Страница 320 из 326
Накрываю его огромную ладонь своею, ничтожной и крохотной, аккуратно перемещаю выше, устанавливаю на требуемом месте.
— Тут, — шепчу глухо.
Толчок. Выразительный. Ощутимый.
Боже. Это что? Розыгрыш? Шутка? Это все, что угодно, только не истина, не настоящая реальность, не правда.
Еще один толчок. Четче. Жестче.
— Мальчик, — заключает фон Вейганд.
И опускается на колени. Перед кушеткой. Передо мной. Похоже на сон. Безумный, шальной, совершенно фантастический.
— Ты с ума сошел, — роняю судорожно, едва шевелю губами. — Это у меня от нервов. Ну, спонтанное сокращение мышц. Судорога. Спазм. Естественная реакция организма на стресс и перенапряжение. Не хочешь же ты сказать, будто мы зачали дитя в снегу. На кладбище. На гранитной плите, украшающей могилу одного из твоих предков. Сразу после кровавой оргии. Между трахом в рот и переломом ребер.
Тишина. Мрачная. Оглушительная.
И новый толчок. Мощный. Сильный. Особенно жесткий. Врезает изнутри так, чтобы сомнений совсем не осталось.
Жизнь. После смерти.
Мы это заслужили.
Чудо. Маленькое. Хрупкое. До боли настоящее. Громко и четко заявляющее свои права, врывающееся в мир, нарушая все до единого законы природы.
— Лора, — произносит фон Вейганд. — Ты беременна.
Что?
А?
Глава 25.4
Замок оперативно превращается в больницу высшего уровня. Самое крутое оборудование, агрегаты, соответствующие последнему слову техники. Специалисты мирового масштаба, врачи, которые известны на весь мир.
Плюс куча охраны по периметру. Система безопасности, которая лишнего комара внутрь не пропустит. Куча камер, сигнализации, датчики движения. Амбалы, внушающие ужас одним своим внешним видом. Беспилотники регулярно мониторят местность вокруг.
Короче, полный пакет. Полный фарш. Или как там правильно выражаются?
Создается впечатление, будто здесь будут проводить секретную операцию по спасению жизни десятка президентов. Но на самом деле тут просто примут мои роды.
Обычные роды, блин.
— Слушай, это же чепуха, — взываю к разуму фон Вейганда. — Я легко выжила и оправилась после нескольких жестких изнасилований. Сохранила дитя несмотря на прием лекарств и проведенные операции. Даже сломанные ребра никак не помешали. Потом я моталась по свету, совершала перелеты, ездила на автобусе по украинским дорогам, а там, прости за подробности, у мужика воды отойдут. И ничего. Порядок. Я работала на износ в Польше. Питалась всякой дрянью. Впадала в истерики. Рыдала. Да я плавала в зимнем море, чуть не утонула. Но таки выплыла. Простуду не подхватила. Здорова, аж самой удивительно.
— Нет, — раздается до боли предсказуемый ответ.
— Я просто хочу выйти, — буквально взвываю.
— Выходи, — пожимает плечами.
— На свежий воздух, — уточняю.
— Вперед, — явно скрывает подвох.
— За забор, — прощупываю почву.
— Нет, — опять натыкаюсь на глухую стену.
— Ну, пожалуйста, — трогательно хлопаю ресницами. — Ну, Алекс.
— Это не сработает, — хмыкает.
— Откажешь беременной женщине?
— Я не допущу никакого риска, — отрезает холодно.
— А что произойдет? — возмущаюсь. — Что в такой глуши случится?
— Я не буду проверять, — чеканит, лишая всякого выбора.
Демократия отменяется. Резко и сразу. Пусть территория вокруг замка позволяет совершать пешие прогулки, ощущение золотой клетки не отпускает ни на миг.
Пляж. Парк. Вроде бы все к моим услугам. Гуляй. Развлекайся.
Но я в заточении. Крылья крепко связаны за спиной.
Ладно. Что поделать. Не горю желанием рисковать.
Еще наломаю дров. По традиции.
— А с родителями, — закусываю губу от волнения. — Тоже ничего не выйдет? Я не настаиваю, просто хотелось бы показать им внука или внучку.
— Внука, — небрежно вносит ясность фон Вейганд.
И откуда такая феноменальная уверенность? Неужели успел на УЗИ все детали разглядеть?
Я хочу девочку. Кто рожает, тот и выбирает. Разве нет?
Сына не потяну. В отца пойдет. Второго такого мужчину не выдержу.
— Ох, — хватаюсь за живот и приседаю на ближайший стул.
— Что? — фон Вейганд бросается ко мне, склоняется, обеспокоенно изучает мое лицо, потом отдает приказ по-немецки, вроде как врача вызывает.
— Все нормально, — выдаю сдавленно. — Просто ребенок толкается.
Мальчик. Сомнения исключены. Девочкой быть не желает и твердо об этом заявляет. Ну, вот, что и требовалось доказать. Весь в папу. Еще не родился. Но уже все порешал.
Лидер. Другого не ожидаю.
***
— Я скучала! Господи. Как же безумно я скучала!
Бросаюсь на шею Андрею.
— Естественно, — сдержанно роняет мой бывший сутенер. — Я ничуть не удивлен подобному положению вещей.
Беднягу бросают мне на растерзание. Лучше малая уступка. Ничтожная жертва. Пусть на волю выйти нельзя, хоть позволят кого-то нового измучить. Заодно строгость здешнего режима сберегут.
— Вы очаровательны, — нежно треплю прежде ненавистного компаньона за пухлые щечки, не пытаюсь сдержать восторг. — Моя прелесть!
— Благодарю, — скупо бросает скромняга. — Как ваши дела?
— Прогрессирую, — расплываюсь в лучезарной улыбке. — Голоса в голове перестали мне отвечать. Я считаю, это успех. Заметный прогресс в моем излечении.
— Определенно, — кивает.
— Сколько лет, — выдаю радостно. — Сколько зим.
Кружу вокруг него аки акула. И вокруг собственной оси кружусь. Короче, ни в чем себе не отказываю и отрываюсь по полной.
Все же удобно быть чокнутой. Когда ты реально слетаешь с катушек, никто попросту не замечает разительную перемену, пребывает в абсолютном спокойствии относительно твоего психического состояния.
— Сколько сезонов «Жутко сопливых страстей» нам предстоит пересмотреть, — произношу нараспев. — Сколько альбомов группы «Комиссар» придется переслушать.
— Что это еще за группа? — в момент напрягается, чует беду.
Эх, сразу ощущается боевая хватка. А то! Шпионский талант не пропьешь.
— Прекрасная группа, — заверяю елейно. — Моя любимая. Вчера открыла, до сих пор остановиться не могу. Буквально затираю до дыр на повторе.
— Звучит страшно, — любимый зануда аж закашливается.
— Попрошу обойтись без поспешных выводов, — сурово грожу ему пальчиком. — Там целая коллекция общепризнанных хитов. «Любовь — яд», «Дрянь», «Падла». И это только лишь верхушка музыкального айсберга. Самый сок таится чуть глубже.
— Представляю, — кривится. — Примерно.
— Ой, нет, надо слушать, — набираю побольше воздуха в легкие и душевно затягиваю: — «Я тебе объявляю войну. Я вести ее буду без правил. Пусть осудят меня все вокруг…»
— Хватит, — ломается практически сразу. — Отложим.
— Ну, ладно, — беру его под руку. — Андрей, можно задать вам интимный вопрос?
— Я не…
— Очень откровенный.
— Не думаю…
— Даже грязный.
— Вряд ли…
— На грани.
— Это плохая затея…
— За гранью.
— Вы меня пугаете.
— Разврат.
— Лора.
— Реально.
— Да что там такого?!
Срывается. Слабак.
Какое разочарование.
Увы, нет в мире совершенства. Кроме меня, конечно. Кроме фон Вейганда, разумеется. Остальные жалкие подражатели. Бесцветные копии оригинала.
Я принимаю печальную истину. Иного не дано. Придется примириться со всей этой серостью, напрочь лишенной воображения.
Льну к Андрею, почти касаюсь его уха губами, нежно вопрошаю:
— Любите караоке?
***
Я изучаю картину. Долго. Внимательно. Придирчиво. Обхожу со всех сторон. Оцениваю с разного расстояния. Исследую под различными углами.
Мазня какая-то. Честно. Однако я не творец. Не художник. Ценитель хреновый, потому на истину в последней инстанции не претендую.
Многообразие красных оттенков. Причудливая игра света и тени. Вроде и есть некий сюжет. Суть. Смысл. Несколько выделяющихся фигур. Однако ощущение, будто правда ускользает, сквозь пальцы просачивается и утекает.