Страница 258 из 326
Я бы никогда не ушла.
Я бы даже не уползла.
Наверное, очень опасно впускать в себя другого человека. Вот так. В плоть и в кровь. До костей. По жилам и по венам.
А Дьявола уж точно впускать не стоит.
Да только он не спрашивает.
Приходит и берет. Жестко и жестоко. До синяков. До судорог. Погружает в свой неистовый огонь.
Я одержима.
Им.
Яростным.
Кипучим.
Моим.
— Алекс.
Даже не бормочу.
Не шепчу.
Молчу.
Но не в мыслях.
Не в безумных фантазиях.
Фон Вейганд оборачивается.
Надеюсь, я хоть немного умею смотреть. Ему под стать. Оставлять колюще-режущие ранения по всему телу без применения ножа.
Он чуть выгибает бровь.
Явно удивлен.
Несколько шагов.
Я перестаю дышать.
Я припечатана огромной мрачной тенью.
Надо же.
Ничего не меняется.
Лучшая могила — под твоим телом.
Он склоняется надо мной. От тяжелого дыхания бросает в дрожь. Он не трогает меня, но его близость действует как самый чистый спирт на земле.
— Этой ночью, — говорит тихо, но четко, так, чтобы могла слышать только я. — Будь в моей комнате.
— Что? — спрашиваю на автомате, не верю собственным ушам. — Что ты сказал?
— Будь голой, — чеканит холодно.
И отворачивается.
Уходит.
Отступает.
Гребаный палач.
Фразы по-немецки фоном. Фоном бой моей крови. Декорации вокруг подсвечены красным.
Я горю. И леденею.
Кислород покидает легкие.
Он покидает меня.
Только ненадолго.
Зверь голоден.
Глава 21.4
Я думаю о том, как легко Вальтер Валленберг признался, что нанял Стаса для моего совращения. Не отрицал, не отпирался. Как будто даже гордился своей идеей. Желал сообщить обо всем лично, понаблюдать за реакцией. Говорил невозмутимым тоном, словно о самых заурядных вещах. Словно так принято. Нанимать кучу мужиков, устраивать проверку на верность, обещать миллион за развод на секс.
Я чувствую себя подопытной зверушкой.
Я и есть зверушка.
В лаборатории нациста.
Закусываю губу. Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. До крови. И то, и другое. У меня все происходит примерно одинаково.
Я думаю о том, что сделает со мной фон Вейганд. За очередной нарушенный приказ. За очередную наглость. За откровенный вызов. Тысячи жизней мало, чтобы расплатиться.
Я пытаюсь.
Правда.
Я пытаюсь подчиниться.
Только не выходит. Спина не гнется. А может гнуться больше некуда. Или просто слишком болят колени. Хребет переломлен.
Я не могу шевельнуться.
Физически.
У меня отнимаются ноги.
Не хватает воли.
Сколько веревочке не виться.
Она обовьётся вокруг твоей шеи.
Однажды.
Я осторожно ощупываю горло, едва дотрагиваюсь кончиками пальцев, будто опасаюсь обнаружить открытую рану. Но я сталкиваюсь только с прохладной гладкой кожей.
Что чувствует человек за секунду до смерти?
Я плотнее затягиваю пояс на халате.
Еще не поздно все исправить. Наверное. Еще не поздно попробовать. Снова. Опять. На часах даже не полночь.
Я почти голая. Во всяком случае, под халатом ничего нет. Я почти на пороге его комнаты. Пока в своей. Но сколько здесь пройти? Пара шагов — и готово.
Четкого времени никто не сообщил. Вот и действуй. Вперед.
Я усмехаюсь. Нервно. Горько. На моих губах. Внутри. Вообще везде. Я содрогаюсь от промозглой сырости.
Бывает, ты не можешь сделать много.
Не можешь сделать ничего.
Ничего абсолютно.
Твоя свобода ограничена ледяным склепом.
Ограничена прутьями клетки.
Но хозяин у тебя один.
Ты сам.
Вот и решай.
Я поднимаюсь, подхожу к двери, медлю несколько невыносимо долгих мгновений, а после берусь за ручку. Единственный поворот спасет положение. Или усугубит?
Во рту ощущается медный привкус.
Дурной знак.
Так.
Если фон Вейганд хочет меня, пусть придет и возьмет. Я не игрушка, которая станет согревать ему постель по первому требованию. Сегодня — я не игрушка.
Пальцы дрожат. Лихорадочно вибрируют, стискивая дверную ручку.
Меня прошибает холодный пот.
Что же ты творишь?
Глупая девочка.
Глупая…
Где твоя смелость?
Где гордость?
Разум отключен.
Я застываю на распутье. На перекрестке всех дорог. А моя рука открывает дверь.
Поворот.
Толчок вперед.
Мое сердце не бьется.
Я смотрю и не верю.
Обман. Иллюзия. Галлюцинация.
Прямо передо мной.
Тот, кто отнимает дыхание.
Реальный. Живой. Настоящий.
Фон Вейганд.
Он возникает будто из ниоткуда. Из зияющей пустоты. Даже темноту вокруг раздирает на части. Мрачный и грозный, чуть сгорбленный. Будто дикий зверь готовится к атаке.
Я отшатываюсь.
Невольно.
Я делаю то, чего делать нельзя.
Убегаю.
Я бросаюсь назад, причем сама с трудом понимаю, зачем и куда. Я загоняю себя в ловушку, отрезаю путь к отступлению. Я просто повинуюсь порыву.
Никогда не дразните хищника.
Фон Вейганд настигает меня в момент. Обхватывает за плечи, бросает на кровать, наваливается сверху всем своим весом. Действует быстро и жестко.
Я вырываюсь, стараюсь освободиться, выскользнуть из-под него. Я не собираюсь сдаваться. Дергаюсь, извиваюсь.
Он слегка отстраняется.
Но я не успеваю перевести дыхание. Меня оглушает треск ткани. Плотный материал халата расползается на части точно марля.
Холод обдает мою взмокшую спину.
Вздрагиваю.
Мускулистое тело прижимается сзади, вдавливает в кровать, обдает жаром.
Я чувствую как сильно он возбужден.
Я чувствую его огромный член.
Я задыхаюсь.
Внутри становится больно.
Просто от ощущения.
От предвкушения.
Как будто он уже меня насилует. Раздвигает ягодицы и вгоняет свой гигантский вздыбленный орган до упора. Таранит снова и снова, раздирая внутренности.
Нет.
Боже, не надо.
— Нет, нет, — шепчу я. — Не так.
Крупные ладони опускаются на бедра, сжимают, заставляя принять необходимое ему положение, а раскаленная плоть упирается туда, где до сих пор мучительно саднит.
Фон Вейганд хочет именно мою задницу.
Никаких сомнений не возникает.
— Прошу, — всхлипываю. — Не туда.
Я дергаюсь. Борюсь с новой силой. Пытаюсь вывернуться, лягнуть ногой. Хоть как-то защититься, перевернуться, отползти в сторону.
Только все напрасно.
Он толкается вперед. Грубо и резко. Вбивает меня в постель. Не проникает, не овладевает. Просто наглядно показывает, кто здесь хозяин.
Я отчаянно сопротивляюсь.
Я еще на что-то надеюсь.
Я идиотка.
— Пожалуйста, — бормочу сдавленно. — Нет, не нужно.
Рычание.
Утробное.
Угрожающее.
Его зубы смыкаются на моей шее. Вроде бы играючи. Но от этого движения леденеет кожа. Так самец кусает самку перед покрыванием. За холку.
Я замираю, не смея шевельнуться.
Я вдруг четко понимаю: одно неверное движение — и он меня загрызет. Разорвет. Сожрет. В буквальном смысле. Без метафор.
Этот мужчина…
Нет.
Этот зверь жаждет моей крови.
Застываю. Замолкаю.
Я даже не рискую молить о пощаде.
Я обмякаю в его железной хватке.
Подрагиваю.
Беззвучно рыдаю.
Слезы градом бегут по щекам. Тело колотит озноб. Жилы стынут.
Я застываю в ожидании чудовищной боли.
Горячие пальцы проникают в мое лоно. Накрывают трепещущую плоть, раздвигают складки, продвигаются внутрь. Никакой нежности. Это не ласка. Это изучение добычи. Жестко. Властно. По-хозяйски.
Я дергаюсь.
И он кусает меня. Зубы врезаются в горло, входят в кожу до крови. Легко и просто, без чувств.
Я глотаю рвущийся на волю вопль. Затихаю. Моментально. Не осмеливаюсь бунтовать. Я сдаюсь.
Язык скользит по свежей ране, собирает алые капли.
Больше нет иллюзий.
Больше нет ничего.