он.
— Ты… ты не хочешь прокомментировать подробнее?
Фон Вейганд останавливается, некоторое время медлит, будто намечает план последующих действий, а потом наклоняется и скороговоркой, точно копируя мой стиль в моменты спонтанных откровений, заявляет:
— Шпион скорее жив, чем мертв. Я не спускаю измен, он был об этом прекрасно осведомлен. Сам сделал свой выбор, сам и расплатился. Мортон действительно не простит, но мне его прощение без надобности. Сильвия считает себя умнее других, но это не так, и если ей везло раньше, то это все равно не означает, что будет везти всегда. Верность… разве я давал повод сомневаться?
— Бросил меня посреди зала, убежал к неизвестной дамочке и развлекался с ней под зажигательные ритмы вальса, а меня даже единственного па не удостоил и это после изнурительных занятий на протяжении целой недели, — выстраиваю четкий список грехов и выношу суровый вердикт: — Тянет на пожизненный срок.
— Возвратимся танцевать, или начнем делать то, чего я действительно хочу? — нагло искушает он.
Благоразумие отступает на второй план. Вот не умею долго обижаться. Отказываюсь трезво мыслить.
— Например? — получается чересчур хрипло, будто простуженным голосом.
Фон Вейганд подталкивает меня в сторону, мимо массивных колонн, к стене. Туда, где нет посторонних, во власть полумрака.
— Например, перейдем к наказаниям, — шепчет он в приоткрытые губы, усмехается и дразнит, будоражит жарким дыханием.
— За что? Какие наказания? Ты… — пораженно вскрикнув, забываю, как правильно дышать.
Резким движением золотое платье поднято до талии. Мгновение — меня подхватывают, рывком вынуждают раздвинуть ноги. Оказываюсь в ловушке между ледяной поверхностью расписного мрамора и горячим сильным телом. Шальная игра контрастов, хаотичная пляска оттенков.
— Я могу трахнуть тебя прямо здесь, — вкрадчиво сообщает фон Вейганд, покрывая мою шею скользящими поцелуями. — Никто не станет мешать, а, может, нас не заметят. Темные места предназначены для уединения гостей.
— Нет, — стараюсь возражать тише, не желаю созывать свидетелей. — Ты с ума сошел, отпусти немедленно.
Пытаюсь вырваться, но когда мне удавалось?
— Сначала позволяешь поцелуи этому сопляку, Гаю Мортону, а теперь я вижу, как тебя лапает его отец.
Очень сложно не завопить, когда он кусает мое плечо, вонзается зубами дико, по-звериному, заставляя поверить, что шутки остались в прошлом.
— Издеваешься, — приглушенно всхлипываю, стараюсь сдержать истерику. — Я же не виновата… предложил мне танцевать… просто нельзя было отказаться… как я…
— Ты готова принять любые предложения? — фон Вейганд нежно зализывает рану, слегка отстраняется и проводит языком по моим дрожащим губам.
— Нет, конечно, нет…
— Уверена?
Под прицелом его глаз лгать невозможно.
— Абсолютно уверена, — нервно сглатываю, пробую набраться отваги: — Казалось, так принято в обществе. Люди танцуют, мило беседуют, делают комплименты, сплетничают исключительно за спиной, и нужно соответствовать… хм, стереотипу.
Он отпускает меня, заботливо поправляет платье, приводит в порядок прическу, любуется на следы от собственных зубов, а после прикрывает рану вьющимися локонами.
— Я не утверждаю, будто ты намеренно желала вызвать во мне ревность или того хуже — изменять. Признаю, сегодня твое поведение безупречно, превосходит ожидания.
Пальцы касаются подбородка, принуждают поднять голову и смело встретить горящий взгляд.
— Но считаю своим долгом напомнить: даже не думай. Никогда, ясно?
Согласно киваю.
— Иначе все, что было прежде, в моем киевском офисе, в подвале, в самых страшных кошмарах… все это покажется детскими забавами. Я больше не буду таким добрым и понимающим.
Снова киваю, опасаюсь нарываться на продолжение, предпочитаю добровольную капитуляцию. Тем более, отстаивать нечего, покачаю права позже. На данный момент лучше изображать немую.
— Я не планирую ничего плохого в ближайшее время. Никаких серьезных наказаний не намечается. Скорее, наоборот, поощрения, — пальцы фон Вейганда ласково скользят по спине. — Очень романтичные поощрения.
Глава 5.1
Верите ли Вы в сказки так, как верю в них я?
Наплевав на законы логики, вопреки голосу разума, основываясь исключительно на ослином упрямстве. Замирая в слепом, казалось бы тщетном, но таком близком и бесценном ожидании чуда.
Просто потому что — все будет.
Чуть раньше или намного позже. По строгому графику или абсолютно неожиданно. Сегодня или завтра, через месяц или спустя годы. Ведь четкая дата не слишком важна. Важна надежда. Пусть инстинктивная, подсознательная, не подкрепленная стройной чередой фактов, не вычисленная механическим путем. И все же значимая, жизненно необходимая, неотделимая от сути.
Просто потому что… надо верить.
В победу добра над злом. В любовь после секса. В хрестоматийные истины. Ну, или в какие-нибудь глупые и размытые, собирательные понятия, которые регулярно вспоминаются ради красного словца и стабильно предаются забвению лишь только дело доходит до практики.
И солнца свет развеет мрачные тени.
Даже когда жизнь выглядит полнейшим дерьмом, скучным и беспросветным. Даже когда не остается моральных сил терпеть, держать спину прямо и двигаться дальше. Даже когда немилосердная судьба выбивает табуретку из-под ног, а тошнотворная волна жесточайшего отчаяния захлестывает с головой и тянет в пропасть, обещая обеспечить муки семи кругов ада.
Помните — в конце этого порнофильма все поженятся.
Тьфу, в смысле — все будет хорошо.
Если не стало хорошо, значит, еще не конец. Не существует историй без счастливого финала. Каждый из нас создает собственную сказку. В чем-то грустную, немножко печальную, с привкусом горечи, под скорбный звон вдребезги разбитых мечтаний. А в чем-то радостную, удивительную, искрящуюся неподдельным весельем, вдохновляющую на новые подвиги.
Впрочем, это не главное.
Пожалуй, самое главное — соединить одинаковые пути, высеченные на разных ладонях.
***
— Спускайся вниз и ожидай меня там. Я должен попрощаться с Дитцем, — говорит фон Вейганд и предваряет рвущийся с дрогнувших уст вопрос: — Наедине.
Покорно выполняю распоряжения. Резона возражать не вижу.
— Ты не успеешь соскучиться, — он улыбается, по-мальчишески просто и открыто, берет за руку и выводит на свет, медлит, прежде чем бросить короткое: — Скоро увидимся.
Хочется сказать столь многое, но губы скованны холодом.
Хочется броситься следом за ним, мужчиной моей сумасбродной мечты. Удержать неотвратимо удаляющуюся фигуру, пленить в кольцо пламенных объятий, прижать крепко, изо всех сил, припечатать тело к телу. Не отпускать никогда. Но я ничего этого не делаю.
Закрываю глаза, перевожу дыхание, перезаряжаю аккумулятор. Поворачиваюсь и начинаю спускаться по лестнице.
Сражаюсь с неясной тревогой, которая тугим комком свернулась под мятежным сердцем. Больше не замечаю торжественного великолепия вокруг, не отвлекаюсь на блеск драгоценных камней и шепот роскошных тканей. Ступень за ступенью приближаюсь к первому этажу. Погружаюсь в омут тягостных раздумий.
Увидимся.
Однажды я уже доверилась подобному обещанию.
Нет, разумеется, не считаю, что фон Вейганд моментально смоется в неизвестном направлении, бросит любимую игрушку в чужом замке, не исполнит обещание о романтических поощрениях.